Лой залетает в коридор вслед за нами и тут же уносится куда-то в лабиринты дома.
— Давай, мой руки и за стол, — командует Адель, повязывая передник, — совсем тебя заждались.
— Но я не опоздала, — пытаюсь оправдаться я, уже открывая кран.
Адель в очередной раз проявила чудеса кулинарной сноровки. Пользуясь случаем я отдаю должное и жаркому из кролика, и сырному салату, и хрустящим картофельным шарикам. И только когда сестра вносит огромный сливовый пирог, а дети вылезают из-за стола и отправляются потрошить гостинцы, мы можем поговорить.
— Как на службе? — она всегда задает этот вопрос. Сестра простить себе не может, что дар достался мне. Но я в тот момент действительно была сильнее — лихорадка не пощадила нашу семью, сократив её численность и подорвав веру в светлое будущее у отца.
— Хорошо, — я вгрызаюсь в пирог и зажмуриваюсь от удовольствия: вкусно!
— На следующие выходные приедешь?
— Нет, дежурю. Тебе уже скоро? — киваю на живот и Адель смеётся:
— Ты каждый раз об этом спрашиваешь. Если бы я знала дату рождения малыша, ты была бы уже в курсе.
— Я тоже был бы не против узнать, — вклинивается Джо, — равно как и то, кто же там прячется!
Мы весело смеемся, но моё веселье заканчивается быстро: грудь резко простреливает болью. Не удержавшись, я морщусь, чем и привлекаю внимание всех. Без исключения.
Первой отмирает Адель:
— Мейд, это то, о чём я думаю?
Понимая, что уже сдала себя со всеми потрохами, я киваю.
— Давно?
— Полтора месяца.
Я преуменьшаю срок, потому что знаю — если скажу реальный, сестра меня убьет. Но даже это не спасает. Адель бросает серьезный взгляд на мужа и прикусывает губу, а я замираю, уже зная, что сейчас услышу.
— Я смешаю настой, — с этими словами Джо разворачивает коляску и выезжает в коридор. Он мог бы не торопиться, если бы не знал, что сейчас будет.
Я бы тоже убралась куда подальше. Но не в этот раз.
— Мейд, ты совсем сдурела?! Или тебе прошлого раза недостаточно?!
— Это шесть лет назад было, — слабо отбиваясь я, уже признавая поражение.
— И что, ты забыла, как это?
Не забыла. Сложно забыть, когда твое почти бездыханное тело порталом переправляют в центральный госпиталь и на целый месяц ты оказываешься отрезана от всего мира.
Я никогда так больше не рисковала. Кроме этого раза.
— Мне было не до этого, — окончательно сдаюсь с потрохами я.
— А до чего?!
— Сертификация, сдача на правки, десять лишних дежурств, коллоквиум…
— По ночам у тебя тоже коллоквиум?
— По ночам я сплю! — не выдерживаю я и тут же жалею, углядев потрясение в сестринских глазах, — прости, не подумала. Но я действительно спала — по пять часов, больше не получалось. Когда же мне ещё и…
Адель молчит, гипнотизируя стену и я её понимаю: излитие нереализрванного резерва — то ещё испытание. А ей и Джо достаточно. Да ещё и беременность.
— Ну прости, — я дотрагиваюсь до хрупкой ладони с просвечивающими ниточками вен, — я завтра с самого утра к Тревору, оформлю контракт. До пятницы буду в порядке.
Cестра ничего не отвечает, но я уже вижу — гроза миновала. Да и Джо сейчас подтянется — а о его мастерстве и говорить не приходится. На его зелья очередь растягивается на несколько месяцев… зато я могу воспользоваться его услугами вне очереди.
Мы какое-то время сидим в тишине, пока вновь не раздается шум коляски.
— Вот, держи, — Джо протягивает мне склянку темного стекла, — по три капли перед каждым приемом пищи и пять — перед сном.
— Штормить не будет? — улыбаясь, я забираю зелье.
— Как будто тебе выбирать, — возвращает мне улыбку он.
Я остаюсь у сестры до позднего вечера. После обеда вожусь с детьми, помогаю их мыть и самолично укладываю, а после этого долго болтаю с Джо, сидя у камина. Я люблю здесь бывать — мне нравится и их спокойный уклад жизни, и мудрость мужа сестры, и их глаза, которые светятся любовью, когда они смотрят друг на друга. Наконец, когда колокольчик извозчика звенит у ворот, прощаюсь, напоследок дотрагиваясь до круглого живота Адель.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Сообщи, как доедешь, — просит она.
— Обязательно, — улыбаюсь я, махая рукой Джо.
Дорога назад уже не кажется скучной. Глядя в темное окно, я улыбаюсь, вспоминая подробности вечера. И все-таки семья — это здорово. Жаль, у меня такой не будет.
Дознаватели редко выходят замуж — этому не способствует ни специфика работы, ни сама ипостась страшного одаренного. Странно как — темные века остались в прошлом, только люди из них не все вышли. Вот и пожинаем плоды работы инквизиции в виде оплеух жизни и шарахающихся людей, стоит им только узнать, кто мы.
Надо бы узнать у Максвелла, как инквизиторы относятся к тому, что им сохранили старое название.
До дома доезжаем почти без приключений — лишь единожды экипаж заносит и по привычке я вцепляюсь в ручку, прикрученную у окна. Но возница ловко выравнивает ход и через полчаса тормозит у скрипучей калитки.
А в соседнем доме горит свет.
Глава 2
Утром я не дожидаюсь гудка паровоза — вскакиваю, когда небо на востоке едва начинает окрашиваться в цвета солнечного королевства. Вливаю в себя горячий чай вприкуску с купленным позавчера печеньем, набрасываю шубку и выскальзываю из двери ровно за мгновение до того, как у дома тормозит экипаж.
— Как обычно? — крепостной извозчик уже знает мой маршрут.
Но я машу головой:
— Нет. Вначале к Тревору.
Стоит мне только захлопнуть дверцу, как экипаж трогается с места. Возничий знает, куда — “к Тревору” рано или поздно ездят все — и дознаватели, и инквизиторы. Правда, не всегда успешно, но что уж есть…
Мне должно повезти.
Мы тормозим у светлого особняка со стрельчатыми окнами, но я не стремлюсь к главному входу — наоборот, обхожу дом слева и по каменным скользким ступеням спускаюсь в подвал. На стук дверь почти сразу открывается и первым, кого я вижу, скользнув внутрь — огромного рыжего кота.
— Привет, Тревор! — улыбаюсь я, уже почесывая усатого за ухом. Тот сыто щурится и, подумав, начинает урчать.
— Мейделин?
— Привет, Нейт, — оборачиваюсь, улыбаясь.
Хозяин лавки магических зелий и по совместительству этого шикарного особняка — мой приятель. Когда ты оказываешься в городе, отрезанной от своей семьи, поневоле приходится заводить знакомства.
Нейт на эту роль подошел отлично.
— Какими судьбами? — продолжает уточнять зельевар, мягко двигаясь вдоль прилавка. Он уже видит — его лаборатория является рабочей зоной, а значит, наши эмоции на виду. И пусть у него только второй уровень эмпатии — этого хватает.
— Мне бы контракт… — почти прошу я, уже видя, как поджимаются его губы.
— Контракт… — повторяет он и я чувствую исходящую от него волну сомнения, смешанного с какой-то растерянностью, — не уверен, что в этот раз смогу помочь.
— Почему?
Я растеряна: Нейт был моей последней надеждой. Без неё мне…
— После того, как уволился ваш инквизиторский состав, мои люди неохотно берут заказы.
— Это как-то связано?
— Понятия не имею, — мужчина смотрит на меня, а его руки под прилавком перебирают флаконы, — я пытаюсь выяснить, но пока глухо. Может, тебе пока…
— У меня есть, — отказываюсь я, натыкаясь на понимающий взгляд:
— Джо, да?
Киваю.
— Как он?
— Хорошо. Ждет, пока Адель подарит ему третьего.
— Да ты что? — темные глаза Нейта теплеют, по краю радужки пролегает золотистый ободок, — как родит — передавай поздравления. И… скажи, после нового года заеду.
— Хорошо.
Я уже поворачиваюсь, чтобы уйти, как в спину мне летит:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Давай всё-таки попробуем. Но без гарантий.
У меня с плеч будто скала сваливается — все-таки есть шанс… остаться человеком.
Подписав все необходимые бумаги, я выбегаю из мастерской. Извозчик терпеливо дожидается у ворот. Он в курсе нашей специфики, поэтому лишних вопросов не задает — лишь когда я оказываюсь рядом, задает вопрос:
