Ричард обернулся. Его слегка покоробил упрек священника. Брат Томас стоял в проеме двери. Ричард сделал приглашающий жест и окинул гостя внимательным взглядом. Ему показалось, что брат Томас выглядит куда более цветущим и преуспевающим, чем пять лет назад. Об этом свидетельствовали и одежда святого отца, и его осанка.
– Я не видел причины оставлять свое служение, брат, когда еще мог приносить пользу ордену, – отвечал он.
– А как же ваша жена? – спросил священник. – Следовало и о ней подумать.
Ричард помолчал, затем неохотно объяснил:
– Письма от брата убедили меня, что в мое отсутствие о ней хорошо заботятся. Насколько я понял, к настоящему моменту недуг… еще не отступил и она может меня не узнать.
– Это так, – пробормотал брат Томас и покачал головой. – Это так, несмотря на жертвы, какие вы принесли Господу.
Тамплиер отвел взгляд, и Ричард не понял, есть ли в этих словах еще один упрек. Да это и не имело значения. Смысл того, что он увидел в Хоксли по возвращении, был ясен без комментариев: его грех столь велик, что даже пять пет служения Богу душой и телом не могли его искупить. Если бы он заслужил прощение, Элинор исцелилась бы.
– Но такова Божья воля, – добавил брат Томас. – Однако вам не следует слишком долго откладывать восстановление вашего семейного союза. Это будет не слишком прилично.
– Тем не менее я не хочу выводить жену из равновесия, разбудив ее ради встречи со мной. Ее кузина объяснила, что Элинор отдыхает и ее нельзя беспокоить.
– О да! Леди Маргарет очень печется о покое своей кузины. Может быть, даже слишком печется, – со смиренной улыбкой заметил брат Томас. – Теперь, когда вы вернулись, следует умерить влияние этой женщины.
Ричард опять помолчал, удивленный враждебностью, которую брат Томас, похоже, испытывал к Мег. Ведь она, как Ричард успел заметить, была очень предана Элинор. Следующий вопрос он задал самым безразличным тоном, на какой был только способен:
– Вам известна ее история? Мне кажется странным, что дочь графа проводит свои молодые годы вдали от света, ухаживая за родственницей в захолустном поместье.
– Совсем напротив: ей повезло, что она оказалась здесь. Она – великая грешница.
– Грешница? В чем же ее грех?
– Успокойтесь, она не навредит вашей жене, – отвечал брат Томас. – Просто леди Маргарет истинная дочь Евы. – Монах поднял взгляд на Ричарда: – У меня было совсем мало сведений, когда она появилась здесь два года назад, но все же я знал, что она вступила в незаконный союз с мужчиной низкого происхождения. Эта соблазнительница добровольно пожертвовала своей честью.
Ричард сумел скрыть изумление.
– И что же привело ее в Хоксли?
Брат Томас неловко откашлялся.
– Как можно было предполагать, граф, ее отец, был весьма недоволен таким проступком и в качестве наказания заключил леди Маргарет в монастырь. Когда предыдущая сиделка леди де Кантер умерла, ее отправили сюда. Граф полагал, что скромное положение научит ее повиновению и заставит раскаяться в собственном безнравственном поведении. – Монах покачал головой: – Боюсь, ничего хорошего не получилось.
– Пожалуй. Клянусь, я не заметил, чтобы ее обуревало раскаяние, – отозвался Ричард, припомнив гневные взгляды и резкие слова Мег.
– Именно так, именно так. Она слишком горда, особенно если учесть ее положение. Однако можно надеяться, что под вашей властью ее манеры улучшатся, и вы сумеете добиться успеха там, где я потерпел поражение. Следует признать, что мои еженедельные визиты в Хоксли, имеющие целью способствовать ее исправлению, не дали результатов.
Ричарду снова пришлось удивиться:
– Боюсь, я не совсем правильно вас понял.
– Разумеется, я имею в виду наложенную на нее телесную епитимью, – с некоторым смущением пояснил брат Томас. – Еженедельное умерщвление плоти для очищения души от страшного греха, которым она себя запятнала. В подобных случаях это обычная мера, освященный и санкционированный путь возврата к Богу после тяжелых проступков. – Монах вперил в Ричарда оцепенелый взгляд: – Как рыцарь ордена тамплиеров вы должны быть знакомы с такой практикой.
Ричард, не отвечая гостю, прошел к камину, пошевелил угли и подкинул дров в огонь. Грудь сдавило при мысли об описанных братом Томасом испытаниях – регулярных бичеваниях в назначенное время, которые, чтобы очистить душу грешника, исполнял глава приората. Иногда били палкой по спине или ладоням, в других случаях применялся хлыст. Ричард невольно задумался о том, что выбрали для Мег. При мысли, что ей тоже пришлось страдать, его кулаки невольно сжались, но он взял себя в руки и не позволил чувствам отразиться на лице.
– Конечно, я знаком с этим обычаем, брат Томас. Просто я представить себе не мог, что леди Маргарет подвергли такому наказанию. Она здесь уже два года – срок, достаточный для искупления.
– Ее преступление было тяжким. Она не только подвергла опасности геенны огненной свою бессмертную душу, но и лишила своего отца возможности выгодно выдать ее замуж, о чем уже был заключен договор. Именно ее отец рекомендовал такую епитимью аббатисе монастыря, куда первоначально поместили леди Маргарет. Когда она появилась здесь, эта обязанность перешла ко мне.
– Понимаю. – Ричард швырнул в огонь последнее полено и стал спиной к огню. Он отлично знал, что не станет делать ничего подобного, но все же сказал: – Значит, теперь я должен надзирать за выполнением этой… обязанности. Однако вы должны знать, что мне самому неведомо, сколь долгое время я проведу в Хоксли. Я не получил от великого магистра никаких распоряжений. И я не был официально освобожден от службы в рядах тамплиеров.
Брат Томас нахмурился:
– Да-да, великий магистр… Э-э-э… Это еще одна тема, которую я надеялся обсудить с вами.
– Значит, вы что-то слышали? Ему удалось покинуть Францию?
– Да, до нас дошли кое-какие новости. Как раз вчера утром.
– Какие же?
– Как ни прискорбно, но нам сообщили, что Жак де Моле был арестован утром тринадцатого октября, а с ним еще несколько тысяч тамплиеров: сержантов, приоров, рыцарей и братии. Всех схватили в один день. – На мгновение брат Томас замолчал, по его лицу промелькнуло странное выражение, он добавил: – Вы, сэр Ричард, известны своим боевым искусством, тем не менее ваше спасение – необыкновенная удача, ведь бежать удалось лишь жалкой горстке наших братьев.
Ричард стиснул зубы. Перед глазами всплыли мрачные картины той ночи в Нормандии – буря, бешеная скачка, неизвестность… В душе снова поднялась волна бессильного гнева.
– Арест великого магистра тринадцатого числа был двойной несправедливостью, – продолжал брат Томас, – ведь он получил этот пост всего за день до этого, на похоронах свояченицы короля Филиппа, Екатерины де Валуа.
Ричард удержал проклятие, готовое сорваться с его губ, и задал наконец вопрос, который терзал его с того страшного дня:
– Но почему тамплиеры? В чем нас обвиняют?
– Ересь и безнравственность всего ордена в целом.
– Что?
Покачав головой, брат Томас подошел к окну и выглянул наружу.
– Я знаю, в это невозможно поверить, но это так.
– Неужели папа не потребовал прекратить беззаконие? – внезапно охрипнув, спросил Ричард. – Земные короли не властны над рыцарями-храмовниками. Почему же его святейшество не осудил действия короля Филиппа против тамплиеров?
– Он осудил, но обвинения очень тяжелы… – Монах обернулся и посмотрел прямо в лицо Ричарда: – Дело осложняется тем, что некоторые из арестованных уже признали свою вину в преступлениях. Без сомнения, под воздействием самых крайних методов.
– Пыток. – Ричард произнес это утвердительным тоном, и брат Томас отвечал с горячностью, которая выдавала его гнев, а может быть, и страх перед событиями:
– О да. Французский король ничем не ограничил своих палачей. Конечно, суетно так говорить, но если тамплиеры и дальше будут признаваться, то волна возмущения орденом может достичь и наших берегов.
Ричард вцепился в обивку кресла. Таких известий следовало ожидать, но слышать о них как о свершившемся факте было куда тяжелее.
– Что мы станем делать, если наш король Эдуард откликнется на призыв французского монарха? Он молод и лишь недавно на троне. Говорят, он легко поддается влияниям, вдруг его убедят присоединиться к гонениям против рыцарей-храмовников? – Брат Томас замолчал. На его лице появилось загнанное выражение. С трудом сглотнув, он продолжал: – Большое количество братии в Англии, включая и меня, не принадлежит к сословию воинов. Мы никогда в жизни не брали в руки оружия. Во Франции было то же самое. Они пошли на заклание, как агнцы. Что будет с нами?
Ричард долго не отвечал, но наконец решение выкристаллизовалось в его голове:
– Брат, я могу сказать только о своей линии поведения. Я бежал, пытаясь спасти часть имущества ордена и, не буду отрицать, собственную жизнь. Больше я никуда не побегу, даже если инквизиция явится к самым воротам Хоксли.
