«Не смотри на меня так!», — прошу я мысленно, вглядываясь в легкую, одними уголками губ улыбку.
Сердце, тут же прореагировав, глухо подскакивает. Это больнее всего! Невыносимо!
«Не позволяй банальному физическому желанию развиваться в привязанность и потребность твоего общества!», — обращаюсь и к себе, и к нему, но понимаю, что он не услышит и не поймет по выражению моего лица. Хотя, что уж там, его кроме Лены физически вряд ли кто-то привлекает!
Илья внезапно отворачивается и бредет к скамье, подхватывает пальто. Я заворожено, как примагниченная, наблюдаю за перекатывающимися сквозь рубашку мышцами. Он двигается с кошачьей грацией несмотря на крепкую, типично мужскую фигуру: широкий разворот плеч, узкие бедра, обтянутые тканью брюк ягодицы… «А спереди у него все так же прекрасно?» — Крутится в голове.
— Идем? — торопит Илья с решением и разворачивает корпус назад, ко мне.
Я подскакиваю на месте, поднимаю взгляд. Он же не заметил, куда я смотрю?! Стыдоба какая…
— Куда? — лепечу практически беззвучно, потеряв нить разговора.
Уши начинают предательски гореть. Впервые жалею, что укоротила стрижку, ведь если уши покраснеют, станут очевидными мои распутные мысли.
— Я подвезу тебя, — говорит Илья такой интонацией, словно его предложение — это само собой разумеющееся. — Или тебе еще нужно что-то здесь?
И я выдыхаю с облегчением. Он не заметил…
Илья заинтересованно наклоняет голову и не разрывает длительный зрительный контакт, пока я сама от неловкой тишины не отвожу взгляд. Снова эта ужасно неправильная игра в гляделки. Весь вечер мы только и наблюдаем друг за другом. Кто хищник? А кто из нас жертва?
— Уже стемнело… — поясняет он и кивает мне за спину.
Я послушно оборачиваюсь. За окном взаправду сплошная темень.
— Действительно, — удивляюсь я. Как же мимолетно сокращается день. Стоит ли соглашаться?
Конечно, так быстрее и комфортнее, но все же…
— Я переоденусь и вернусь… — наконец решаю я.
И торопливо скрываюсь за дверью своего кабинета. В сумраке комнаты я наспех стягиваю тренировочный наряд и влезаю в джинсы и кофту, оставив все прежние вещи на стуле, а туфли, уже переобувшись, подпихиваю мыском сапога под стол. Только накинув куртку и шарф, я включаю свет. Когда уже привезут эти идиотские жалюзи, а то невозможно спокойно переодеться!
Достав из сумки влажные салфетки, пудреницу с зеркалом на крышке и гигиеническую помаду, оцениваю свое отражение. Как и предполагала, с непривычки я сильно вспотела: волосы тонкими ниточками прилипли к лицу. Откинув пряди и взбаламутив пальцами прическу, стираю блеск кожи салфетками, слегка припудриваю щеки и лоб и наношу на губы бальзам с банановым запахом.
Терпеть не могу, когда осенью и зимой постоянно трескаются губы.
Я хватаю куртку с сумкой и, обмотав плотно сначала шею шарфом, а затем накинув куртку и поверх нее сумку через плечо, выскальзываю в зал.
Илья, спрятав руки в карманы пальто, рассматривает фотографии моих учеников на стенде.
— Ты обучаешь и взрослых, и детей? — спрашивает он, не обернувшись.
Наверное, по шуму шагов или закрывающейся двери понял, что я вернулась.
— У меня высшее педагогическое, в конце концов. Ради этого я и ушла из спорта.
Я застегиваю куртку, протянув собачку молнии вверх, и жду, пока Илья закончит обзор. Он молчит, двигается на шаг в сторону каждый раз, пока не заканчиваются фото.
— На сцене ты выглядишь изумительно, — бросает Илья безэмоционально, но для меня это оказывается наиприятнейшим комплиментом.
— Ну что, ты готова?
Илья пристально смотрит на меня снизу вверх. Он без шарфа, не застегнул пальто.
— Да… — отвечаю я.
И он направляется в коридор, к двери. Я ненадолго замираю, а затем пускаюсь в бег к выключателю на стене. Свет следом замедленно потухает. В коридоре Илья выключает освещение сам и приоткрывает дверь, чтобы не было слишком темно. С его стороны это очень внимательно, потому что споткнуться можно и на ровной дороге.
Вечер оказывается более теплым, чем день. Ветер не пронизывает насквозь, дуя изредка приятными порывами. Всюду мигают вывески, ярко сияют фонари. Асфальт украшен тонкой кромкой льда, из-за чего осенние сапожки чуть скользят.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я осторожно переступаю ногами, боясь навернуться. Так ведь и сломать чего можно…
— Ты пытаешься таким образом за мной поухаживать? Или загладить вину за свои странные метания в поведении? — бормочу Илье в спину, пока мы обходим череду зданий с магазинами к зоне парковки.
Он низко посмеивается. Какой же сексуальный смех!
— Отчасти. — Я не понимаю, что именно наполовину, но не решаюсь узнать. — Это дружеский жест.
«Только для тебя дружеский», — отвечаю я, не выдавив и звука. Когда-нибудь кто-нибудь все же сможет вытеснить Лену из твоего сердца или хотя бы мозга…
С протяжным скрежетом шпильки я подворачиваю на льду ногу и, чертыхнувшись, наваливаюсь вперед. Илья внезапно оборачивается, подхватывает меня за локоть и плечо. Я попадаю в его объятия. То ли испуганная чуть не случившимся падением, то ли теплотой его дыхания на волосах, я замираю, лишившись воздуха.
— Ты чуть нас обоих не снесла с ног. Будь осторожней. — Доносится его мягкий голос.
Илья своими сильными руками вынуждает меня переступить ногами и встать ровно. Щиколотка отзывается ноющей болью, не дает твердо опираться на ногу. Плюс каблуки увеличивают нагрузку.
Я щурюсь от боли и резко вдыхаю воздух.
Чувствую себя разбитой, ведь у нас никогда ничего не получится. «Почему Лена? Почему не я?» — Вскидываю голову и смотрю в зеленые глаза, поблескивающие от света фонаря.
Как же я тебя ненавижу!.. — Так и хочется прошептать, но чем это поможет, разве что покажет мою глупость? Господи, не только ты мечешься по какой-то причине, но и я не могу принять или оттолкнуть свои чувства. Как, черт возьми, поступить?
— Сильно болит? — задает вопрос Илья, прерывая мою мысленную тираду, и заменяет объятия поддержкой. Он, скользя ладонью по спине, стискивает плечо, а другой рукой обхватывает локоть. — Идти сможешь?
Беспокойство в голосе, в глазах, даже в изгибе приоткрытого рта вынуждает меня, чтобы не улыбнуться радостно, сжать губы. Я смыкаю веки в ожидании, когда приступ безмятежного восторга покинет меня. Как же хочется запищать от счастья! Пусть Илья лучше думает, что я оцениваю свои ощущения.
— Немного… — привираю я, намеренно корча болезненную гримасу, изображая при этом часть окружности стопой.
Илья, кажется, верит. В зеленых глазах плещется сочувствие. А не зря я в школе в актерский кружок-то ходила! Успех есть!
На самом деле, лодыжка беспокоила не больше минуты, и теперь боль стихла окончательно. Но признаться — означает лишиться толики этого внимания.
Илья поддерживает меня, делает маленький шаг вперед, и я следом прихрамываю. Было бы странно, если бы я сразу пошла, как ни в чем не бывало. Ощущаю щекой его ровное дыхание, чуть расстроившись от понимания, что эта близость никак его не взволновала.
А меня всю колотит внутри. Интересно, это его тело дополнительно согревает? Или меня бросает в жар от волнения и трепета?
В такой манере, приобнявшись, мы медленно шагаем к его машине. Люди в любопытстве поглядывают, шушукаются, но меня это совсем не волнует. Я с ужасом понимаю, что скоро приятный момент закончится, а когда будет следующий — никак не узнать заранее. Да будет ли вообще? Чем ближе мы к авто, тем меньше я прихрамываю, ступая на ногу увереннее. Любой бы, наверное, уже отпустил, возмутившись, но Илья так внимателен…
«А какие моменты были у них с Леной?..» — Появляется мысль, вызывающая сковывание желудка.
Илья тут же, будто прочитав мои размышления, отнимает руку, поддерживающую локоть, от чего я непроизвольно издаю отчаянный стон; следом слышится пронзительный писк. Фары авто приветливо подмигивают, в лобовом стекле мигает красная точка с равной периодичностью. Сигнализация замолкает, и Илья подталкивает меня к пассажирскому сиденью, как маленькую девочку усаживает, застегивает ремень. Закрыв дверь, он быстро шагает к водительскому креслу и усаживается на свое место.
