«Кончается, кончается, кончается…»
Кончается, кончается, кончается
Последний год из тех шести годов,
А как вначале было не отчаяться,
Когда проклятый скрежетал засов?
И койка всё безвыходнее вздрагивала,
И всё привычнее был звяк ключей,
И всё верней воронка та затягивала,
В которой сам не свой да и ничей.
Кончается, да только память хваткая
То мукой отзовётся, то виной,
То милою погибшею тетрадкою,
То с другом пересылкою ночной.
Кончается, да только сон обрывистый
Присвистнет надзирательским свистком,
Или несём парашу и не вынести,
И что-то там ещё, ещё потом…
1975
«Где корки хлеба да объедки…»
Где корки хлеба да объедки
Баланды в бочках, что ни день,
Не молкнет птичья дребедень —
Как в развесёлой оперетке,
Танцуют, скачут, говорят,
Посвистывают, напевают,
То вразнобой, то все подряд,
То ссоры, драки затевают,
Безостановочно клюют,
Взлетают и опять садятся.
А, может, о цене рядятся?
Знай, покупают, продают?
На этой ярмарке народ
Всё тот же — воробьи, сороки,
Чей хвост трубой, а руки в боки.
Синицы пляшут взад-вперёд,
Ворона, мелкий люд спугнув,
Усядется, кусок послаще
И пожирнее схватит в клюв,
И, глядь, мелькает где-то в чаще…
И так все дни, и месяца,
И годы — тот же свист и говор,
Едва плеснёт отбросы повар,
И нету этому конца…
1973,
Мордовия
Лене
Вышла замуж за тюрьму
Да за лагерные вышки —
Будешь знать не понаслышке —
Что, и как, и почему.
И в бессоннице глухой,
В одинокой злой постели
Ты представишь и метели,
И бараки, и конвой.
Век двадцатый — на мороз
Марш с киркой, поэт гонимый!
Годы «строгого режима»:
Слово против — дуло в нос.
Но не бойся — то и честь,
И положено поэту
Вынести судьбину эту,
Коль в строке бессмертье есть.
Только жаль мне слёз твоих
И невыносимой боли
От разлучной той недоли,
От того, что жребий лих.
1970,
Тюрьма КГБ, Литейный, 4
Сон
Море злое, белый прибой,
Ярый грохот, дальний раскат,
На песке мы одни с тобой,
Я во сне и тому-то рад.
Пена жадная с лёту бьёт,
Как пустынно, дико вокруг!
Хоть бы чайки плач и полёт
Иль бездомного пса испуг…
Никого. Мы одни с тобой.
Мы прижались плечом к плечу.
Море злое, белый прибой…
Я иной судьбы не хочу.
1971,
Мордовия
«Обними меня крепче…»
Обними меня крепче.
Приди
В мои сны.
Ты сумеешь ли это?
Снится мне у тебя на груди
Сон про город и холод рассвета.
Слышу голос знакомый без слов,
Вижу взгляд роковой и наивный.
Ты пришла, ты услышала зов,
Мы с тобой и во сне неразрывны.
1973
«Душа устала. Сникли строки…»
Душа устала. Сникли строки,
Тоска не сгинет ни на час,
И снова женские упрёки
Казнят — уже в который раз.
От их жестокости упрямой
Не уберечься всё равно,
Когда судьбой и кровью самой
Неотделимы вы давно.
И вновь глаза заглянут в очи,
И шёпот скажет обо всём,
И заблестят глухие ночи
Златым Зевесовым дождём.
1973
«Только видеть тебя…»
Только видеть тебя,
держать твою руку в своей,
И пусть носит метро,
пусть автобусы скачут,
И маячит прощальное золото
дальних церквей,
Дни и ночи маячит.
Только видеть тебя,
держать твою руку в руке
И иссохшимся ртом
хватать воздух внезапный и шалый.
Это было
и светит ещё на листке —
Только видеть тебя —
о, Господи Боже, так мало…
1977
Переговорный пункт
То Петропавловск на Камчатке,
То Брянск, то Киев, то Москва —
О, как пронзительны и кратки
Все торопливые слова!
Но в той кабине полутёмной,
К мембране жадно прислонясь,
Страны невиданно огромной
Невидимую чуешь связь.
Сквозь выкрики телефонистки,
Сквозь семафоры, шпалы, дым —
Родимый, дальний голос близкий
Здесь, въявь, наедине с твоим.
1975
«В Сибири татарским прозваньем…»
В Сибири татарским прозваньем
То речка звенит, то сельцо,
Раскосым лихим зазываньем
Пахнёт, как пожаром в лицо.
Ударит о берег Тубою,
Тобратом на горы взбежит,
Тайгою, как древней ордою,
В ночи загудит, задрожит.
1974, Курагино
«Река встаёт и громоздится…»
Река встаёт и громоздится,
Белея медленно кругом,
И лишь у берега дымится
Вода и лезет напролом.
К ней по истоптанному спуску
Идут, сбегают второпях,
И веет стариною русской
От коромысла на плечах.
Виденье призрачной эпохи,
Что разве в сердце и жива,
И вёдра тихие, как вздохи,
Качаются едва-едва…
1973,
Курагино
«Деревеньки мои, деревушки…»
Деревеньки мои, деревушки —
Коромысла весёлого дужки,
А уж вёдрам и шатко, и зыбко,
В каждом солнце играет, как рыбка.
Деревушки мои, деревеньки,
На завалинке старушки-стареньки,
А над рекой то березник, то ельник,
А на плоту Иван Гладких да брательник…
1975
«Дрожью бьющие туманы…»
Дрожью бьющие туманы,
Шатких листьев вороха,
И хозяйка утром рано
Зарубила петуха.
После куры кровь клевали,
Клочья пуха и пера,
Осень отливала сталью
Брошенного топора.
1974,
Курагино
«Задравши хвост, телёнок скачет…»
Задравши хвост, телёнок скачет,
Трава на солнце вновь блестит,
И с курами петух толмачит,
И лёд по речке шелестит.
И лодку сталкивая в воду,
Свой наготове шест держа,
Рыбак кричит мне про погоду,
Про льдины, что плывут, кружа.
1973,
Курагино
«Сегодня утром лист пошёл…»
Сегодня утром лист пошёл —
По всей тайге, куда ни глянешь,
Слетает осени в подол
Медь, золото, багрец, багрянец.
И речка ловит на ходу
И гонит вдаль напропалую
Свою добычу золотую
У всех деревьев на виду.
И под ногами впрямь горит
Земля медлительно и пышно,
И каждый шелест говорит
Так явственно, что всюду слышно.
1974,
Курагино
«Я сослан к вам, леса притихшие…»
Я сослан к вам, леса притихшие
И шелестящая река,
К вам, дальние луга, постигшие
Коровий звон и рёв быка.
К вам, горы, полукругом брошенные
И убегающие вниз,
Да к вам, избушки перекошенные,
Что у забора собрались.
Брожу по берегу отлогому,
По долгим улицам села,
В глаза святому лику строгому
Гляжу сквозь сумерки стекла.
А небо тёмное разостлано
В ночи, в пыланьи звёздных стай,
И звёзды те же, словно сосланы
Со мною вместе в этот край.
1973,
Курагино
«Перестал ходить паром…»
Перестал ходить паром,
Обивает снег пороги,
Баба тыкву на пороге
Рубит длинным топором.
Сыплет семечки на печь,
Разгораются уголья,
Пересыпанная солью
Русская играет речь.
А за окнами бело,
В белом крыши и заборы
И далёкие просторы,
Где вчера ещё мело.
1973,
Курагино
«По Тубе пошла шуга…»
По Тубе пошла шуга,
По судьбе пошла туга,
И парому не пройти,
И до дому нет пути,
Уплывает хмурый лёд,
Убывает птичий лёт,
И снега кругом, снега.
По Тубе пошла шуга…
1974,
Курагино
«Маетный запах бензина…»
Маетный запах бензина.
Окрик вороний скрипуч,
