мглу заоконную.
Трепетали в углах скомканные клочья ночи.
Уязвленно и пытливо моргали углы комнаты…
Вдруг раскрылась дверь.
Вошла тусклая Пустыня…
Как шлейф шуршал песок у порога.
Пустыня раздвинула ребра мои и простерлась в сердце моем.
Как шлейф шуршало сердце в песках…
Я угорел Пустыней: –
– Все морщины тревожно собрались на лице моем. Глаза насторожились косо. Веками стряхнул слезы. Стиснул губы.
Зубами врезался в сердце!
* * *
– Довольно!!!: –
И я из флакона выплеснул чернила в лицо зеркала!
– Черный ответ.
* * *
– На, Зеркало… Возьми эти клочья и вытри черные слезы.
Стекало и запекалось.
Обряд на полуночи
Канеда-сану.
27 ст. ст. Январь 1918.
Звезды зябли на сучьях осенней мглы.
Продрогли звезды и мигали. –
Качались во мгле…
По земле – внизу шарил ветер в засохшем…
Камень скатился в откос и – как вкопанный, – стоит внизу. –
К нему подползают волны, омывают, причесывают его мох.
Камень не хочет ласки и в брызги дробит волны.
* * *
Какой-то человек прошелся по берегу…
Он стеком водит по волне, бороздит, – язвит ее…
Морщинится волна…
…Вдруг человек чиркнул спичку, взглянул на часы, надел монокль на левый глаз и пошел в море.
* * *
И – утонул в нем.
…Монокль скатился с его глаза.
Какая-то рыба клюнула часы и стала играть у лица его…
Визитку царапали крабы…
154
29 Января 1918 года.
Скорбь новоселья
Очерк чрезвычайного квартиранта
Варваре Статьевой.
Я вошел в новую комнату.
Серафима – жена моя, – сказала, – что ночь… темно.
Пусть так!..
Но ведь Март начинает ночью.
* * *
Новоселье справлю как-нибудь в сумерки: –
Жену отправлю в кинематограф и тихонько, втихомолку, справлю новоселье…
А если кто-нибудь войдет в те сумерки я крикну, сквозь зубы:
– «Крючок, мне помешали!»
– «Веревка, ты очень длинна!»
– «Петля, ты слишком послушна!»
Пришедшему суну руку и выжму улыбку:
«– Здравствуйте, почему вы вошли в сумерки?.. Разве так можно! – Надо вечером, когда зажигают лампы, когда ноги над полом… Давайте, впрочем, повесим на крючок веревку, просунем в петлю сумерки и чиркнем спичку…»
* * *
Когда он уйдет я буду читать хрестоматию какую-нибудь…читать… пока не заплачу… заплачу… заплачу, а, может быть, пойду в кафе или в церковь…
Или все-таки повешусь, несмотря на то что ночь.
Горбатый любовник
Глубоко-много-щедро любимому моему Шурочке Левитану.
Она жадно целовала его горб и рдяные ее волосы осыпались на его плечи и шею.
Он скорченно улыбался в подушку. Зажмурил глаза пристально и скорбно. А губы дрожали и сохли.
Она грудью льнула к его коленям и багровые волосы ее осыпали его ноги и живот.
Он улыбался и улыбка сводила лицо.
Она шептала бредно безумные слова ласкала чадно урода. Он моргал, четко вслушиваясь в бред ее.
Она отдалась ему…
…Он покинул ее пышное тело, насытившись… и горбом оттолкнул ее грудь.
Задремал усталый горбатый.
А она металась в желании… Прильнула к спящему.
Вздрогнул и снова горбом оттолкнул ее грудь.
Женщина слезами смочила его горб…
Вдруг вскочила; быстро оделась.
Накинула боа и подошла к спящему.
Нагнулась – поцеловать прощально любовника… Но вдруг вскочила и со злобой каблучком ударила его в горб.
«– Прощай!.. Я разлюбила ваш горб!.. Никогда больше не ласкать его… Пусть ваш горб лижет собака!!!»
– Горбатый натянул простыню на горб, сжал губы, заморгал и умер… причем съежился насквозь.
…Осенью черви дырявили его гроб. А на крест спадали рдяные, багровые листья клена.
Звезды и цифры
Эту Мартелию Валентине Михайловне Балицкой дарует Автор.
Считайте звезды!
Если Вам больно, –
Если тебе одиноко, –
Забудься в звездах
И цифрах!
Если вдруг,
Спадет звезда, –
Сердце вздрогнет –
И зрачки задрожат
– Не считайте, –
Пропустите падшую звезду!
Когда устанете, –
задерните веки –
усните!
В снах нет
Звезд!
– В снах не нужны цифры!
Там не одиноко:
– Всегда есть – Другой
Там – боль –
из яви, от тела.
Изумрудные черви*
…И ПРОКЛИНАЯ ТЕБЯ
СЛАВЛЮ ИМЯ ТВОЕ.
СЛОВО ВТОРОЕ
В омуте зеркал
29 Май ст./ст. 1917 год
С.-П.-Б. Крест. остров
Сольвейг Сос.
Венедикт Март.
Посвящение
Вам, – протекшим слепо, мириадами в млечном пути времени.
Вам, – опустошенным Гениями и червями.
Вам, – черепами Монбланы двигающим.
Вам, мертвецы, растлевающие землю.
Вам, дарующие весны, обреченным Вами на жизнь.
Вам, чрез червей уходящим в бессмертье.
Вам, в гробах суету позабывшим нас ради.
Вам, безгробный изгнанник, рожденный в могиле, из недр изринутый.
Вам прочь – в землю отошедшим,
дарую, глухие,
слова – изумрудные черви.
Приявшие смерть, вы зловеще мертвы.
Удав, который обвился вокруг дерева, вдруг схватит тебя и придавит к стволу.
«Смерть»… и зевотой развлекаясь, ждешь.
«Нет», – заговорит удав: «я ужалю Тебя в бессмертье. Но ужалю твою душу. Она – отравленная сгниет и на гниющей запылают цветы; прах души Твоей удобрит цветы – цветы венчальные таланта.
– В знойные дни, когда солнце расплавит твои будни и будет нещадно палить, Ты щедро поливай цветы из рубиновых чаш сердца. Поливай – цветы – ярче запылают. Если чаши сердца опустошишь до дна, боль и тоска покинут Тебя, оставив бездушные отраженья свои в зеркалах рубиновых граней.
Обезболенный Ты, жестоко-талантливый будешь строить гаремы слов – пленять мысли и сердца.
Твой путь вымощен ярчайшими сердцами.
На крыльях мысли Ты вознесешься на лоно Бессмертия.
Нетленная слава вослед тебя запылает – гореть здесь на Земле.
Земля была твоей колыбелью.
Земля и бродяги-человеки расточали перед Тобой суетно свое ничтожество.
Земля была твоим ключом.
Земля покорно-восторженно расстилалась пред Тобой, и, когда Ты явил свой Гений, она распростертая, стала вслушиваться в Твои Слова, остановив часы и беспокойные сердца-молоты человеков.
Земля покорно сгорбилась, – скорчив сердца их – низвергнутых в Бытие суетится, чтобы Ты – Гений Космоса вступил на ее горб Монбланный и орлино оглядел Солнце; чтобы Ты чрез нее – Землю с колпаком человечеством вернулся в Ничто Космоса. –
Земля Твой мост.
Солнце освещает мост.
По ночам Звезды расцветают в садах небес.
Ты улыбаешься: Кто Тот Ребенок Невинный дарующий Тебе
