Сначала этих плодов хватало только на пропитание Зыкова, что тоже, по перестроечным временам, было немало, а потом Димка приобрел несколько хороших магнитофонов и погнал свою звукозапись таким галопом, что на стук копыт прискакали комиссары перестройки – поскрипывая черными кожанками и поигрывая, правда, не маузерами, а ножичками-выкидухами.
К удивлению пристально следивших друг за другом первопроходцев-кооператоров, а также всех друзей и знакомых Зыкова, которые предвещали ему обычные, унылые в своей безысходности рабские отношения с буревестниками организованной преступности, только вводивших в повседневный обиход граждан новое значение слова "крыша", Зыков как-то очень быстро договорился с "комиссарами", и дело его не то что захирело, а наоборот, стало стремительно расширяться.
Теперь у Димки был уже не один ларек, а почти десяток – возле станций метро в центре города, на Невском проспекте, на Московском, в самых "хлебных" местах. Кроме этого, появился у Зыкова и прилавочек со скромной надписью "ОПТ!" в клубе "Водоканал", где тогда находился ленинградский книжный рынок. Как Зыков протащил туда свои кассеты, никто сказать не мог, ибо на каждой стене клуба "Водоканал" висели крупные объявления, гласящие, что, кроме книг, никакие товары народного потребления в клубе ни обмениваться, ни продаваться не могут.
Объявления грозили штрафами, чуть ли не арестами, но на Зыкова все эти угрозы, как видно, не распространялись.
Потом Корнеев потерял Димку из виду, знал только, что тот перебрался в Москву и занимается оптовой торговлей на всемирно известной "Горбушке". А еще через два года Зыков возглавил производственный отдел крупнейшей издательской аудиофирмы "Модерн Мьюзик". Люди сведущие подшучивали над названием, произнося его как "More Than Music", поскольку слухи о том, что работники фирмы не только занимались выпуском аудиокассет и компакт-дисков, но также приторговывали недвижимостью, крутили банковские аферы и организовывали отправки больших партий автомобилей с европейских свалок, – эти слухи имели под собой все основания.
Корнеев, хотя уже и погряз в шоу-бизнесе по самые уши, практически не пересекался со старым приятелем, предпочитая работать с маленькими издательскими фирмами, которые платили сразу, расплачивались исключительно черным налом и готовы были идти почти на любые условия директора популярной группы. Для них в любом случае было выгодно получить альбом "Города N" – так назывался коллектив из Екатеринбурга, бразды правления в котором взял на себя Корнеев. Даже если фирма совершенно не умела вести дела и не зарабатывала на выпущенном альбоме, что было, в принципе, невозможно – "Город N" продавался стабильно и считался одним из самых устойчивых рок-коллективов, – то моральный капитал предприятия рос как на дрожжах. Иметь в своем каталоге несколько альбомов "Города" было престижно, а, главное, полезно – такой козырь всегда срабатывал при переговорах с очередным потенциальным клиентом. Узнав, что заштатная фирма выпускает "Город", клиент сразу переставал давить и пыжиться, начинал разговаривать с продюсером серьезно и чаще всего соглашался на выдвигаемые условия.
До Корнеева, конечно, доходили слухи, что "Модерн Мьюзик" процветает, специализируясь, в основном на русской попсе, однако не брезгует и артистами других жанров, при условии, что эти артисты кассовые. Капитал у "Модерн Мьюзик" был такой, что она могла купить на корню практически любого артиста и заплатить любой сногсшибательный гонорар, руководствуясь только одним принципом – имя должно быть громким и хорошо покупаемым.
На фоне такого благоденствия смерть Зыкова, случившаяся 29 августа 1998 года, через десять дней после кризиса, была для Корнеева полной неожиданностью.
Мужик взял и выстрелил себе в рот из нагана. Казалось бы, ни с того ни с сего. Насколько это было известно, на личном фронте Зыков не имел никаких неприятностей – он был заядлым холостяком, любителем дорогих проституток и вроде бы вообще не собирался вступать в серьезные отношения с представительницами противоположного пола. Что же до профессиональной сферы его деятельности… Вероятно, причины таились именно в этой области, но опять-таки никто – ни непосредственное начальство Зыкова, ни его коллеги-сослуживцы, ни секретарши, ни уборщицы, ни курьеры, которых в "Модерн Мьюзик" был уже если и не легион, то близко к тому, ни музыканты, с которыми Зыков дружил, пьянствовал и нюхал кокаин, – никто даже понятия не имел, что могло довести этого удачливого весельчака-жизнелюба до последней черты.
"Модерн Мьюзик", конечно, понесла крупные убытки, но стояла крепко и сдаваться не собиралась. Конкуренты только руками разводили – как это Зыков умудряется делать такую хорошую мину при столь сомнительной игре. Хотя, впрочем, может быть, и не столь сомнительной была его игра, по крайней мере, Дима по-прежнему ни в чем себе не отказывал, заключал договоры с артистами, которые после кризиса впали в состояние не прекращающейся ни днем, ни ночью истерики, и даже платил им какие-то небольшие авансы. А это, по понятиям послекризисной ситуации, было делом совершенно уж немыслимым.
На столь благостном фоне это самоубийство казалось еще более странным – никто даже из самых близких знакомых Зыкова не мог найти ни малейшего повода для такого отчаянного шага.
Корнеев предполагал, что в "Модерн Мьюзик" не все было так уж чисто и гладко, но предположения оставались предположениями, и озвучивать их Корнеев не собирался.
Поскорбев по однокашнику, он еще больше уверовал в правильность выбранного пути и порадовался, что не влез до сих пор ни в какие сферы бизнеса, связанные с торговлей чем бы то ни было – кассетами, машинами, водкой… Единственный товар, который казался ему безопасным в работе и до сих пор таковым являлся, были люди. Живые артисты. "Живое мясо", как он иногда говорил в шутку, пересекая границу, скажем, Украины.
– Что везете? – спрашивали его борзые хохлы-таможенники в явной надежде сорвать с русского бизнесмена хотя бы сотню баксов.
– Живое мясо, – отвечал улыбающийся Корнеев…
Сегодня похмелье мучило его сильнее, чем бывало обычно после ежевечерней дозы.
"Должно быть, давление скачет", – думал Корнеев, разглядывая лицо Бориса Дмитриевича и одновременно пытаясь предугадать, какой каверзы можно ждать от этого выжиги.
– На пятерку, значит, – повторил Гольцман. – Знаешь, Гена, такое дело…
– Ну что там? Какое еще дело? – пропыхтел Корнеев. – Давай, Боря, решать вопрос. Нам улетать сегодня.
– Да…
– Что, проблемы какие-то?
– Да нет, Гена… Собственно… Понимаешь, там, в зале, кресла покрушили…
– Ну и что? Я здесь при чем?
– Знаешь, Гена, я думаю, нам с тобой надо разделить расходы.
– С какого хрена? Твоя работа – охрану обеспечить. Ты же вбил стоимость охраны, значит, с ними и разбирайся. Раз они не уследили – это не мои проблемы.
– Это-то понятно. Но тут еще по билетам…
– А что – по билетам? Там же аншлаг был. Я ведь сидел за кулисами, в зал выходил. Все видел. Ты что, Боря, хочешь сказать? Что денег нет? Так я понимаю? К чему все эти прелюдии?
– Да нет, что ты, старик, есть деньги, есть. Только мне кажется, нам все-таки нужно как-то договориться.
– Я не понял? Ты платишь бабки группе или нет?
Борис Дмитриевич встал и подошел к сейфу.
– Вот твои бабки, Гена. Ты меня совсем уже за лоха держишь, я не пойму?
– Да нет, что ты… – Увидев на столе пачку зеленых купюр, Корнеев сменил гнев на милость. – Что ты, Боря… Просто, знаешь, нервы… С бодуна все кажется таким, как бы это сказать… ненадежным, что ли.
– Это верно. Слушай, Гена, деньги бери, спрячь, а у меня к тебе еще есть кое-что…
– Ну давай, давай, что ты хотел?
– Убытки мы понесли. Оплата этих кресел долбаных… С охраной еще были проблемы… Потом пожарники наехали… Я уж тебе не говорил, не стал расстраивать перед концертом.
– А что там еще с пожарниками?
– Ты же сам вчера видел. Сам мне сказал про аншлаг. А там был не аншлаг, Гена. Там был супераншлаг. Там зрителей было ровно на семьсот человек больше, чем положено по вместимости зала.
– Ну и заебись!
– Это так. Только пожарники сказали, что пока зрителей не будет ровно столько, сколько положено, концерт никто не начнет. Вообще, сказали, снимем все мероприятие к свиньям. Вот так. Они могут.
– Они могут, – повторил Гена. – И что? Ты им заплатил?
– А как ты думал? Заплатил, конечно.
– Много?
– Много – не много, а в общей сложности набежало там штуки полторы. Туда сунул, сюда сунул. Вот бабки и расходятся.
– Ну, на аншлаге-то…
– Да если бы это по нашим билетам был аншлаг! Там же половина фальшивых было! Как всегда – тридцать процентов халявы, тридцать процентов – по липовым проходкам, посчитай. Сколько осталось?
