На этом наша дружба спаялась еще крепче. В торжественные праздники мы ходили с хозяином в Кремль, в Успенский и другие соборы к заутрене.
В доме Шарапова жизнь текла патриархально, по старозаветному московскому укладу.
Покорность, послушание и полное смирение были обязательны для всех.
Так же патриархально, по ветхозаветному укладу велась и торговля. Шарапов торговал мехами, книгами, а у себя на дому и древними иконами, которые у него же и обновлялись искусными и знаменитыми иконописными мастерами, большими знатоками древности. Московские любители старины часто наведывались к Шарапову и покупали у него редкие иконы и древние книги.
Книжная торговля была у Шарапова лишь случайным делом, полученным по наследству от брата. Поэтому в книжное дело он мало вникал и полагался больше на приказчиков.
Большую роль в книжной и картинной торговле играли в то время офени[4]. Это была чрезвычайно своеобразная и, кажется, нигде, кроме России, небывалая торговля.
Вот как она велась в то время, когда я был мальчиком в лавке Шарапова.
В Москву с сентября месяца до Покрова дня (1 октября) съезжались обозами офени Владимирской губернии за книжным товаром. У Шарапова и других книготорговцев они брали картины и книги для развозной торговли по базарам и деревням вместе с иконами, которые заготовлялись для всей России в Холуе[5] и Мстере[6].
Я хорошо помню, как вели торг офени.
В лавку Шарапова приходили толпой мужики и начинали разговоры со старшим приказчиком.
— Здравствуйте, Василий Никитич! Ну как с товаром? По старой ли цене или по новой? Давайте нам книжек и картинок, а мы вам привезли сушеных грибов и холста домотканого.
Торговля в те времена велась и на деньги и меновая. В обмен на картины и книги офени предлагали произведения деревенского труда: несколько тысяч аршин холста (по гривеннику аршин) и сушеных грибов по 30 копеек фунт.
Торг с офенями был очень длителен. Несколько часов шли предварительные разговоры: почем книги, почем картины, в какой цене пойдут грибы и холст, сколько денег потребуется наличными и сколько будет отпущено в кредит.
Когда условия можно было считать окончательно выработанными, приступали к отбору товаров. Это продолжалось иногда не день, а два и даже три дня.
Мужики садились на лавки в ряд у прилавка, и приказчик опрашивал:
— Сколько тебе? Чего тебе?
Перед покупателями раскладывались картины и книги, и начинались веселые шутки и восклицания:
— Святых поменьше, Бовы, Еруслана и Ивана-царевича побольше, песенников помоднее!
— Что ты все нам из году в год одно и то же продаешь! Давно бы тебе пора помоднее товару печатовать. Лет 20 одно и то же таскаем, деревня давно все перечитала. Надоело все одно и то же… И когда, право, ты нам приготовишь товару посмешнее да полишее.
К вечеру первого дня отбора товара покупателей вели к хозяину на квартиру и угощали ужином и водочкой.
— А что бы, Ванюша, нам попариться? Уж больно хороши у вас в Москве бани.
Я был вожатаем офеней, и на моей обязанности было и угощать их и водить в баню.
На другой день после бани производился расчет.
Мерялся холст, взвешивались грибы, уплачивалась (после больших споров) часть денег, записывались в книгу долги, и офени ехали, наконец, торговать.
Надо сказать, что торговля эта в общем была совершенно нищенская. В год Шарапов торговал на 20 тысяч рублей, а на Нижегородской ярмарке только на 4–5 тысяч в течение полутора месяцев (в покровскую и крещенскую ярмарки только до 3 тысяч рублей).
Чтобы понять ничтожность этой цифры, достаточно сказать, что товар надо было возить (все для тех же офеней) на лошадях из Москвы в Харьков (железных дорог еще не было) и ехать шагом почти 700 верст среди снежных заносов и зимних бурь. Но я был молод и силен (мне было 17 лет), и поездки в Малороссию на больших троечных санях доставляли мне много радости и расширяли круг моих наблюдений.
В Малороссии, в деревнях, нас зазывали наперебой, и во всех постоялых дворах мы были желанные гости. Нас было много. Ярмарочные обозы тянулись целыми караванами, и мне было в диковинку и малороссийское гостеприимство и малороссийское угощение, когда нам выставляли целые миски жидкого меду с белыми караваями.
Связь моя с офенями, начавшаяся когда я был еще мальчиком, с годами росла и ширилась. Знакомцев и друзей между ними у меня были тысячи.
На Нижегородской ярмарке мне приходилось даже «выдумывать» этих купцов.
Вот как это делалось.
Воскресенье. Вот идет мужик типа некрасовского Власа, в сермяге, крестится на выставленные духовные картины и ужасается вслух на чертей.
— Что, старец, ужас, знать, берет? — говорю ему.
— Да, детко, боязно умирать, если таким вот в лапы попадешь.
— А ты что делаешь? — спрашиваю.
— Я водолив на барже. Дела здесь мало, сидим всю ярмарку на одном месте, отливаем воду из баржи.
— Хочешь, я выучу тебя торговать божественными картинами?
— Ну поучи, милый! Да только как ты выучишь: я неграмотный, до старости дожил — и к торговле не привычен.
— Пойдем в лавку, я подберу тебе картин на полтину серебра, будешь купец: продашь своим водоливам и барыш получишь.
Так мы сговорились начать торговлю с дядей Яковом. Прошла неделя. В следующее воскресенье он весело влетает в лавку, жмет руку.
— Спасибо, молодец, утешил ты меня, старика: ведь я как бы и богу послужил и себе прибыль сделал. Ребятенки мои все раскупили. Давай теперь на весь рубль.
Так дядя Яков за ярмарку приходил раз пять, все увеличивая покупку, и дошел до 5 рублей. Картины продавал все своим же водоливам на большом караване барок. В конце ярмарки дядя Яков пришел уже с товарищем — Леонтием, николаевским солдатом, человеком грамотным. Друзья решили купить товару на зиму, чтобы торговать в деревне. Яков отобрал на 15 рублей, Леонтий — на 8. Подбор надо было сделать умело. Пришлось изменить и самый характер товара. Все было сделано по дружбе.
А через пять лет дядя Яков и Леонтий обучили торговле картинами и книгами более 100 человек. Торговали по всему Орловскому уезду, Вятской губернии. Торговля шла вразнос и вразвоз. Скоро они стали хорошими покупателями на ярмарке. Кроме того, они убедили торговать картинами и книгами и других торговцев в Вятке, Слободском, Котельниче, Яранске и Кукарке. Дядя Яков пользовался у своих учеников особым почетом и уважением. В ярмарку приезжали уж целой компанией. По обычаю им прежде всего предлагалось угощение. Купцы рассаживались за огромным столом, начинался пир. В разгар веселой беседы дядя Яков кричал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
