- Но я бы хотел напомнить вам о правилах хорошего тона, юная леди! И не забывайте, что домик ваших родителей находится недалеко от вашего, - сказал отец и погрозил пальцем.
Моника была счастлива. Мама и папа оказывали ей большое доверие, которое она, впрочем, заслужила, несмотря на то, что была самой хорошенькой девчонкой в нашей общине и болтала по телефону с мальчишками.
- Джош, а ты бы хотел поселиться в «Деревянной хижине» вместе со своими друзьями?
Джош храбро кивнул головой. Это было большим испытанием для него - жить вдали от мамы и папы. Но он этого хотел. И этого же хотела я.
- И, наконец, Дарси... - папа аккуратно сложил бумаги в стопку. - Ты будешь жить с нами.
-Что?
Под папиным взглядом я сразу же сменила интонацию.
- Но, папа... мама! - взмолилась я, поглядывая то на отца, то на маму. - Моника и Джош будут жить со своими друзьями. Почему же я этого не могу?
Папа стал объяснять, что в домиках для молодежи нет надлежащего комфорта, кровати стоят тесно одна к другой, нет лифта для коляски. А в домике для родителей много комнат, и разместиться там с коляской можно без проблем.
- Да, я знаю, почему все так, - пробурчала я. - Это потому, что ваши комфортабельные домики предназначены для стариков... в колясках.
- Дарси, - начал папа, но я его перебила:
- Даже Джош будет жить со своими друзьями, а ведь он еще совсем маленький.
- Давайте объявим сегодняшний день Днем Сочувствия Дарси, - сказала Моника, стараясь успокоить меня.
Иногда подобные ее высказывания действительно помогали мне обрести душевное равновесие, но не сейчас. Сегодня я была безнадежно расстроена.
Мама стояла рядом со мной и гладила меня по голове. Папа старался тоже успокоить меня, обещая, что я смогу принимать участие во всех развлечениях молодежи. Мама начала перебирать пряди моих волос. Она всегда так делала, когда чувствовала, что мне плохо.
- Ладно! - сказала я наконец. - Я буду жить с вами. Но учтите, что для меня в этом нет ничего хорошего.
Ночью я не могла уснуть. Я лежала с широко раскрытыми глазами, зная, что Джош в это время мирно посапывает в своей кровати в соседней комнате, а Моника тайком слушает под одеялом радио. Как будто мало мне было тревог по поводу колледжа, так теперь еще эти проблемы с лагерем. Мэнди и Эйприл, да и остальные ребята будут чувствовать себя не в своей тарелке из-за того, что я буду жить отдельно от них.
Я повернула голову и увидела на стене тень от своей коляски. В темноте она не выглядела нарядной и веселой, а была совсем другой.
И я вспомнила богослужение в прошлое воскресенье, во время которого пастор Роб говорил о том, какие мы разные - сильные и слабые. Я слушала его, а сама не могла оторвать глаз от старых калек из интерната, которые прикатили на своих колясках послушать проповедь. Неужели же и я когда-нибудь буду такой, как они? О! Я не хотела этого! Я хотела быть здоровой, как все!
Лежа в постели, я чувствовала себя, как никогда, отвратительно.
На следующий день я сидела во дворе дома и читала книгу. Книга была неинтересная, да к тому же порывы ветра постоянно перелистывали страницы, мешая мне сосредоточиться. Я отложила книгу в сторону.
Подняв глаза, я стала пристально всматриваться в проплывающие по синему небу облака. Колледж, семейный лагерь... Я устала и была больна от всех своих переживаний.
Новый порыв ветра, склонивший верхушки деревьев, был так силен, что у меня перехватило дыхание. Даже моя коляска отъехала немного в сторону.
Я почувствовала, что, подхваченная ветром, могу улететь в небо. Мне захотелось стать такой же легкой, как воздух вокруг меня. Легкой, как будто сотня баллонов гелия была накачана в колеса моей коляски. Какое дивное ощущение! Мне захотелось выпрыгнуть из кресла и танцевать вместе с ветром, чтобы мое платье раздувалось под его порывами. Вот чего я хотела!
Но я этого не могла. Я натянула платье на свои безжизненные ноги и стала вспоминать, что я ощущала, когда ходила, бегала, танцевала. Ветер утих, как бы умер, и вместе с ним умерли мои воспоминания. Осталась одна непреходящая боль: я не хотела быть такой, какой была! Я хотела уметь ходить!
В этот момент я вспомнила слова своей сестры Моники: «Давайте объявим сегодняшний день Днем Сочувствия Дарси!» И тут мимо моего лица пролетела ярко-желтая бабочка. Она еще раз пролетела мимо, как бы знакомясь со мной. Казалось, ее не влекут сладкие, манящие запахи цветов, растущих вдоль дорожки. Она, мой новый друг, задержалась возле меня лишь на мгновение, а затем упорхнула за соседскую изгородь. Такая непоседа!
Не надо отчаиваться. Да, Господи? Я ведь не хочу, чтобы другие люди жалели меня, почему же я сама плачу от жалости к себе?
Маленькая желтая бабочка снова вернулась ко мне из-за изгороди и затанцевала возле меня, как будто через нее Бог посылал мне весточку: «Сейчас ты думаешь правильно, Дарси!»
По мере того как проходили мои грустные мысли, я начинала ощущать прелесть жизни. Мне казалось, что я улыбаюсь всем своим существом, как будто неожиданно я узнала большой, важный секрет. В тот момент я искренне верила, что Бог говорил со мной. И я все вспоминала ту строчку из Библии: «Не оставлю тебя и не покину тебя... Я с вами во все дни до скончания века».
Дружище мотылек порхал вокруг моей коляски. «Вот оно», - подумала я. И я пообещала, что теперь, когда я увижу бабочку, я сразу же вспомню о Боге и о Его заботе обо мне. Это будет заветом между мной и Богом.
Снова подул ветер, забросив бабочку за изгородь. Я помахала ей рукой и почувствовала новый прилив радости и счастья. Не просто приятное ощущение, а то, что в Библии называется блаженством и о чем нам постоянно говорил наш пастор. Раньше я никогда не ощущала ничего подобного. Это можно было сравнить с тем, как если бы я узнала о существовании чего-то огромного и восхитительного и ощутила себя частичкой его. Это было, как будто впервые видишь Ниагарский водопад. В общем, я не могла этого объяснить словами, возможно, потому, что я еще была слишком молода для этого.
«Наконец я нашла себя, - подумала я. - И я вовсе не Всегда-Готовая-на-Веселую-Выходку девчонка, какой меня считают мои друзья по школе».
После обеда мне ужасно захотелось поделиться с кем-нибудь своим открытием. Я было думала позвонить Мэнди или даже Эйприл, если она, конечно, вернулась из Цинциннати. Если бы я была чуточку посмелее, я бы даже позвонила Чипу. А еще я подумала, не рассказать ли обо всем Монике? В конце концов я так никому ничего и не сказала.
Я просто уютно устроилась в кровати и принялась писать очередное письмо своей Коробке.
5
Бабочки, бабочки везде! Желтые бабочки облепили кусты перед нашим домом, когда я выезжала на дорогу. Сигналя, я выехала на улицу и поехала вдоль обочины дороги. Соседский забор, увитый плющом, был желтым от громадного количества бабочек, разместившихся на нем. Я ехала по знакомой ухабистой дорожке вдоль кленовой аллеи. Старый сиамский кот лениво наблюдал за порхающим возле его носа красивым мотыльком. Наш городок, похоже, просто захлестнула туча бабочек.
А я, видя каждую из них, не могла удержаться от улыбки. Какой странный путь был указан мне, чтобы я помнила Иисуса! Как чудесно и радостно было ощущать себя частичкой чего-то или Кого-то совершенного и доброго, необъятного и неизмеримого.
Я почувствовала себя почти взрослой. Может быть, мысли о Боге заставили меня так осознать себя. Я не была достаточно уверена в этом. Но теперь я знала совершенно твердо, что я не имею права грустить и печалиться о себе.
Дома я снова нашла Робби. Мне уже не нужна была помощь этого плюшевого зверька, чтобы говорить с Богом. Но я посадила его в угол кровати, чтобы он наблюдал, как я буду писать письмо моей Коробке. Обычно мои письма не столько походили на дневник, сколько на те пометки, которые делала Моника на полях своей Библии. А я частенько брала Библию Моники, чтобы выписать из нее подчеркнутые ею строчки.
«Дорогая Коробка!
Сейчас я уже успокоилась относительно колледжа и семейного лагеря. Я даже прихожу в восторг от одной мысли о лагере, несмотря на то, что там мне придется жить не с друзьями, а с родителями. Зато я увижу горы. Каждый вечер я буду смотреть на звезды и вдыхать запах хвои. Только Бог знает, что я чувствую сейчас. А эти строки я нашла в Библии своей сестры: «Когда взираю я на небеса Твои - дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» Это, наверное, то, что я сейчас чувствую. Я не говорила с Мэнди обо всем этом. Я даже никому не рассказала о бабочках. Все это так важно для меня, что я никому не могу доверить своих чувств.
