– Она парикмахерша. Знаете заведение напротив телеграфа на улице Горького?
– Ладно. А другие из вашей компании? Там была и Арканова. Она что – жена Славы?
– Да, Вера.
– И чем же она занимается?
– Она горничная в гостинице «Дружба».
– Там что, иностранцы живут?
– Да… Но только из соцстран. Не из капиталистических.
– Наверное, мечтает перейти в другую, получше? В «Украину» или «Интурист»?
– А почему бы не в «Международную», поскольку уж мы размечтались? – подхватил Стонов. – У нее есть там знакомая – дежурная по этажу. Что бизнесмены обычно дарят женской обслуге в такой гостинице? Колготки, косметику… Один тюбик западной губной помады – недельная зарплата. И ей даже не нужно иметь с ними никаких дел. – Он остановился, а затем быстро пояснил: – Она, конечно, ничего им не продает. Это же не разрешается.
– Конечно. А еще двое из вашей компании? Стонов внезапно насторожился:
– А… Я их хорошо и не знаю. Света…
– Должно быть, Светлана Калинина?
– Да. Она двоюродная сестра Арканова. Собиралась стать балериной, но сломала ногу, и срослась она неправильно. Теперь она переводчица с английским языком.
– Где работает?
– Кажется, в каком-то химическом институте, переводит технические статьи. Иногда работает с иностранными бизнесменами. Чтобы свести концы с концами, как вы понимаете. Она в разводе, у нее сын, надо растить его.
Чантурия что-то записал. Потом спросил:
– А тот, что был с ней, – ее будущий муж?
– Нет. Для нее это слишком жирно.
– Максим Николаевич Градский? Почему же Макс для нее слишком жирен?
– У него отец первый замминистра общего машиностроения.
Чантурия любил, чтобы жизнь протекала без осложнений, но почему-то так никогда не получалось.
– А чем же этот сынок заместителя министра зарабатывает себе на жизнь?
Стонов сразу же стал уходить от ответа:
– Я точно не знаю.
– Ну, а как же вы с ним познакомились?
– Да я его в тот вечер впервые увидел. Он пришел со Светой.
– Со Светой, которую вы и знать-то толком не знаете?
– Она сестра Арканова. Поэтому-то я и пригласил ее.
– Конечно. Итак, вечер в кооперативном ресторане… Все гости вносят помаленьку в общий счет?
– Я был готов заплатить за нее.
– А за ее знакомого, сынка замминистра?
– И за него, конечно…
– Конечно. Вы даже не знаете, на что живет этот сынок первого замминистра. Чем же он занимается, как вы думаете? Ну, примерно?
– Не знаю.
– Вы просидели за одним столом весь вечер, выпили три бутылки шампанского и две водки на шестерых, а он даже и не заикнулся, чем занимается?
Стонов в своем заявлении не писал, сколько водки и вина они выпили, но сразу сообразил, что капитан правильно перечислил количество бутылок.
– Помнится, он назвался вроде инженером. Да мне, в общем-то, все равно. Я не расспрашивал его: как-то не очень вежливо расспрашивать.
Что же касается осведомленности Чантурия, то он лишь на глазок прикинул примерное число бутылок, выпитых на дне рождения Стонова. Застолье было не слишком широким: там, где гуляют трое русских мужчин, обычно за вечер выпивают пару бутылок водки. Ну, а на дне рождения требуется и шампанское.
Светлана Калинина оказалась красивой женщиной. Она действительно держалась как балерина. Волосы у нее были рыжеватые, а глаза по-восточному миндалевидные – в ней чувствовалась татарская кровь, причем от предков в близком колене.
– Рад, что ваша ножка в порядке, – так поприветствовал ее Чантурия, когда она села за столом напротив него.
– Вы и это знаете? – спросила она, но без удивления в голосе, а только дав понять, что ей неловко от его слов.
Одна из особенностей его работы заключалась в том, что следователь, показав чем-то, что знает тайны допрашиваемого, тем самым заставлял его нервничать.
– Ваш знакомый Стонов сказал мне об этом, – постарался успокоить он Светлану.
– А… это приятель моего брата, – сказала она.
– Насколько хорошо вы его знаете?
– Да я его, в общем-то, и не знаю. Знакомы только через Славу.
– Слава – это ваш брат? Арканов?
– Да.
Она осторожно подбирала ответы, так как поняла, что его сочувственные слова – только игра. Но в то же время они звучали искренне. Самым трудным в его работе было притворяться искренним в нужный момент.
– Где вы работаете, товарищ Калинина? – спросил он, принимая более официальный тон, в надежде, что это успокоит ее. Она и ответила в сугубо официальном тоне:
– Я работаю в Научно-исследовательском институте органической химии.
– Переводчицей?
– Да, переводчицей.
– А где вы обычно работаете?
– Как правило, дома. Я прихожу в институт за текстами, но основную часть работы делаю дома. У меня там собрана неплохая библиотека.
– Вам повезло.
– Какое уж тут везение! Я восемь лет ее собирала.
– Вы также работаете переводчицей и у иностранных бизнесменов?
– Время от времени, по просьбе Торгово-промышленной палаты СССР.
– Как часто?
– По-разному. Иногда по нескольку дней в неделю, иногда раз в месяц.
– Что, иностранцы, с которыми вы работаете, по большей части из химической промышленности?
– Вовсе нет. Переводческая работа не обязательно связана с техникой. Вот и сейчас я; например, работаю с фирмой, которая хочет продать нам обувь.
– Как называется эта фирма?
– «Юнайтед шу». Американская компания.
– А с кем из этой фирмы вы работаете?
– С их начальником отдела по торговле с другими странами и его помощником.
– Как их зовут?
– Начальника – Рональд Джеймс, а помощника – Джеф Миллингтон.
– Когда в последний раз вы виделись с кем-либо из них?
– На прошлой неделе. Они приехали и уехали. Должны вернуться через месяц.
– Они чего-нибудь добились здесь?
– Ничего. Как вам известно, наш народ не может себе позволить носить иностранную обувь. «Скандал! Какой скандал – мы вынуждены покупать обувь за границей! Купите лучше что-нибудь у нас, – вот что обычно говорят в наших торговых организациях иностранцам. – Вот тогда мы и станем обсуждать закупки вашей обуви». Ну, а что у нас есть дельного предложить иностранной фирме? Ничего. Совершенно ничего! Вот уж действительно скандал, но так оно и есть.
Он удивился такому напору.
– Похоже, вы принимаете свои дела с бизнесменами слишком близко к сердцу, – промолвил он.
Она только фыркнула:
– Я принимаю близко к сердцу собственную обувь – вот и все тут.
Она села боком на стуле и выставила один сапог так, чтобы ему было видно.
– Я сломала каблук на нашем социалистическом тротуаре, здесь рядом, на улице Кирова. Наши тротуары ремонтируются безобразно.
– Но ведь и климат-то у нас какой неравномерный – то мороз, то жара!
– Ерунда. Я работала целый год в нашем консульстве в Канаде, где климат ничуть не лучше нашего. Так тротуары там не проваливаются, смею вас уверить.
Чантурия решительно воспротивился дальнейшему обсуждению порядков на Западе.
– Как вы оказались в кооперативном кафе «Зайди – попробуй» прошлой ночью?
– Меня привел туда двоюродный брат. Его приятель, Стонов, праздновал там свой день рождения и захотел, чтобы и я пришла.
– Ну, а раз, как вы сказали, Стонов не относится к вашим друзьям, почему же он пожелал увидеть вас в тот вечер?
– Не знаю.
– Его приглашение как-то связано с вашей дружбой с Максимом Николаевичем Градским?
Она посмотрела ему прямо в глаза:
– Не знаю.
– Как давно вы знаете Максима Николаевича?
– Около года.
– Хорошо. Расскажите, что вы видели в кафе.
Она вкратце рассказала о происшедшем и, как он знал теперь от других, рассказала довольно точно.
– Нападавшие действовали очень целенаправленно, – добавила она, – как при военной операции.
– А вам доводилось видеть военные операции?
– Конечно, нет. Это просто образное сравнение. Если что-то выводит вас из равновесия, то просто говорят, что против вас действовали целенаправленно. Методично.
– А того человека, которого убили, вы видели прежде?
– Нет, не видела.
– Что-нибудь в нем запомнилось вам?
– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Безусловно, он иностранец…
– Вы уверены?
– Да, конечно.
– А что за иностранец, откуда?
– Не немец – я не уловила у него немецкого акцента. По-русски говорил очень прилично, но, по-моему, его родной язык – английский. У него английский акцент – как-то мягко у него получался звук «юс». Но я все же близко к нему не подходила и не прислушивалась.
– А что он говорил, вы не слышали?
– Только заказы официанту.
– Как он вел себя с официантом?
– Что вы имеете в виду?
– Не было ли в его поведении чего-то странного? Чего-то такого, что заставило бы вас подумать, что он из такой-то или такой-то страны?
Поставить вопрос в такой форме Чантурия решил после допроса Стонова. Может, ничего примечательного в поведении убитого и не было, но иногда даже из ничего наблюдательный и умный человек может вынести кое-какое впечатление.
