А амбициозному молодому Федору поручили тихо и быстро разыскать Витька и вернуть помощника прокурора на рабочее место, желательно приведя его в чувство. Витек, как и следовало ожидать, неделю гонял белогорячечных чертей у себя в гараже, Федор его оттуда аккуратно извлек и передал на условиях полного сохранения тайны вкладов спецам районной больнички на предмет кодирования.
Много лет спустя, уже отсидевший Федор встретил Витька в Генке. Витек добро помнил и дал Федору практический совет: все зло в Фединой жизни – из-за того, что он непьющий. И из прокуратуры его поэтому уволили, и посадили за это – подозрительный. Не поспоришь тут, и Федор спорить не стал. Витек спросил между прочим, куда делось тогда его дело, под грифом ДСП, которое хранилось у Федора в сейфе. Судьба его, кстати, осталась неизвестной: при увольнении Федор попытался отдать его смежникам, но те отбрехались. Так и оставил в сейфе, может, и сейчас лежит.
А Степан Васильевич почил на следующее Крещенье – больше года покуролесил после сучка, но угорел на оздоровительной работе в бане после купели. Не жалели себя люди.
Сквер Чапаева
А вот еще случай у Федора был.
Ранее летнее утро, суббота, спальный район столицы национальной республики в Поволжье. Скажем прямо – Чебоксары. Панельные девятиэтажки, перед домами палисадники, и вот в одном из палисадников лежит труп юноши лет восемнадцати. Лежит в следующей позе: на животе, одна нога загнута назад и накинута с ноги на горло петля – поза типа ласточки. Руки связаны сзади, штаны спущены, ягодицы оголены. Петелечка горизонтальная, замкнутая, не прерывистая, и присутствуют все признаки удушения. Причем удушения именно в этом положении. Ранние признаки трупного окоченения. Трупные пятна расположены внизу трупа, признаков волочения нет, признаков изменения позы трупа нет. То есть он умер именно в этой позе.
Начинается опрос соседей, находят соседку, которая слышала крики, похожие на “хватит-хватит”, потом хрипы. Что это? Убийство.
И очень похоже на почерк ментов – он же ласточкой связан, как они практикуют. Изымают телефон, начинают изучать контакты погибшего, а труп увозят на судмедэкспертизу.
Звонит судмедэксперт, говорит: пацаны, он у вас того… Задний проход зияет, капсула багрово-синяя, то есть погибший при жизни был убежденным пассивным педерастом, практиковавшим это дело не один год.
Федор тогда неопытный еще был, обрадовался. Мол, это интимное обстоятельство сузит круг поисков.
Ан нет. Хрен наны по всей морде.
Стали изучать телефонные контакты потерпевшего – а номера у него почти все с женскими именами, с полтысячи. Это привело Федора в некоторое недоумение, и группа стала прозванивать номера. Звонят Вике – а попадают на Виктора. Быстро выяснили, что имена женские, может, и души женские, и гендерно граждане себя определяли как женщины, но на самом деле это мужчины. Со всеми первичными половыми признаками. Многие женатые, многие счастливо женатые, многие имеющие детей и многие – работающие в государственных структурах. В том числе силовых. Выяснилось, что порицаемая церковью страсть обуяла самые разные слои населения, в том числе республиканский истэблишмент.
Никто из допрашиваемых не взял адвоката. Не надо, говорят, нам адвокатов и лишних ушей.
Приносили свои телефонные книжки, рассказывали о своих контактах. И круг подозреваемых оказался у Федора такой, что в жизни у него такого не было.
И вот выходят в конце концов на некоего Мишу. На него дает показания бомжеватый парень, который с Мишей познакомился и встречался в самом центре города, в сквере Чапаева. А в сквере Чапаева хорошо – кусты, скамейки, тепло, пивные ларьки, рыбка, мужики душевные и полный голубой огонек. Выходит Федор на Мишу, пытается вызвать его на допрос – а он дерзкий. Орет и на следователя, и на прокурора Федора – вы кто такие, говорит, вообще? Оказывается – начальник одного городского УВД.
Мент. Вот она, ласточка с петелькой.
Начали разрабатывать Мишу. И посыпались на него показания, и все в один голос говорят – по пятницам мы с ним встречались в сквере Чапаева. И один встречался и имел интимный контакт, и другой, и третий, а также несколько захватывающих рассказов о любимых Мишиных извращениях. Жестких.
Но почему всегда по пятницам?
Не мог он по пятницам, не верил в это прокурор Федор Алексеев. Молодой, наивный, непьющий, неженатый, Федор тем не менее твердо знал, кто бухает по пятницам, а для кого пятница – святой день. По пятницам бухают менты, прокурорские, судейские. Госорганы всякие. Остальные-то могут в любое время бухнуть, если что. А пятница – это наше время, так всегда было, в это Федор верил.
А свидетели хором показания дают: каждую пятницу встречаемся в сквере Чапаева. Мишу, мол, хорошо знаю и нежно люблю, знаток. Попили пива – я ему в кустах. Еще попили, сходили в кусты – он мне. Рыбки поели – разошлись по женам. Все нормально.
В конце концов допрашивают дерзкого Мишу. И после доверительной беседы Миша рассказывает молодому Федору: да, действительно, занимаюсь этим уже не первый год. Не наказуемо. Хожу в сквер Чапаева к юношам и дяденькам. Ненаказуемо. Женат, педерастом не являюсь, а являюсь отличником боевой и политической подготовки.
И Федор, уж когда все записали, его спрашивает: ну а зачем тогда?
– Жена ревнивая.
– И что?
– Да как ты не понимаешь? Если я к бабе еду, от меня пахнет вином, коньяком, духами. А тут я прихожу из сквера Чапаева, от меня пахнет пивом, сигаретами, рыбой, и никаких вопросов. Пива попить вечером в пятницу – можно, к бабе съездить – нельзя. Поэтому я хожу пить пиво. Но к бабе же хочется. А к бабе нельзя. А тут то же самое.
– Ни фига ж себе то же самое!
– Да если б ты попробовал, тебя за уши оттащить нельзя было бы! Ты сходи, прокурор, попробуй, а потом разбирайся.
И это все нетолерантный Федор запротоколировал, зафиксировал в протоколах следственных действий. Сейчас жалеет. Мишу тогда из органов тихо уволили.
– Я теперь это не приветствую, – говорит Федор сейчас, напуская звериную серьезность. – У меня теперь друга позиция, я бы очень хотел, чтобы его вернули в органы правоохранительные. Чтобы там как можно больше таких людей было, как в сквере Чапаева.
Измывается над классово близкими ментами, да.
А убийство то так и не раскрыли. Позвонили откуда надо, мол, прекратить немедленно преследовать приличных людей по признаком сексуальных предпочтений – начальство Федино намек уловило. Объявили Федору выговор, да тем и кончилось.
Мариинская впадина
Райцентр Мариинский Посад – он не где-нибудь там. Он рядом с Чебоксарами, километрах в 30. Но в Посаде, конечно, уже совсем другая жизнь: иной у нее смысл, иные звезды светят мариинцам, иное солнце и иная правда разлиты в их мариинской крови.
И городской прокурор Мариинского Посада, опять же, сильно отличился. Накосячил немыслимым, грандиозным образом, так что была назначена комплексная проверка, причем колоссальных масштабов. И тебе республиканская прокуратура, и МВД, и уголовно-исполнительная инспекция, всех, кого могли, туда, в эту проверку включили – чтобы съездить и убить сразу весь район. Расстрелять, через повешение и пожизненно. Тысяча чертей на сундук мертвеца и бутылка рома. Вот как накосячил мариинский городской прокурор.
Проверка прибывает, везде в Посаде жесть, ужас и кошмар, все сотрудники полиции сгоняются и стоят парадно с выпученными глазами по периметру всего, а кто не сгоняется, тот разбежался и прячется от греха подальше, тихо сидит, не отсвечивает.
Вот такое утро случилось в конце мая в Мариинском Посаде. Тепло везде разливается, землей пахнет прогретой, сирень в палисадниках добавляет неги, брачующиеся птички и лягушки вносят сумятицу в размеренный гормональный фон мариинцев – а тут комплексная проверка инфарктного масштаба.
Но, как известно, война войной, а обед по расписанию.
Обед святое. Местный ресторан потребкооперации не без гордости за свой лучший сет усиленного питания ожидает визита высокой делегации.
Авто с начальством отъезжает от районной прокуратуры. Ехать километра три. В машине: начальник следственного управления прокуратуры республики в ранге заместителя прокурора республики, начальник отдела, прокурор района и несчастный проверяемый городской прокурор. Авто выезжает за периметр полицейского оцепления, и за окном начинается мирная жизнь, которой до комплексной проверки совершенно как до фонаря.
Травка свежая, пахучая, зеленеет, цветочки пробиваются, козочки по обочинам пасутся. И лежит на дороге мужик.
Видно, что пьяный. И видно, что ему очень, очень хорошо. Он лежит и улыбается. Он в сознании, но глаза его закрыты. Он как Будда на переходе к самадхи. И все ему по кайфу, даже прокуратура.
Авто с комплексной проверкой тормозит, ибо Будда лежит практически посредине неширокой дороги. И тут главный начальник, заместитель прокурора республики, как заорет на несчастного проверяемого прокурора:
