Травка свежая, пахучая, зеленеет, цветочки пробиваются, козочки по обочинам пасутся. И лежит на дороге мужик.
Видно, что пьяный. И видно, что ему очень, очень хорошо. Он лежит и улыбается. Он в сознании, но глаза его закрыты. Он как Будда на переходе к самадхи. И все ему по кайфу, даже прокуратура.
Авто с комплексной проверкой тормозит, ибо Будда лежит практически посредине неширокой дороги. И тут главный начальник, заместитель прокурора республики, как заорет на несчастного проверяемого прокурора:
– Да что за … … … твою… … коту … … дивизию! Что у тебя творится! У тебя бухие лежат посреди дороги, днем, в центре твоего сраного города, ты какой на хрен прокурор, на тебя народ вообще плюет!
Городской прокурор потеет и клянется, что сейчас все будет исправлено. Звонит начальнику ОВД, орет, материт, кричит – “Сейчас придешь ко мне в кабинет, фуражку на гвоздь повесишь!”, тот перезванивает, отчитывается – все будет нормально, все исправим, сигнал приняли, выезжаем и более не повторится.
Ладно.
Машина с начальством брезгливо объезжает Будду на пути к самадхи и продолжает свой путь к ресторану потребительской кооперации. Обедают. Проходит час. Едут назад.
Посреди дороги лежит мужик. А рядом с ним лежит баба. В обнимку. Глаза закрыты, улыбается. Козочки пасутся, птички поют, бабочки-капустницы и солнышко, все на своих местах.
Вот же досталось самому молодому прокурору – Федору – за неуместный ржач в авто, побороть который он не мог и не хотел. Тогда он впервые задумался: а нужна ли народу прокуратура?
А нужно, чтобы солнце, травка и баба рядом.
Вот как подумал молодой прокурор Федор, далекий от идей феминизма. Вот так мариинский Будда посеял зерно сомнения в душе Федора, и оно дало всходы, которые уже отставленный прокурор пожинал в зоне для бывших сотрудников, а уж потом по выходу отдавал Федор тому народу свои знания и опыт в порядке благотворительной шефской помощи. Сильно продвинулся Федор по пути к самадхи, но ни феминистом, ни йогом так и не стал. Хотя какие его годы.
Миа
Я ее где-то видела, в какой-то другой ситуации. Пожалуй, если она улыбнется, я вспомню. Но ясное дело – она не улыбнется, она пришла к нам в первый раз. У меня в тумбочке лежат дежурные таблетки, сильные таблетки, иногда нужны, когда вдруг у новенькой слёзы каскадным фонтаном, но, кажется, не в этом случае. Девушка пришла сильная и умная.
Ее зовут Миа. Ну, Миа так Миа, красиво, необычно. И сама красивая так, как я люблю: неброская, стильная, ухоженная, тощая. Лет 30–35. Пожалуй, сразу не определю, кто она такая. Бриллианты нарочито, расчетливо скромные, точечный подбор почти незаметен. Для жены удачливого до времени парня – слишком умна. Для дочки – и возраст не подходит, и недочкинская самостоятельность, и некоторая сухость, почти черствость. У самой проблемы? Тоже вряд ли, у нее хорошие бойцовские замашки и уверенность, о ее собственных проблемах я бы узнала только тогда, когда она оказалась бы в женском изоляторе, чего с такими барышнями почти никогда не происходит. Уж это было бы дело – так уж дело, бланманже с киселем, я бы знала.
– Я не знаю, чем вы могли бы помочь. Наверное, я за советом. У моей подруги посадили мужа, предпринимателя. Все документы у меня с собой.
Понятно. Стало быть, все-таки муж. И не подругин, а твой собственный. Ну как хочешь, пусть будет подругин.
Смотрим документы, слушаем историю. Обычная такая кризисная история: жил-был муж, у него бизнес, причем довольно крупный, сильно перекредитованный. Не смог наш муж вовремя разобраться с одним кредитом, а это был кредит в серьезном банке с государственным участием, где в кредитном управлении работали лучшие друзья мужа; и вдруг банк стал недоговороспособным. Друзья перестали перезванивать. Мужа нашего кабельный завод на Дальнем Востоке, для которого был взят кредит, банк стал медленно, но верно отжимать. А муж вместо того, чтобы отдать заводик банку и перекреститься, оказал сопротивление, и его для сговорчивости пришлось арестовать. Давай, Вася, реструктуризируй долг из тюрьмы, раз такой умный. В общем, завод отобрали, можно было бы Васю и выпускать, но тут уж силовики вцепились. Кто ж его теперь отдаст, когда следствие работало, прокуратура пыхтела, обвинение утверждала, суд аресты продлял, тюремщики зарплату получали, охраняя опасного для общества Васю, – кто ж его отпустит? Да и банку теперь все совершенно монопенисуально и даже фиолетово – что сидит Вася, что не сидит, но с сидящим все же проще, есть гарантия, что не будет Вася попыток делать что-нибудь вернуть.
Чем тут можно Васе помочь? Дело накатанное, лет семь получит, ну пять, если повезет. Если есть какие-нибудь смягчающие обстоятельства. Да, кстати, – они есть у него?
– У него трое детей, – подумав, говорит Миа.
Никогда бы не подумала, что у Мии трое детей.
– Это не мои дети, это его дети от первого брака, – пояснила Миа, увидев подвисший слегка в воздухе вопрос.
– Маленькие?
– Маленькие.
Ах ты ж стерва, целка-невидимка. Ну да ладно, бывает, дело житейское.
– Простите за вопрос, но для тюрьмы это важно. А ваш брак оформлен?
Нет, не оформлен. Да, она понимает, что нужно оформить, нужно слетать в Благовещенск и выйти замуж в тюрьме. Иначе она в деле никто, ее не будут пускать на свидания. Хотя можно ведь стать и защитником наряду с адвокатом, суд допускает такого защитника, а знаний и хватки у Мии вполне достаточно, а мы тут еще немножко ее поднатаскаем и все расскажем. Тогда можно и на свидания ходить почти как адвокату, то есть без ограничений. И денег это сэкономит, и время, и со свидетелями защиты кто, как не родной человек, поговорит и убедит на суд явиться и там блистать.
Миа думает.
– Я, видимо, не смогу пойти в защитники. На мне весь бизнес. Три завода, гостиничная сеть, девелоперские проекты, кредиты… Конференция еще в Сиднее, я не могу пропустить, меня партнеры не поймут.
Фигасе невесты у господ предпринимателей пошли. Где-то я ее видела, точно. Спрашиваю в лоб. Миа смотрит на часы, извиняется, прощается и уходит.
Исчезает. Через месяц приходит смс “Давайте выпьем кофе. Миа”.
Давайте. Про парня Мии я к тому времени уже много чего выяснила. И дело довольно громкое, и фамилия редкая, и бизнес заметный. В глянце есть несколько фоточек со светских вечеринок второго эшелона, где он присутствует с пухлой блондинкой, это явно предыдущая жена. О крушении брака нигде ни слова, только у меня в судебных файлах, которые мне оставила на флэшке Миа, в графе семейное положение значится “разведен”.
Пьем кофе. Миа все так же хороша и в меру душиста, хотя видно, что устала, и сильно, и давно.
Миа не кокетничает и в лоб интересуется, не знаю ли я кого, кто мог бы решить вопрос за деньги. За любые деньги. Вася должен быть свободен. Я рассказываю ей, почему этого делать нельзя. Совесть и закон не привлекаю, это все Мию не проймет. Вот, мол, давайте соизмерять риски, говорю. Если его задорого на минутку выпустят из тюрьмы под подписку о невыезде, вы уедете. Кстати, с риском загреметь на границе и вернуться в ту же камеру. Имеются также долгие печальные перспективы в случае удачного выезда из страны – там никто и здесь хуже чем никто, и в самом лучшем случае 10 лет в розыске в Интерполе. Без гарантии, что не выдадут, и без гарантии, что это когда-нибудь кончится. А кончиться может за большие деньги, регулярно выплачиваемые хорошим тамошним адвокатам. Но скорее всего наши решальщики ее все-таки с самого начала кинут и обманут, и с этим ничего нельзя будет поделать: пообещают дело закрыть и не закроют. А ресурс хорошо бы начать экономить: в семье эти деньги не будут лишними, и ситуация эта надолго. Или, например, могут посоветовать отдать деньги за закрытие дела после полутора лет тюрьмы – это надо все, что есть, отдать. Причем всем, потом взять кредит и его тоже отдать – и это вообще без гарантий, что получится. Если не получится – уедете на этап с репутацией сладкой булочки, и вообще никогда с Васи не слезут, будут бить смертным боем и денег требовать, которых давно нет. А рецепт один: не надо давать с самого начала. Никогда никому не надо давать. Ты этим гадам краешек денежки покажи – потом пожалеешь. Разорят и растопчут. Не разбазаривайте имеющийся ресурс, парню еще пригодится.
– Да, – соглашается Миа, – я это понимаю. Но я никак не могу объяснить Наташе, первой жене, что аппетит надо умерить. Она не слишком разумно себя ведет, а компания сейчас не может себе позволить непроизводительные траты. Я прикидываю затраты и эффективность, что для компании будет выгоднее: содержать Наташу и нашего владельца в тюрьме или выкупить его и содержать за границей. Мне нужно выработать позицию, убедить совет директоров и миноритариев. Мне надо рассчитать ки-пи-ай, не могли бы вы мне помочь и проконсультировать о размерах взятки в прокуратуре Благовещенска?
