– Не знаю. – отвечает Дашка. – Может, телек посмотрим?
– Давай. – говорю. – Но у нас антенны нет, так что я смотрю только кино.
– А какое кино?
– Да какое хочешь скачать можно.
Дашка восхищенно и многозначительно трясет головой. У нее, по всей видимости, даже компьютера нет – не то что Интернета.
Пока я включаю комп, привозят пиццу. Я говорю, чтобы Дашка выбрала что-нибудь из того, что у меня есть, пока сам расплачиваюсь с разносчиком. Только я как-то упустил тот факт, что у меня на винте, в основном, одни документальные фильмы. Просто меня бесит художественное кино со всей его глубокой проблематикой. Мне и в жизни этого говна хватает, а знания какие-то все же получать надо, если школа ни на что не годиться.
В итоге, Дашка уговаривает меня скачать какую-то жутко тупую американскую комедию, и мы смотрим этот трэш. Конкина ржет как ненормальная над каждой тупой шуткой, а я только искоса на нее поглядываю и улыбаюсь.
– Все, пойдем спать. – говорю я, довольный, что этот юмор, наконец, закончился. – Пойдем, там две кровати в комнате!
– И ты не будешь ко мне приставать? – недоуменно и как будто разочаровано спрашивает Дашка.
– А должен? – я не могу сдержать смех.
– Ну, не знаю. – Конкина пожимает плечами. – Просто чего ты меня тогда привел-то?
У меня сначала даже слов нет, чтобы ответить. Я просто развожу руками и мычу что-то нечленораздельное. Потом думаю, бедная Дашка, ее, наверное, в гости только и приглашают, чтобы трахнуть быстренько где-нибудь в укромном уголке. А мне такая мысль и в голову не пришла.
– Слушай, Даш, – наконец, я выхожу из минутного ступора, – я не думал заниматься с тобой сексом, если ты об этом…
– Ты что гей? – тут же выдает Конкина.
У нее один вопрос неожиданнее другого! И к тому же какая-то немотивированно завышенная самооценка. С чего бы все вокруг должны хотеть ее? Не такая уж она красавица, если уж быть откровенным.
– Я устал, честно говоря, – отвечаю, – но если ты настаиваешь, Даш, мы можем, конечно, по-быстрому. Только тихо, у меня ведь сестра спит.
Я-то, честно говоря, надеялся свести все к шутке, но у Конкиной с чувством юмора, вообще, проблемы. Впрочем, следовало догадаться по тому, как она закатывалась от этой комедии. Даже то, что я сам посмеялся над своей фразой, не настораживает Дашку, и она тут же снимает футболку, видимо, отреагировав на слово «настаиваешь».
– Ты такой классный, Ром. – говорит Конкина, подходя ко мне и кладя руку на плечо.
Я, правда, даже не думал о сексе, когда приглашал Дашку к себе. Не то чтобы она мне совсем уж не нравится, просто я, в самом деле, как будто устал сегодня. Но теперь уж, думаю, глядя на ее обнаженную грудь, почему бы нет. В общем, мы целуемся и занимаемся сексом на моей кровати, где потом благополучно и засыпаем.
Посреди ночи меня будит громкий стук в дверь и истошный вопль с той стороны. Вопль требует открыть ему немедленно. Вопль, похоже, совершенно забыл, что в доме маленький ребенок, который имеет обыкновение спать в такое время.
Черт, думаю я, натягивая джинсы, футболку и расталкивая Дашку, которой сейчас очень быстро надо будет собраться и свалить. Невежливо, конечно, но другого выхода у меня просто нет. И какого черта папаша решил завалиться вдруг именно сейчас, именно глубокой ночью! Что ему не спится! Что ему надо!
– Дашка! – я сильнее толкаю ее в бок. – Просыпайся же, мать твою!
– Что такое? – она, наконец, открывает глаза.
– Одевайся! Быстро! – командую я и бросаю ей ее шмотки.
– Да в чем дело-то? – не понимает она.
– Давай скорее! Не задавай вопросов!
Тем временем отец продолжает орать под дверью, требуя впустить его. Конечно, у него же нет ключа от нижнего замка, иначе бы он давно был уже внутри. Дашка быстро одевается, а я подгоняю ее и думаю, что Ксюша вот-вот проснется. Черт тебя подери, родитель хренов! Подавился бы ты своей гребаной заботой! И Конкина еще все спрашивает: «Кто там? Что ему надо?». Ох, Даш, не забивай себе голову, у тебя своего дерьма выше крыши.
– Короче, – быстро начинаю я излагать план, когда Конкина уже полностью одета, – я открываю дверь, и ты бегом сваливаешь. Понятно?
Она недоуменно мотает головой. Ладно, Даша, попытка номер два:
– Мне жутко неудобно, что так все получилось, – говорю. – Но тебе надо валить. Короче, как только я открою, давай дуй домой. И вообще, забудь обо всем этом.
– Да кто там?! – продолжает твердить Дашка.
– Конь в пальто! – отвечаю. – Милиция!
– Милиция? – Конкина, кажется, совершенно растерялась.
Я говорю это абсолютно без задней мысли, чтобы Дашка свалила поскорее, но когда, наконец, открываю дверь, папаша предстает перед нами во всей красе, то есть прямо в форме. Вот ведь, неужели прямо с дежурства? Но зато на Конкину это производит впечатление, и она пулей вылетает из квартиры. Этот придурок с майорскими погонами даже заметить ничего не успевает.
Он громко хлопает дверью, быстро проходит на кухню, кидает на стол несколько купюр, потом открывает холодильник и долго напряженно смотрит в него, как будто пытаясь разгадать тайны мироздания. Хотя, какие уж ему тайны!
– Пожрать есть? – спрашивает он.
– А что дома не кормят? – язвлю я, стоя, облокотившись о косяк.
– Поговори мне еще!
Я ничего не отвечаю. Я просто стою и смотрю на него в упор. Черт, я ненавижу его. Я так сильно ненавижу этого козла, что у меня, наверное, искры из глаз сыплются. Я просто смотрю на него, но больше всего на свете мне хочется сейчас дать ему по роже. Да так, чтобы он навсегда забыл сюда дорогу.
– Что смотришь? – рявкает он, когда замечает на себе мой взгляд.
– Какого хрена ты приперся? – сквозь зубы шиплю я.
– Заткнись! – бросает он. – Это моя квартира! Буду приходить, когда захочу! И вообще, я пришел с дочерью увидеться!
– В три часа ночи?!
– Твое какое дело!
Я ухожу. Только я успеваю дойти до двери в комнату, где спит Ксюша, отец догоняет меня и отодвигает с дороги. И вот, он уже тянет свою руку к ручке.
– Ты не войдешь к ней! – говорю я, толкая его и вставая у двери, преграждая вход.
– С чего бы?! – орет он.
– Она спит. – скрепя зубами, отвечаю я.
– Пропусти! – отец пытается сдвинуть меня.
– Отвали, я сказал! – я толкаю его, и он пятится назад.
Так мы препираемся еще минуты две. И уже совершенно очевидно, что наши крики разбудили Ксюшку. В конце концов, как обычно, все заканчивается тем, что он сначала бьет меня по лицу, потом толкает. Я ударяюсь спиной о ручку двери в ванную, но, не смотря на внезапную боль, даю сдачи своему папаше. Мне удается оттеснить его от двери, но он снова бьет меня. В общем, мы деремся. Одно хорошо во всех этих драках – отец так увлекается, что совершенно забывает о своем желании навестить дочь.
Вот и в этот раз, после очередного удара в живот, который получаю я, он ругается, посылает меня подальше и уходит, снова громко хлопнув дверью. Еще некоторое время я стою, опираясь о косяк, потом закрываю входную дверь на все замки, быстро иду в ванную и умываюсь. Надо же, а в этот раз мне досталось-то совсем немного: из носа идет кровь и губа разбита. Потом я беру из холодильника лед и иду к Ксюшке.
Конечно, она не спит. Она сидит на кровати, обхватив колени руками и вцепившись в подушку. Она напугана и тихонечко хнычет. Я присаживаюсь рядом с ней и обнимаю ее. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы кровь не шла.
– Тебе больно? – спрашивает Ксюша.
– Нет. – мотаю я головой. – Пройдет. Ложись спать.
– Я боюсь. – едва слышно произносит она, сдавленным от слез голосом.
– Не бойся. – отвечаю, гладя ее по голове. – Никто тебя не тронет. Я тебя не дам в обиду.
– Почему папа такой злой? – спрашивает сестренка после продолжительной паузы.
– Потому что наш папа мудак! – отвечаю я моментально, даже не задумавшись, и тут же жалею об этом.
Ксюшка сразу же спрашивает, кто такой мудак. И теперь не отстанет. Она вскоре даже про свой страх забывает и про то, что ночь на дворе. Ей теперь непременно надо узнать, что означает слово «мудак». Вот ведь точно: язык мой – враг мой. Ну, зачем я это сказал!
– Это очень плохое слово. – отвечаю. – Не надо его говорить.
Но такой ответ, естественно, абсолютно не удовлетворяет любопытство моей сестры. Она требует более подробного разъяснения. И все мои уговоры о том, что пора спать, конечно же, не имеют никакого успеха.
– Это значит «очень плохой человек». – объясняю я.
Ксюша только недовольно морщится, но принимает это определение и начинает устраиваться в кровати. Конечно, мне сегодня опять придется спать с ней. Наконец, мы ложимся, и сестра утыкается мне в грудь.
– Ты же знаешь, что никому нельзя рассказывать о том, что сегодня случилось? – спрашиваю я на всякий случай.
– Угу. – кивает Ксюша.
