- Вы уже совсем юноша. А Кати? Все такая же хорошенькая?
- Такая, как всегда,- сказал я, и Зизи звонко и нервно засмеялась.
Наконец она дала мне пройти.
- Денеш! К тебе ученик! - крикнула она.
- Пусть он присядет! - донесся откуда-то негромкий, как обычно, голос Фараона.
Ласково кивнув, Зизи предложила мне войти, распахнула дверь, указала на кресло, но сама не вошла. Я отвесил поклон, в общем довольно неловкий, и Зизи, улыбнувшись, закрыла дверь.
Я сразу же увидел наши контрольные. Некоторые были раскрыты и лежали отдельно, у Живодера в тетради красовался кол, но это было обычно, а потому неинтересно.
Стол Фараона был завален журналами и книгами, беспорядочно сдвинутыми в стороны и оставлявшими в середине свободное место. Точно как у меня! С той лишь разницей, что книг у меня значительно меньше.
Книжная полка прогнулась, ковер основательно вытерт, медная пепельница - дубовый листок - набита окурками до отказа.
На стене картина, написанная в современной манере: букет диких маков с черной каймой.
И на столе фотография - 6 на 9,- очень знакомая: Фараон с нашим классом.
Я как раз рассматривал фотографию, когда дверь тихонько отворилась; досадуя на себя, я быстро поставил ее на место.
Фараон был в старой домашней куртке.
- Почему ты не сядешь? Нашел что-нибудь интересное? Я сказал «спасибо» и показал на снимок.
Фараон уселся, кивнул, а я, провалившись в кресло, смотрел, как он закуривает.
- Это в Земляной крепости,- сказал я, имея в виду фотографию.- Мы учились тогда в пятом.
- С тех пор вы достаточно выросли, на мою беду,- он, как всегда, моментально свернул на любезную его сердцу тему, хотя и заговорил не о том, чего я ожидал.
- То, что ты написал, интересно,- сказал Фараон, щурясь от дыма и сверля меня глазами.
Я деликатно молчал. Под ногами у меня шуршал толстый ковер, кресло было зверски мягким, вся комната затыкана салфеточками, даже на подставке для зеркала развевалась белая салфеточья борода. На тахте лежали огромные вышитые подушки, воздух был пропитан смесью табака и одеколона - сладкий мед акации,- и мне вдруг сделалось до коликов любопытно, как живут эти двое, когда меня здесь нет.
- Жаль, что не закончил.
- Перед целым классом, господин учитель...
- Разумеется, это нелегко. Ты в самом деле не закончил?
- Сперва кое-что написал, а потом порвал. Это уже второй вариант.
- О чем же ты там писал? Что взрослые напускают туман?
- Вы сказали, что мы скрытничаем.
- А ты считаешь, что взрослые делают то же самое?
- Да.
- Прекрасно. Тогда скажи, где ты видишь, где ощущаешь... этот туман?
Я внезапно разволновался, вспомнил нашу домашнюю обстановку, это вечное ожидание взрыва и против собственного желания выпалил:
- Допустим... папа и мама ссорятся... ссорятся просто страшно. Кати и я все слышим. Что делать - не затыкать же уши! А папа глазом не моргнув заявляет, что у мамы болит голова...- Я смотрел на него вопросительно и видел, что он и половины не понял из того, что я сейчас говорил, хотя кивал головой и двигал на столе пепельницу.
- Но ведь это неправда! И папа знает, что я это знаю. Вот видите, сплошной туман...
- А с папой ты об этом беседовал?
- С ним об этом нельзя.
Фараон, конечно, предложил поговорить с отцом, но я отказался наотрез.
- Отец, наверное, считает тебя ребенком.
- Может быть,- сказал я.
- А что ты скажешь о своем художестве? - спросил он неожиданно, хотя я предполагал, что к этому он и клонил.
- Только одно... Спасибо... - Ох, каких мук стоило мне выдавить из-себя эти слова! - Любой учитель на вашем месте показал бы всему классу и потащил меня в учительскую; надо мной бы все гог... смеялись.
Несколько минут Фараон внимательно изучал мою физиономию, а меня прошиб пот. Он долго молчал.
- Твой рисунок - просто пошлость,- выстрелил наконец он прямой наводкой.
Еще бы! Я хотел улыбнуться, но, сообразив, что это выйдет не слишком натурально, счел за лучшее согласиться: пусть травит дальше. Между тем я старательно мял скатерть. Мои упражнения не ускользнули от внимания Фараона, однако замечания он мне не сделал. Какое великодушие, я был сыт им по горло.
- Не в моих правилах высмеивать людей. Но здесь нечто другое...
В это время вошла Зизи, и Фараон прикусил язык.
Она поставила на стол вазу с букетом свежих гвоздик. Фараон задумчиво смотрел перед собой.
- Зизи! - обратился он к ней, стараясь быть благодушным.- Не угостишь ли ты юношу чем-нибудь?
- Юношу? Конечно! Сейчас угощу.
Фараон вдруг застыл: должно быть, заметил, что Зизи переоделась; на ней был облегающий фигуру костюм, шею обвивал нарядный прозрачный шарфик.
Через полминуты она вернулась с тарелкой печенья. А мне вдруг стало не по себе: я видел, что Фараону уже не до меня, глаза его потемнели, превратившись в два огромных черных зрачка.
- Ты уходишь? - спросил он.
Зизи нетерпеливо, но довольно мило ответила, как обычно отвечают на дурацкие вопросы:
- Я иду к портнихе... Мое пальто готово. До свиданья! - и мимоходом клюнула Фараона в лоб.
- Если ты чуть-чуть подождешь, я тоже...
- Новости! - с неожиданной грубостью перебила Зизи.- Тебе там нечего делать. До свиданья, юноша! Привет маме.
- Благодарю! - Я вскочил и уставился ей вслед. Стуча каблуками, она быстро вышла.
Лица Фараона не было видно, передо мной сияла его лысая макушка; он сидел, странно ссутулясь и подавшись вперед. А я не знал, уйти или остаться.
Было мучительно тихо, и я ни о чем не мог думать.
Но вот Фараон поднял голову и сразу сообразил, что я кое-что заметил; тут-то, единственный раз в жизни, он повел себя, как все обыкновенные люди... еще и сейчас, хотя и задним числом, я не могу себе простить, что на какой-то миг растерялся. А когда пришел в себя, на меня уже было направлено смертоносное оружие.
- Садись! - сказал Фараон с угрозой. Потом пошарил в кармане, вытащил записку, поправил очки и с раздражением стал читать. Закончил он почти криком: - Итак, «сегодня в нашей программе: источник материнского молока!.. Иллюстрации к плакату!» - Он смотрел на меня в упор совершенно черными глазами.- Припоминаешь? Может, приобщить к делу открытку?
Я слышал лишь собственное дыхание, весь мир окунулся во тьму, струящуюся из глаз Фараона; тщетно пытался я сосредоточить мысль на том, откуда он мог узнать... Глаза его не давали опомниться, и он сразу, как опытный следователь, оглушил меня следующим вопросом:
- Ты видел эти открытки?
- Видел,- услышал я свой запинающийся голос.
- Вульгарная дешевка!
- Да,- сказал я, больше всего мучаясь оттого, что на миг растерялся. А Фараон завелся и кричал, как помешанный, и на его желтовато-белом лице резче проступили морщины.
- Я эту мерзость покажу директору! Перцел немедленно вылетит из школы!
- Пожалуйста, не надо! У нас ведь последний год!.. Мы все исправим!
- Исправите? Как?
- Больше это не повторится...
- Где же вы раньше были?
- Виноваты все! - сказал я, опуская голову, и удивился, что сказал чистую правду и этой правдой, в сущности, отразил атаку. Пусть тогда выгоняют весь класс!
Фараон долго молчал.
Наконец он встал.
- Ну, что ж, все в порядке. Я на вас полагаюсь.
- Мы не подведем... вот увидите... мы будем благодарны...- бормотал я, запинаясь и наперед зная: чего-чего, а благодарности он от нас не дождется.
- Ну вот, Андраш! - сказал Фараон.- Туман напускать вы тоже мастера... А?
Я молчал.
- Передай привет своим родителям. До свиданья! - Он стоял, выпрямившись и засунув руки в карманы. А я, едва волоча ноги, поплелся прочь.
Уши и лицо у меня горели. На лестнице я остановился. И стал дмать о том, как странно ушла Зизи... Однажды Фараон сказал, что красивое тело и красивое лицо всего лишь внешняя оболочка. Но нельзя же представить Зизи или Агнеш без их обольстительной внешней оболочки. А вот у Фараона оболочка мятая, дряблая - словом, старик. Ему, наверно, лет сорок.
И вся сегодняшняя история совсем не его оболочка. Он лез в бутылку, придирался и только в конце стал самим собой. А все, что он плел до этого, был просто треп и бессмысленный визг - как на магнитофоне, когда слишком быстро запустишь пленку.
■
В галерее на повороте я столкнулся с Аги. Я устал, а от нее за версту несло весельем, из нейлоновой сумки выглядывали ноты. Неохота мне ей подпевать, подумал я, не пойду. Но она потащила меня с собой, и я злился, потому что шел против собственной воли.
Нас быстро догонял дядя Мики, жилец со второго этажа - он собственник мопеда «берва», и потому мы с ним в приятельских отношениях...
- Ц-ц-целую руку! - сказал я небрежно.
- Привет! - сквозь зубы процедил он, не удостаивая меня взглядом.
Зато, как кот, обошел вокруг Агнеш и надвинулся на нее, прямо-таки пуская слюни.
- Целую ручки! - просюсюкал он.- Как поживаете, девушка?
- Благодарю вас,- девушка взмахнула свисавшим с макушки хвостом и ослепила галерею всеми своими зубами.- А вы?
