– Я не видел Офера ни вчера, ни сегодня, – сказал он. – А вообще он кажется мне мальчиком симпатичным и замкнутым.
Лиат что-то записала черной ручкой. Интересно, что?
– Я буду за вами записывать, – сказала она. – Не против? Может, вспомните, когда вы в последний раз его видели?
– Точной даты не припомню. Наверняка на этой неделе. На лестнице. Я преподаю в гимназии, поэтому мы выходим из дома в одно и то же время и иногда сталкиваемся.
– По вашему мнению, он выглядел таким, как всегда, или в его поведении было что-то необычное? Ничего не заметили?
Зеев начал злиться. До него долетал не разговор Михали со старшим ментом, а рев завернутого в сухое полотенце Эли, который сидел на коленях у матери и заводился все сильней и сильней. Малыш устал, да и не мог смириться с тем, что двое взрослых занимаются друг другом, а не им.
– Может быть, все-таки попьете чего-нибудь? – спросил Зеев в надежде зайти на кухню. Он все еще колебался, на каком витке разговора стоит удивить гостью. Или сохранить сюрприз для ее командира?
– Нет, спасибо, ничего не надо. Знаете ли вы что-нибудь про пропавшего или про его семью, хотели бы с нами чем-нибудь поделиться? Может, иногда оттуда доносятся ссоры, разборки, крики?
Старший мент предпочел взять в собеседницы его жену. Видимо, решил, что она больше времени проводит в квартире и лучше осведомлена о том, что творится в доме.
– Да нет, – сказал Зеев. – Иногда шум долетает – у них трое детей, и живут они прямо над нами. Но в последнее время главные крикуны – это вроде как мы.
Он улыбнулся и подумал, поняла ли собеседница, что он имеет в виду. Ее голова была склонена над лежащей на коленях пластмассовой дощечкой; взгляд устремлен на листок бумаги, как у близорукой ученицы на контрольной.
– Мы переехали сюда чуть больше года тому назад, перед рождением Эли, – продолжил рассказывать Зеев. – Раньше жили в Тель-Авиве, да я и сейчас работаю в Тель-Авиве. Преподаю в городской гимназии «Алеф», возле «Синематеки», если вы знаете, где это.
– И какое у вас сложилось общее впечатление от этого подростка – что он хороший мальчик? Или у вас с ним случались конфликты?
Блин. Она не выслушивала даже ответов на обычные вопросы, которые сама же и задавала!
– Ни в коем случае. Я же сказал вам, он производит впечатление приятного и замкнутого парнишки. – Зеев с минуту поколебался, а потом снова бросил взгляд на кухню и добавил: – Я знаком с ним гораздо ближе, чем просто по-соседски.
Лиат не подняла головы. Она продолжала писать.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что в течение четырех месяцев давал ему частные уроки по английскому языку.
– И какой он был?
– Что значит, какой он был? Вы имеете в виду, какой он был ученик?
– Какой ученик, какой человек, какое он производил на вас впечатление…
Этот повтор слова «впечатление» вызвал у Зеева усмешку.
– Такое впечатление, что он парнишка, который серьезно хочет учиться. Но что английский – не самая сильная его сторона. Мальчик он деликатный и приятный. Замкнутый, как я уже и сказал. Вы можете представить, что я сталкиваюсь с большим количеством подростков, но Офер – он особенный. Мне кажется, что между нами установился тесный контакт.
– И он не говорил вам о том, что хочет сбежать? Может, о суициде? О проблемах в школе?
– Никогда. Мы в основном говорили о его занятиях, а на английском он ничего не говорил ни о суициде, ни о побеге.
– То есть вы хотите сказать, что проблем у него не было?
– Этого я не говорил. Я сказал, что мы про это не говорили. А можно спросить, почему вы употребляете прошедшее время? Это как-то страшновато.
– Нет, извините, – сказала Манцур, – это просто форма речи.
Тут она поднялась с кресла и добавила:
– Подождите минутку. Мне нужно кое-что спросить.
Полицейская пошла в кухню. Как странно: Зеев не знал, можно ли ему встать с места в собственном доме. Через минуту Лиат вернулась с его женой и с коротышкой-ментом, но все трое пошли к двери. Хозяин дома встал с дивана и присоединился к ним. И это было третьим сюрпризом.
Коротышка сказал:
– От вашей жены я узнал, что вы давали Оферу частные уроки по английскому. Тогда я, возможно, зайду попозже и задам вам еще пару вопросов. А пока – большое спасибо за помощь.
На лестнице было темно и очень тихо. Будто расследование закончилось. Они стояли по обе стороны от порога. С одной стороны, в темноте – двое полицейских, с другой – мужчина, женщина и младенец. И между ними снова открытая дверь. Где же Хана Шараби? У себя в квартире? И у нее сидят копы?
– Пожалуйста, – сказал Зеев, – хотя я не знаю, помогли ли мы вам. Буду рад помочь больше. Если, например, понадобится помощь в поисках. Не знаю, какие у вас планы. А вы продолжите розыски и ночью?
Мент вроде как удивился, будто не подумал о возможности ночных розысков. Зеев нащупал на стене у двери выключатель и, включив свет, увидел, что имя полицейского – Ави Авраам и что он достал пачку сигарет и крутит ее в пальцах.
– Спасибо, – сказал Авраам, – может быть, мы проведем прочесывание местности. Пока мы еще точно не знаем, где и когда это сделаем. Но будем рады вашей помощи и помощи других соседей.
Он все еще обращался больше к Михали, чем к ее мужу.
– А у вас есть предположение, где Офер? – решился спросить Зеев.
Авраам выглядел напряженным.
– Пока, к сожалению, нет, – сазал он. – Надеемся найти его как можно скорее.
И вдруг он взглянул на хозяина квартиры и спросил:
– А может, лично у вас есть какие-то идеи?
Зеева поразила прямота, с которой был задан этот вопрос. Свет на лестнице погас, и он снова включил его. Впервые с тех пор, как пришли менты, он почувствовал, что кто-то с ним говорит. Но сказал лишь:
– Хорошо бы!
Их дверь была единственной дверью в доме, на которой не было таблички с фамилией семьи – одни лишь цветные наклейки с именами слесарей, сантехников и электромонтеров, да треугольный магнитик пиццерии. И Лиат даже не спросила его фамилию.
* * *
Пока они мыли Эли, Зеев, как бы походя, спросил у Михали:
– И о чем же тебя спрашивали?
Его злило, что она первая не задала ему этот вопрос. И что сама не рассказала, о чем говорила со старшим ментом. Обида на то, что Авраам предпочел побеседовать с Михалью, не исчезла – наоборот, после короткого разговора возле двери Зееву стало еще горше.
– Ну, о том же, что и тебя. Насколько хорошо я знаю Офера. Не заметила ли чего-то необычного, видела ли здесь его приятелей или каких-нибудь подозрительных типов, с которыми он водится…
– И что же ты ответила?
– Что нет. Что в начале года ты дал ему несколько частных уроков у них в квартире, что у нас он не бывал и что я с ним никогда не разговаривала, кроме «здрасте» на лестнице. Может, разок спросила, как продвигается его английский или что-то в этом роде. Я сказала, что на этой неделе вроде как и вправду слышала оттуда спор или ссору, вечером, довольно поздно, и мне показалось, что это было позавчера, во вторник вечером, перед тем как он пропал. Но что я понятия не имею, кто спорил и о чем, и имеет ли это отношение к Оферу – может, просто его родители ссорились между собой.
Пятый сюрприз. Зеев был поражен.
– Ты что, вправду слышала? – спросил он.
Его жена засмеялась.
– А ты считаешь, я бы просто так болтала? Ты-то разве не слышал?
– Не помню, – ответил мужчина, – наверное, я уже спал. Может, это было у них по телевизору?
– Да знаешь, все может быть, – согласилась Михаль.
После того как она укачала Эли, они сидели за легким ужином и смотрели по телевизору «Рождение звезды». В новостях ничего не было. Михаль вернулась на балкон и продолжила работать, а Зеев открыл «На берегу» Макьюэна, очень короткий элегически-грустный роман о любви, ускользнувшей из-за взаимного недопонимания. Он читал его в последние дни, каждый раз по паре страниц, и, откладывая книгу, всегда ощущал великую печаль. Ему нравились лаконизм и точность деталей у английского писателя, которого он раньше не читал. Эли заплакал, и Зеев пошел в его комнату и сунул ему соску. От последнего стакана чая он отказался и теперь сидел и ждал инспектора Авраама, решив, что предложит ему выпить по чашечке кофе. Этот день принес меньше, чем обещал. А Зеев чувствовал, что ему так много нужно сказать… Он услышал голоса на лестнице – кто-то поднимался и спускался, но нельзя было понять, связано ли это с поисками Офера или кто-то идет по своим делам. Соседи вошли и вышли, зазвонил звонок, и кто-то сказал:
– Это я.
Хлопнула дверь, зажегся и погас свет. На улице поредела череда машин, а после одиннадцати в доме воцарилась тишина. Авраам не придет. Зеев вернул в кухонный шкафчик две чистые чашки, стоящие наготове на столешнице, переоделся в ванной, почистил зубы и лег в кровать.
Михаль, как всегда, пришла в спальню вскоре после этого. Она разложила на кровати пижаму, разделась на глазах у мужа и, глядя, как он читает, стала медленно надевать пижаму. Зеев не отводил глаз от книги. Когда женщина сняла лифчик, в комнате повеяло чем-то непристойным. Она раздевалась перед чужим человеком, которого еще не знает.
