— Еще бы не помнить!
— Но Сэм Пирс знал свое дело, — продолжал Билл. — Он сам говорил мне, что зря они заявок не делали. Сперва обследовали участки и брали пробы с каждой породы, пока не напали на богатую руду. В общем они исследовали акров сорок, прежде чем наткнулись на хорошую залежь на Большом Боулдере.
— Мало сказать — хорошую! — воскликнул Динни. — Поначалу в этом товариществе у Брукмена и Пирса было пятнадцать пайщиков и оборотного капиталу всего сто пятьдесят фунтов. А через четыре года, когда пайщики встретились для ликвидации синдиката, им принадлежало уже девять самых крупных рудников на Золотой Миле и больше половины акций всех остальных рудников. Основного капитала у них оказалось что-то около тридцати миллионов фунтов, да свыше тринадцати миллионов выплачено было дивидендов. Неплохо, а?
Динни свернул в сторону от рудников. Биллу хотелось взглянуть на участок, который он застолбил когда-то на Кассиди-Хилле, и они направились по Боулдерскому шоссе в сторону Калгурли. С тускло-голубого неба нещадно палило солнце. Железные крыши домов, разбросанных по равнине, казалось, плавились от зноя. Билл задыхался, он вспотел и скинул пиджак. Динни безмятежно ковылял рядом. Сто градусов в тени было ему нипочем, — впрочем, на Боулдерском шоссе никакой тени не было. Когда они свернули с шоссе, взобрались по каменистому склону и отыскали участок Билла, тот с облегчением прилег на склоне холма отдохнуть.
— Я смотался отсюда как раз во время последнего кризиса, — размышлял он вслух. — Тогда все говорили, что окисленные руды иссякают и Калгурли скоро превратится в такой же мертвый город, как наш старый лагерь — Кулгарди. Чудно все-таки, что Калгурли и Боулдер так развернулись, а Кулгарди уже больше не возродился.
Билл смотрел на беспорядочно разбросанные по равнине, утонувшие в жарком мареве дома и улицы двух приисковых городов, растянувшихся на четыре мили до Боулдерского кряжа и на две-три мили к северу за Кулгарди. На пустырях за окраиной ветер поднимал с голой, выжженной солнцем земли смерчи красной пыли, и лишь далеко-далеко, у самого горизонта, виднелась серая полоса кустарниковых зарослей, над которыми в голубоватой дымке высилась вершина Маунт-Берджесс.
— Вода возродила к жизни рудники, — сказал Динни. — Провели воду, и это сильно упростило и удешевило обработку сульфидных руд, а по железной дороге стали доставлять с побережья машинное оборудование, и тут Калгурли сразу воспрянул.
— Вот, должно быть, великий для вас был день, когда «реки чистой воды» хлынули на прииски, как обещал нам когда-то сэр Джон.
— Да, уж это был великий день, ничего не скажешь, — весело усмехнулся Динни. — Кое-кто из старожилов пировал целую неделю. Немало грехов простили мы за это сэру Джону Форесту. Женщины прямо с ума посходили от радости. Это же было для них настоящее чудо — когда на кухнях и в ванных комнатах из кранов вдруг полилась вода.
— Ребята рассказывали мне, что Нэт Харпер на каком-то обеде в Кэноуне предложил проект устройства водопровода, но его тогда подняли на смех.
— Немало было тупиц, которые называли этот проект «пустыми бреднями», — усмехнулся Динни. — Как это возможно — провести воду на прииски с хребта Дарлинг! Ну а кому вода нужна позарез, тот готов был верить этим «бредням».
Инженер О'Коннор — вот это был человек! Он разработал проект водонапорной станции и трубопровода в триста двадцать пять миль длиной, по которому вода из Элленривер должна была поступать в резервуар на Маунт-Шарлотт. Жаль, что не довелось ему дожить до того дня, когда осуществилась его мечта. Одна наша газетка совсем затравила его, администрация же рудников кричала, что проект ни к черту не годен. И все-таки вода пришла на прииски — миллионы галлонов свежей воды льются в резервуар каждый день!
Теперь у нас в Калгурли разбили парк — насадили деревьев, посеяли газоны. Воды много, поливают не жалея, и лужайки всегда зеленые. На той же улице открыли бассейн для купанья. По субботам и воскресеньям ребятишек там — как сельдей в бочке. Для тех, у кого нет своей ванны, это великое дело — поплескаться в жаркий день.
Билл, разомлев от жары, лениво улыбнулся.
— А к вам в Боулдер теперь, я вижу, ветку от главной магистрали отвели. В Маллингаре и на Лемингтон-Хайтс понастроили вилл и дачек. На улицах трамваи и электрические фонари, в домах тоже электричество… Ей-богу, Динни, нипочем бы не поверил, если бы собственными глазами не увидел.
— Говорю тебе, все пошло по-иному, как только провели воду, — сказал Динни. — Девятьсот шестой год был лучшим годом на приисках. Дома строились, новые кабачки и магазины открывались один за другим. Впрочем, и тогда уже шли слухи, что кризис не за горами, и, конечно, у многих было неспокойно на душе. Промышленники твердили, что богатые руды приходят к концу… Ну а на самом-то деле всему виной был выпуск дутых акций. На рудниках в то время работало уже свыше пяти тысяч человек, и всякому было ясно, что кризис будет иметь очень тяжелые последствия, куда более тяжелые, чем прежде, когда на приисках было россыпное золото. Но россыпи истощились, и сотня старателей пошли работать в рудники. Доходы компаний все росли, а заработки горняков оставались все такими же нищенскими, и вполне понятно, что каждый рудокоп считал себя вправе вынести иной раз из забоя немного золота.
— Я бы не стал осуждать такого, — протянул Билл, припомнив, что сам работал когда-то в забое до старательского похода на Кулгарди.
— И народ на приисках это понимает. Мы, во всяком случае, понимаем, — усмехнулся Динни. — Если жизнь у нас бьет ключом, то только благодаря так называемой «незаконной торговле золотом», которая обеспечивает наличие денег в обращении. Однако вся деловая жизнь города зависит от рудников, от заработка рудокопов, от их покупательной способности. Золотодобывающая промышленность мертвой хваткой держит Калгурли за горло.
Наши рудники не раз ставили рекорд по добыче богатых руд. Было время, когда Лейк-Вью выдавал по тонне золота в месяц. Шесть тысяч четыреста тонн теллуридов дали за несколько месяцев золота примерно на три четверти миллиона фунтов стерлингов. Больше половины, конечно, уплыло за океан. Компании хищнически эксплуатировали рудники года три-четыре кряду, после чего добыча начала падать. Тогда они стали искать козла отпущения, чтобы отвлечь внимание от себя и под шумок сбыть акции. А тут как раз создали Комиссию по борьбе с хищениями золота, и это пришлось очень кстати.
— Вот уж, верно, суматоха поднялась! — заметил Билл.
— Да, суматоха была немалая, — подтвердил Динни. — Словно муравейник разворошили. Все, у кого застряло хоть немного руды, бросились ее сбывать. Но кто особенно переполошился, так это скупщики золота и крупные воротилы с черной биржи.
Джек Скэнтлбери, журналист, еще подлил масла в огонь. Он побывал на рудниках по поручению английских вкладчиков, а потом написал, что там, дескать, огромные хищения и вкладчики теряют на этом сотни тысяч фунтов. Тогда на рудники прибыл агент сыскной полиции сержант Кэвене с целой кучей сыщиков. Кэвене заявил, что хищения золота достигают «чудовищных размеров». Вот тут-то и была создана специальная королевская комиссия «для расследования и проверки фактов».
Динни рассмеялся, припомнив что-то. Он знал немало занятных историй о том, как рудокопы водили за нос сыщиков, когда им надо было вынести из рудника кусок хорошей руды.
— Не успела комиссия еще приступить к расследованию, как калгурлийская обогатительная фабрика внезапно закрылась, — продолжал он. — И все работавшие на ней смылись кто куда. А у некоторых наших почтенных граждан внезапно явилась необходимость отлучиться из города по неотложным делам.
Все знали, что кое-кто из скупщиков золота имеет при заброшенных рудниках обогатительные фабрики для обработки краденой руды. А другие переправляют концентраты для извлечения золота в восточные штаты. Но откуда попадает золото на эти фабрики — сколько ни бились, установить не могли. На золотом слитке ведь не написано, где его добывали и где плавили, и даже если приносят золото из заведомо выработанного рудника, банкир не обязан это знать. Были случаи, когда на рудниках из месяца в месяц регистрировалась добыча золота с несуществующих арендованных отводов. Между прочим, Тэсси тоже вызывали как-то раз в комиссию. Он должен был дать объяснения относительно золота, которое сдал в один из банков.
— Тэсси Ригана?
— Его самого.
Посмеиваясь, Динни принялся рассказывать, как Тэсси целое утро на допросе всех морочил, пока его не приперли к стене, после чего он вынужден был наконец сказать, откуда взялось у него золото.
— «Как, ваша милость! Разве я не толкую вам об этом, почитай что целый час! — сказал Тэсси. — Говорю же, мне попался неплохой пласт на моем рудничке, и я потел над ним с год, а то и больше. Только прошу заметить — я не говорю, что это была какая-то неслыханно богатая жила. А теперь она уже и вовсе выработана. Но все ж таки, как я сказал своему дружку, с которым мы вместе ее ковыряли, это была жила как жила, неплохая жила, не хуже других, а ведь я их перевидал на своем веку немало — и на Браун-Хилле и на…»
