Джаспер проследил за взглядом Аны и, увидев ее отца, тихо выругался.
Эшби перешел улицу.
– Поздравляю, – сказал он, дотронувшись до их связанных рук, которые были похожи на нечто уродливое, перетянутое жгутом. А потом он поцеловал Ану в щеку и пожал правую руку Джаспера. – Извините, что не смог приехать раньше.
– Я вообще не знала, что ты собирался приехать, – сказала Ана.
Ее отец улыбнулся, демонстрируя блестящие белые зубы. Ана посмотрела на Джаспера. Он так сильно побледнел, что казался больным.
– Где Ник? – спросил Эшби.
– На концерт нас повезет шофер Джаспера. – Ана не стала говорить отцу, что отправила Ника отвозить раненую девочку в городскую больницу: он не обрадуется испачканным кровью сиденьям. – Я сказала Нику, что он пока мне не нужен.
– Ну что ж, – сказал Эшби, обращаясь к Джасперу, – твои родители ждут нас, чтобы выпить в честь этого события, и вы двое, наверное, захотите воспользоваться случаем впервые ехать вместе. К счастью, я задержал лишнего шофера. Я поеду в «Барбикан» следом за вами.
– Ладно, папа.
Ана растянула губы в напряженную улыбку, заметив, что Джаспер стоит рядом с ней молча. Это было почти невежливо. Ну что ж, они все-таки будут одни во время поездки на концерт, и тогда он наконец скажет ей, что происходит.
3. Концерт
Джаспер ссутулился на заднем сиденье позади шофера. Ана сидела рядом с ним. Их плечи соприкасались, соединенные лентой руки лежали на сиденье между ними. Машина ползла по центральной улице Хэмпстеда к южному КПП около Белсайз-парка. Джаспер не проронил ни слова после того тихого ругательства при виде ее отца. Если в течение церемонии он выглядел готовым к бою, теперь казалось, что он признал себя побежденным.
– Джаспер! – окликнула она его. – Что случилось?
Он бросил на нее быстрый взгляд, но Ане показалось, будто этот взгляд устремлен куда-то в его мысли, словно нереальна она сама, а не то, что он видит.
– Не сейчас, – ответил он.
– Пять минут назад ты сказал, что тебе нужно срочно со мной поговорить.
– Ну а теперь не нужно.
По ее телу растеклось леденящее напряжение. Если Джаспер не способен открыться ей в день их обручения, то она сильно сомневается, стоит ли ей трудиться и терпеть жизнь в Общине и все то, что будет связано с этим: проверки Коллегии, постоянное наблюдение и отчуждение. Однако понятно: лишь от гнева и гордости появляются подобные мысли. Она не имеет права махнуть на себя рукой! Она разгладила на коленях голубые складки ткани.
– Джаспер, ну пожалуйста! В следующие несколько недель мы много времени будем проводить вместе. Я надеялась, что мы сможем быть откровенными друг с другом.
Его взгляд снова сфокусировался на ней.
– Ты уверена, что хочешь честности? – спросил он.
Его негромкий голос прозвучал так угрожающе, что Ана вздрогнула.
Рука Джаспера лежала в ее ладони и ощущалась как очень горячая и безвольная. Ане захотелось развязать белую ленту и сесть подальше от него – или вообще выскочить из машины, когда они остановятся у хэмпстедского КПП. Но, конечно, она ничего подобного делать не стала.
– Да, – ответила она на его вопрос, – я хочу, чтобы мы были честными друг с другом. Ты не должен идти на этот союз только потому, что тебе меня жалко, или потому, что импульсивно сделал мне предложение обручиться, не зная, что у меня Большая Тройка, – а теперь из-за какого-то неуместного чувства долга считаешь себя ответственным за мое будущее благополучие.
– Понятно, – сказал Джаспер. На его болезненно-бледном лице промелькнула тень улыбки. – Значит, вот как ты себя ведешь, когда нам впервые официально разрешено оказаться наедине?
– И вот как ведешь себя ты, – парировала она.
Он стремится увести ее от серьезного разговора, но она не допустит этого. Ей слишком хорошо известно, каково жить с человеком, если не получается нормального общения. Они с отцом никогда не были близки. На какие бы компромиссы она ни была готова, непрочные отношения с Джаспером в их число не входят: она не готова на такое даже ради того, чтобы избежать отправки в Город. Она взглянула на него – и безнадежность, отразившаяся на его лице, заставила ее смягчиться.
– Я не уверена, что могу от тебя требовать такое, – сказала она.
– Требовать что?
– Перестань! Ты понял, о чем я.
Он молча нахмурился.
Ана захватила мягкий шелк платья между большим и указательным пальцами правой руки, рассеянно его потерла и спросила:
– Как идут твои занятия?
– Нормально.
– Если хочешь, я могу помочь тебе готовиться к адвокатскому экзамену.
Джаспер снова поднял взгляд и воззрился на нее. Возможно, он счел это предложение нелепым.
– Когда папу арестовали, я заинтересовалась юриспруденцией, – пояснила она. – А потом ты начал учиться на юридическом. Я вроде как шла по программе.
Она пожала плечами. Наверное, не стоит ему признаваться, насколько сильно ее заинтересовал и увлек этот предмет. Ему неинтересно будет слушать, как полное отсутствие общения со сверстницами и скучные школьные занятия заставили ее прочесть все работы из оксфордской программы, какие она только могла заполучить. Юриспруденция позволяла ей применять свою прирожденную способность запоминать, а кроме того, она получала удовольствие от логичных и нетривиальных аргументов. Ее школьная программа никогда не требовала от нее такого напряжения умственных способностей. Если уж на то пошло, то с приближением к выпуску занятия становились все примитивнее и глупее.
Джаспер продолжал молчать.
Ана выглянула в окно, а потом сделала еще одну попытку:
– Я… э… по дороге на церемонию вспомнила, как мы в первый раз встретились, – сказала она. – На рождественском приеме, который устраивали твои родители.
– Ты была тогда гораздо ниже ростом, – откликнулся он.
– Мне было одиннадцать.
– Да, возможно, поэтому.
На его лице снова появилась тень улыбки.
Она подняла глаза, и под его взглядом ей стало теплее. Наверное, извлечение прежнего Джаспера из этого нового человека требовало ловкости и осторожности – как для того, чтобы извлечь мякоть из колючего плода опунции.
– Я была уверена, что, когда я повзрослею, ты уже будешь обручен, – заметила она.
– Ну, один раз так чуть и не получилось.
– А кто отказался?
– Это вышло обоюдно.
Она кивнула, но не поверила ему. Она не могла себе представить, чтобы какая-то впечатлительная юная девушка смогла отказать богатому и красивому Джасперу Тореллу.
– Ты тогда играла на пианино, – вспомнил он. – Когда мы впервые встретились, – добавил он в качестве объяснения. – Ты спряталась в старом крыле рядом с библиотекой, играла на пианино и плакала.
Ана отвела взгляд: ее удивило и смутило то, что он об этом помнит.
– Да. А вы с Томом меня нашли и настояли, чтобы я вернулась к остальным.
Джаспер улыбнулся, однако его улыбка быстро померкла, а взгляд снова стал холодным.
– Ты предпочитаешь о нем не говорить?
– Нет, все нормально, – ответил он.
Однако его охватила печаль – уныние, которое было ей слишком хорошо знакомо по тому времени, когда умерла ее мать. Толком не поняв, что делает, она подняла руку и провела кончиком пальца по синяку над его глазом. Он схватил ее руку и поднес к губам, нежно поцеловав ладонь у основания большого пальца. Она затаила дыхание. Ей почему-то представилось, что ее болезнь сочится из ее кожи там, где к ней прикасаются его губы. Болезнь окрашивает их в синий цвет, она проникает в его вены и смешивается с кровью, циркулирующей по его телу. Это было похоже на проклятье. Он – ее противоядие. Она – его отрава.
* * *
Первые аккорды последнего концертного номера этого вечера разнеслись по залу. Ссутулившись в своем кресле на балконе, Джаспер пытался проглотить вставший у него в горле ком. Мелодия, которую они слушали, причиняла ему почти такую же сильную боль, как и недоумение в глазах Аны, цветом напоминавших осенний океан. Его пальцы инстинктивно нырнули под рубашку – за медальоном, который он переделал так, чтобы в нем можно было спрятать результаты расследования его брата Тома. Ему уже много месяцев хотелось рассказать Ане, что происходит, но он боялся, что она ему не поверит. Точно так же, как он сам не поверил брату за неделю до его гибели, когда Том заявил, что ему удалось выйти на сенсацию века: с анализами на Чистоту что-то не так!
Концерт до минор Рахманинова стал грустным. В партере воцарилась тишина. Джаспер не замечал тихих разговоров и шепота вокруг до таких вот моментов, когда они прекращались. Он посмотрел поверх края балкона вниз, где плечом к плечу в загоне из металлической сетки стояли Психи. Подсевших на бензидокс различить было легко: они дергались и извивались, у них были большие проплешины в волосах или некачественные парики. У большинства собравшихся в эту толпу оборванцев были включены интерфейсы, и эти миниатюрные компьютеры отбрасывали стремительно кружащиеся символы и слоганы на футболки и свитера тех, кто стояли впереди них. Нечеткие картинки и буквы пульсировали разноцветным морем. Некоторые Психи манипулировали цифровой информацией в такт музыке, жестами меняя цвета и образы, налагающиеся на окружающий их мир.
