Таксист, завидев меня издали и определив по моей ускоренной походке, что я тороплюсь, бросил на асфальт недокуренную сигарету и, исчезнув в салоне, запустил двигатель. И правильно сделал – мой телефон снова разрывался от звонка начальника.
– Да, Борис Валентинович!
– Алекс, ты где, твою мать?
Я жестами попросил водителя погазовать и посигналить. Он разулыбался, но просьбу мою выполнил.
– Пробка, Борис Валентинович. Я давно уже в пути, скоро буду. Иии… Борис Валентинович…
– Говори уже! У меня времени в обрез, одни нервы!
– Вы не могли бы выйти, когда я подъеду? У меня небольшая проблема…
– Ты совсем охренел что ли? – мне показалось, что в салоне от крика потрескаются стёкла и уже находился в ожидании встречного ветра. – Мы тут ждём его, будто дел других нет, а он – «Выйти»! Может, дорожку красную тебе ещё постелить?
Я ожидал подобной реакции, но делать было нечего – в моём кармане не было ни рубля, а водитель такси явно не будет не в восторге от такой новости.
– Я всё объясню, Борис Валентинович!
– Объяснит он… Давай уже быстрее. Если через десять минут тебя не будет – можешь разворачиваться обратно!
– Ээээ… Пятнадцать…
– Я тебе сейчас дам «пятнадцать»! Всё, жду!
В принципе, Борис Валентинович – добродушный старикан, но, если дело касается работы – ураган в своих эмоциях, наблюдать его в гневе, да ещё быть причиной гнева – удовольствие редкое и сомнительное. Теперь можно понервничать.
Подарком судьбы оказалась пустая дорога до редакции, да и водитель попался понимающий – прошло совсем немного времени – и мы уже подъехали по нужному адресу, где на ступенях у входа Борис Валентинович и Оксана что-то обсуждали, причём очень эмоционально. Мне расхотелось выходить из машины и не было ни малейшего желания быть темой для обсуждения. Мне стало немного грустно.
– Борис Валентинович! Вы не могли бы… Оплатить такси? – мне казалось, он лопнет от злости. Почти швырнув мне в лицо выуженную из бумажника купюру, начальник прошипел:
– Давай бегом за мной!
Моя гордость не позволяет мне брать деньги, если они выданы подобным образом, но это был единственный выход. Я извинился перед таксистом и поспешил в кабинет Бориса Валентиновича. Грусть во мне сжималась всё плотнее.
Не успел я открыть лакированную дверь, как в мою грудь практически воткнулся запущенный в меня журнал. Возможно, последний выпуск. Ну да, точно последний. Я поднял журнал с пола и встал, не решаясь пройти и сесть, как обычно, на кожаный диван.
– Алекс, какую страницу мы сейчас откроем? – Голос начальника подозрительно стих.
– Шестнадцатую?
– Да, блядь, шестнадцатую!!! – я не ошибся. Затишье оказалось обманчивым. – И что мы там увидим, Алекс?!!
– Что?
– Ты мне дурачком не прикидывайся! «Что»? Да ничего! Ничего того, что должны были бы увидеть! Ты помнишь, о чём мы здесь втроём говорили, помнишь?
– О чём конкретно, Борис Валентинович?
– О том, твою мать! Оксана! Ну, расскажи ему!
Оксана, до сих пор безучастная, приободрилась и приготовилась есть мой мозг.
– Алекс, мы – единственный канал, который освещает чемпионат. Вы первые, как всегда – с моей помощью, кто получает всю ту информацию, которая другим журналам недоступна. Не могут, понимаешь, их сотрудники знать то, о чём ты узнаешь от меня. Вот не могут. Весь чемпионат в нашем с вами освещении. Крайний матч с Бельгией оказался для наших неудачным. Да хрен бы с ним, но… Выходит передача с Никольским, где он передаёт настроение команды миллионам фанатов, жалостливо рассказывает о трудностях подготовки, о куче говна, преследующих команду. В общем, оправдывает игроков, как может. Опять же – хрен бы с ним… Я не знаю, как вы работаете, но вот в этом вот номере, – Оксана ткнула пальцем в выпуск, всё ещё находящийся у меня в руках, – в этом номере ты, Алекс, сообщаешь тем же фанатам, что, на самом деле, наша дорогая команда всю ночь куролесила в ночном клубе и на игру вышла, грубо говоря, не в форме. Пили, понимаешь, наши ребята всю ночь! Вот и непонятно, Алекс, как так – сегодня Никольский жалеет ребятишек, а завтра, через вас, их поносит? А ведь мы с вами этот момент обговаривали – всё, что на канале выходит, выходит и у вас! А сейчас весь интернет в картинках – бельгийцы на поле и наши в баре – «Вот так готовится наша команда»! Алекс, преклоняюсь, ты – единственный, кто запустил эту «фишку»! Недовольны все! Руководство имеет меня, а я хочу поиметь тебя!
– Твою мать, Алекс, меня неделю не было, тебе всё доверие, а ты такую шляпу завертел! Ты чем думал, когда пальцами своими кривыми статью набирал!?
Помню этот денёк. Утром сдавать статью, а я в хлам бухой ору Анжеле, стриптизёрше, чтобы она не пугала клиентуру и не снимала лифчик. Анжела, она же Аня, привыкла к моим выходкам, она не обижается. Я на пять минут заехал в бар, чтобы подкинуть деньжат Ильдару на вечер. Потом, под утро, пялился одним глазом в монитор и высказывал Ворду всё, что думал о наших футболистах. Отправил с подписью «Валентиныч дал добро». Валентиныч, конечно, этого не делал, я вообще не знаю, чем он там занимался, на Мальдивах, наверняка просто жарил задницу на солнце. В общем, случилось так, как случилось – статью отправили в печать. А я потом ещё два вечера заезжал на пять минут в тот же бар с чувством выполненного долга.
– Короче, Алекс, я уезжаю на встречу, а ты как хочешь улаживай этот момент с Оксаночкой. Я не знаю, как ты с ней договоришься и о чём, но если завтра ситуация останется неразрешённой, то будешь ты здесь коробки на складе по стеллажам раскладывать!
Борис Валентинович засуетился, достал какие-то бумаги из стола, в спешке рассовал их в свой портфель и, громко хлопнув дверью, удалился. Хорошо, что он так сильно торопился, иначе не избежал бы я часовой поездки по своим чреслам. Осталось только решить вопрос с «Оксаночкой»». Как только начальник скрылся за дверью, мне немного полегчало. Я выдохнул и уже мог позволить себе присесть на скрипящий диван.
– И? – я, не глядя на Оксану, завалился с ногами на диван и стал разглядывать ноготь на большом пальце правой руки. Он показался мне немного длиннее, чем на пальце левой руки.
– По-моему, сейчас ты должен говорить, – Оксана зашелестела бумагами. Жаль, я не видел её. Но поворачивать голову не хотелось.
– Признаюсь честно – даже представить не могу, как это решить.
– Не сомневалась. Это нормально для тебя – не знать, что делать.
– Не преувеличивай, Оксаночка, мы обязательно что-нибудь придумаем, не первый раз бутылки сдаём!
– Алекс, я не понимаю, ты, вроде, толковый парень, а у тебя косяк на косяке, как это у тебя получается? За всё время нашего знакомства и сотрудничества я столько раз уже наблюдаю, как ты сам себе жизнь засераешь!
– Вот только ты не начинай! Успею ещё от Валентиныча словить нравоучений! Просто, Оксаночка, у меня слишком тонкая душевная организация, поэтому я мало приспособлен к жизни на этой Земле, полной тайн и противоречий!
– Не неси херню, Алекс. Знаешь, за сегодняшнее утро я наслушалась уже столько, что не в силах припираться с тобой. Сейчас я покачу по делам, а в семнадцать часов жду тебя в «Хард Роке», где ты мне расскажешь про план наших действий. Времени у тебя предостаточно, рожай мысли.
– Оксан, по каким, на хуй, делам? Что я придумаю один? У меня в голове сейчас полк бухих клопов восстал, а ты бросаешь меня на их надругательство надо мной!
– Ну хоть кто-то сегодня тебя нормально отымеет!
Она подмигнула мне левым глазом, улыбнулась и скрылась за дверью, оставив разгребать меня это говно. Нет сомнений – моя вина очевидна, но как вернуть время назад, чтобы исправить положение, я не знал. Не знал, но и нависший надо мной пиздец решать не хотелось. Закурить прямо здесь мне не позволила совесть, поэтому я засмолил лишь на выходе, сбегая со ступеней главного входа. Голова по-прежнему раскалывалась и мне требовалась скорейшая реанимация. Пройдя сотню метров, в небольшом скверике я обнаружил пивной ларёк – вот она, скорая душевная помощь! Сдачи таксиста вполне хватало на бутылочку прохладного пива, и я незамедлительно поддался искушению заглушить пожар внутри себя. Уже через мгновение, сидя на деревянной лавке и потягивая спасительную жидкость, я изучал обстановку вокруг моего локального рая. Оказалось, что подобных мне страдальцев набралось предостаточно, чтобы я почувствовал себя одним из них – так же помят, несвеж и без гроша в кармане. Не хватало только вместо «Крушовицы» держать в руке бутыль с каким-нибудь «Блейзером» – вот тогда точно кто-нибудь, проходя мимо меня, поморщится и брезгливо отвернётся. И я соглашусь с ним – зрелище препротивнейшее, уверяю. Хотя, не самое унылое. Оставляя на этой Земле свои липкие следы, я успел насмотреться многого, похлеще картины перед моими глазами. Надолго ли ещё осталось силы в Их руках, всё так же ли Их колени не дрожат? Скоро, очень скоро Их затёкшие затылки избавятся от небывалой тяжести! Всё непосильней становится Их труд… Слишком много Земля впитала в себя зла, генерируемого людьми на протяжении многих веков. Иногда кажется, только лишь Зло – Зло в целом: жадность, алчность, предательство, жажда наживы, не останавливающаяся ни перед чем абсолютно; вытекающие последствия – пьянство, наркомания, разврат, нищета и… мировая скорбь, осознание того, что никогда не выбраться уже из болота смрада, экскрементов и гнилья, оное заполнило планету выше людских голов – именно это всеобъемлющее Зло – единственное достижение человечества, страшное, мрачное, но, тем не менее, всё продолжающее развиваться с ошеломляющей прогрессией. Бог осмеян и отвергнут, Истины позабыты, Заветы втоптаны в грязь. О Добре слышно лишь со страниц Самиздата. Безропотное стадо, больное с рождения духовной слабостью, следует новым Заповедям, а те, кто их диктует, не скупятся на производство всё новых и новых Законов, не замечая, что вяжут петлю так же и себе. Наконец, Они не выдержат. Побрезгуют держать на руках омерзительную колыбель с кишащими в ней ядовитыми змеями. Атланты устали.
