Сознание блуждало во мраке, беспросветного царства пустоты и забытья. Иногда казалось, что вот-вот проглянется луч света, указывающий путь наверх, но каждый раз надежды оказывались тщетными. Со временем торфяное болотное марево начало становиться жиже. Сквозь завесу тьмы проступали силуэты и отзвуки. Вот, чьей-то грубый голос вспыхнул спасительной свечой, но тотчас сгинул. Вот, лошадиное ржание донеслось откуда-то сверху, приглушённое, едва различимое, словно из другого мира или жизни. Вдруг Казимир понял, что окончательно проснулся, — вернулась боль и страх. Он вспомнил всё, что произошло в доме Третьяка.
«Та кровь на руках… Неужели это я… — разум отказывался верить в то, что хранили мысли. — Я же не мог… Не мог… Не мог я!».
— Не мог он, — посетовал знакомый, вечно недовольный голос. — Вот уж где правда, там и правда. Немощный ты у меня, бестолковый.
С видимым усилием разлепив, ставшие невероятно тяжёлыми веки, Казимир уставился туда, откуда доносился голос. Огнедар сидел напротив него прямо на земле, хмуро глядя в упор. Оглядевшись, ведун понял, что они сидят в яме.
— А ты думал, в белокаменных палатах оказаться? — перехватив его взгляд, продолжил давить старый учитель. — Меня, вишь, что, к тебе посадили. Я так разумею, обоих к коням привяжут, да пустят их в галоп.
— Как это к коням? — ошалело отозвался Казимир, всё ещё отказываясь понимать происходящее.
— А вот так. Руки к одному коню, ноги к другому и в разные стороны р-р-р-ыть! — рявкнул старик, гневно сверкая глазами. — Сразу, конечно, ты не подохнешь. Ежели повезёт, то порвёт ровно напополам, стал быть. Тогда немного кровью похаркаешь, да и окочуришься. Хуже, если руки поначалу оторвёт. Такое бывало, видали. Коли сначала руки оторвёт, то, стал быть, повторно будуть привязывать, уже за шею и ноги. Ну, тут, зато, уж точно повезёт, и наверняка, значится, сразу р-р-р-ыть и к праотцам, — старик вновь рыкнул, изображая как рвётся человеческое тело.
Казимир понял, что наставник не собирается облегчать ему участь. Он хорошо знал своего собеседника. В такие моменты было бесполезно добиваться от него ответов. Покорно понурив голову, Казимир замолчал, дожидаясь, когда настанет время.
— Сгубил ты себя, щенок. Да и меня, вестимо, тоже сгубил.
— Раска жива?
— Жива, — тяжело вздохнув, наконец, ответил Огнедар. — И на том, как говорится, спасибо. А дитё душу богам отдало.
— Мальчик или девочка?
— А тебе не всё ль равно, рукожопый ты баламошка? — рассеянно отозвался дед.
— Нет, не всё равно, — упрямо прошипел Казимир, сдерживая слёзы.
К горлу подступил ком. Он никак не мог поверить. Неужели это конец?
— Девочка, — бросил Огнедар, вбивая последний клин в сердце ученика. — Скажи мне, зачем ты притащил эту гадость?
Казимир не сразу понял о чём речь. Он поднял глаза на наставника, ожидая объяснений, но их не последовало.
— Ты глаза-то свои бесстыжие на меня не пырь, — кряхтя рявкнул наставник, выходя из себя. — На кой, я тебя спрашиваю, ты притащил это в дом роженицы? — последние слова Огнедар произнёс, гневно потрясая перед носом Казимира когтём кикиморы.
— Я не брал… — прошептал парень и едва успел увернуться от броска.
Дед со злостью швырнул коготь в ученика, метя тому в лоб.
— У тебя за пазухой нашли, глазопялка ты бестолковая!
— Этого не может быть… — зашептал Казимир, хватаясь за голову. — Этого не может быть!
— Так брал или нет? — накинулся Огнедар.
Неожиданно для себя, парень понял, что старик немного смягчился. В его голосе появилось ещё что-то. Что-то сулящее интерес или… надежду?
— Я ночью его взял, чтобы потом изучить, — с готовностью закивал Казимир, стараясь нащупать брод. — Но потом оставил… На островке за дубравой сохатых закопал.
— Это ещё зачем? — изумился Огнедар, но всё же продолжил слушать.
— У меня там тайник. Храню всякое, что в деревне держать не стоит. Коготь туда же отнёс.
— Ну, умно, конечно, — покивал Огнедар, понимая о каких вещах идёт речь. — Но как он снова при тебе оказался?
Казимир замер. Изо всех сил он старался сконцентрироваться на событиях минувшего дня, шаг за шагом повторяя в голове каждое событие, припоминая каждый прутик да лепесток.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я точно оставил его там, — наконец ответил ученик, серьёзно глядя в глаза наставнику.
— Понятно, — бросил Огнедар, почмокивая беззубым ртом. — Мстят, стал быть. Ох и мстят же, Казимирка… Никогда про них такого не думал. Это ж не хиханьки уже, да не хахоньки. Село сейчас без ведунов оставят… Как же это они нас… Так просто… Да-а-а, влипли!
— Делать-то, что? — осторожно спросил Казимир.
— Делать… — рассеянно, протянул Огнедар. — Делать надо, то уж точно.
Некоторое время помолчав, он глянул на ученика так, как не смотрел никогда. В этом взгляде не было привычного пренебрежения и раздражения. Он смотрел на него как друг или даже… отец.
— Будем прощаться, Казимирка, — неожиданно мягко произнёс Огнедар. — Нельзя селу терять ведуна, а тебе голову. Делай всё, что скажу и будешь ещё девок по сеновалам тискать… Ежели, конечно, сможешь поймать, — он усмехнулся. — Э-э-эгей, там! — рявкнул он во весь голос, поднимая голову. — Зовите старосту, злодей во всём сознался!
То, что делалось после превратилось для Казимира в чудовищный и аляповатый кошмар. Его выволокли из ямы и потащили прямо по дороге, так и не подняв на ноги. То и дело в бока, а порой и голову прилетали камни. Селяне не очень-то осторожничали, не боясь зашибить проклятого злодея прежде законного наказания. Кто-то провожал пинком, иные плевком и «добрым словом». Он понял, что его тащат к реке, когда сквозь ругань и гомон толпы донеслось журчание воды.
Наконец, Казимира поставили на ноги. Он тяжело поднял глаза на тех, кто пришел его судить. Они все стояли здесь, буравя полными боли, ярости и гнева взглядами. Сжимая пудовые кулаки, переминался с ноги на ногу раскрасневшийся Третьяк. Рядом стояла его жена… Раска отвела взгляд, когда Казимир попытался раскрыть рот, увидав её.
— Руки вяжите, — скомандовал Огнедар, которого поддерживали двое мужиков.
Кисти Казимира крепко стянули за спиной, да так, что он и пальцы перестал чувствовал.
— Теперь ноги, — продолжал старый ведун, глядя на бывшего ученика бесстрастными и суровыми глазами.
Когда с веревками было покончено, Казимир понял, что ему уготовано. У причала покачивался на тёмных волнах небольшой плот.
— Подведите, — мрачно буркнул Огнедар, и дождавшись, когда парень оказался перед ним, продолжил. — Ты больше не принесёшь зла. Откудова ты к нам пришёл, туда мы тебя и воротим. Понял меня, ты?! — гневно вскричал ведун, хватая Казимира за лицо.
Парень успел заметить в руках старика какой-то крошечный предмет, не больше напёрстка, который тот сунул ему под нос. Жадно вдохнув, Казимир едва не выдал себя, вскричав. Ноздри обожгло болью, глаза тотчас начали слезиться.
— И не пытайся меня разжалобить, — продолжал рубить Огнедар, заметив слёзы. — Поди прочь, русалочий вымесок! — взревел дед и оттолкнул бывшего ученика от себя.
Толпа поддержала ведуна одобрительным гиканьем. Тело взметнулось вверх, уносимое к реке. Казимир трясся от страха, понимая, что вот-вот окажется в воде. В ушах стучали барабаны, и он даже не сразу понял, что это селяне в такт притопывают, провожая его на казнь. Было очень страшно и в тоже время обидно. За что? За какое зло, они платят ему смертью? Оглушительный грохот и… удар.
Голова канула в холодную гладь реки. За ней плечи, грудь, живот, ноги. Время словно замедлилось или вовсе остановилось. Казимир раскрыл было зажмуренные глаза и понял, что тонет. Его благосклонно принимала холодная тьма бурлящего потока. Сердце застучало с неистовой прытью, руки напряглись, силясь порвать верёвку. Нет, тщетно, путы держали на совесть.
«Вот и всё, — подумал Казимир, глядя как приближается дно. — А я на тебя понадеялся… Дурак».
Речной песок коснулся лба. В белоснежные волосы вплелись водоросли. Мимо задорно сновали рыбешки, удивлённо поглядывая на бледного и столь неожиданно гостя. Казимир дёрнулся, пытаясь их отогнать, словно то навязчивые комары, как вдруг понял… Он может дышать… под водой! Не веря себе, делая вздохи вновь и вновь, парень не захлёбывался. Казимир некоторое время смаковал новые ощущения, а потом начал от души хохотать. Изо рва вырывались пузырьки воздуха, голоса не было слышно, но это не было важно. Он будет жить! Конечно, он всё ещё был связан, но теперь то казалось лишь досадным недоразумением. Он будет жить.
