Глава 3. Новая жизнь
Повозившись немного, парню удалось перебросить стянутые за спиной руки перед собой. Речное дно хранило множество подходящих к случаю предметов, и вооружившись надломленной раковиной моллюска, парень принялся перепиливать верёвки.
В голове мелькало множество мыслей, одна шальнее другой. Хотелось выбежать на противоположный берег и крикнуть им что-нибудь. Но Казимир подавил в себе эти желания. Наставник спас его. Спас уже не в первый, но точно последний раз. И это было ценней всего на свете. Конечно же, Казимир хотел, чтобы его приняли. Естественно, что он тосковал, будучи всеобщим изгоем. Но больше всего на свете, он ждал одобрения именно его — старого богатыря, ведуна, который сам научился всему и передавал свои знания из уст в уста. Он всё-таки поверил ему и в него.
Однако же пришлось изрядно потрудиться, покуда злополучные верёвки выпустили несостоявшегося утопленника. Постояв миг в растерянности, парень зашагал прямо по дну, а затем поплыл, толкая тело вперёд размашистыми гребками. Плыть против течения было тяжело, поэтому ведун двинулся по течению, не слишком то раздумывая куда податься после. Поначалу следовало оказаться как можно дальше отсюда. Ощущение времени быстро растворилось в бегстве. Он нервничал. Сколько еще продлится Огнедаров заговор? А ну как он в любой миг хлебнёт студёной водицы, да окочурится? И всё-таки Казимир проплыл версты четыре, прежде, чем решился выйти на берег.
Тяжело выполз на траву и замер, жадно хватая воздух, как загнанная лошадь. Оглядевшись по сторонам, он понял — уже вечереет. Красный солнечный лик медленно полз по небосклону, метя в тёмные воды только выпустившей Казимира из объятий речки. Зачарованно следя за светилом, ведун лежал без движения, жадно дыша. Откуда не возьмись, появились лебеди. Белоснежные и важные птицы, царственно нежились в золотистых отблесках уходящего дня. Их было лишь двое, они плавали неспешно, повторяя движения друг друга как отражения. В какой-то момент их длинные шеи перекрестились, головы смотрели в разные стороны. Красно солнышко опустилося аккурат по центру меж ними и вспыхнуло… Казимир выпучил глаза, не веря себе. На небосклоне на какой-то краткий, ничтожный миг… вспыхнул символ — Чур! Миг был скоротечен, как само время, но столь же величествен и полон стати. Казимир мог бы поклясться сто крат, что знак Чура повис над рекой тогда… для него.
Он так и сидел на берегу, покуда уставшая голова не мотнулась сама собой в сторону, увлекая истерзанное тело. Конечно, следовало отойти от реки подальше. Мало ли что. Но молодой ведун устал, как никогда прежде. Две ночи к ряду не дрыхнуть, такое не каждый сдюжит. Казимир спал неспокойно, но в тоже время беспробудно. Постанывая, что-то бормоча, часто ворочаясь, он провел свою первую ночь в изгнании. Утро показалось новым рождением, покуда не захотелось есть. Покумекав, что будет лучше, если он уйдёт как можно дальше, Казимир побрёл прочь, не разбирая дороги. Голова очистилась от лузги и пыли, тело отдохнуло. Ноги, словно не ведающие усталости, несли его в далёкие дали, в которые ученик ведуна раньше не заглядывал.
То и дело Казимир останавливался, чтобы осмотреться. Впервые в жизни, он чувствовал себя в лесу не в своей тарелке. Прежде за спиной всегда лежала дорога обратно к родной деревне, теперь же он был по-настоящему один супротив всех и вся на белом свете. Сверху послышалась отдалённая перекличка. Подняв голову кверху, ведун пару журавлей, летящих над лесом, словно ему путь указывая.
«Я понял, родимые. Иду».
Первая деревня повстречалась на четвёртый день пути. Она была небольшой всего три дома. Казимир знал кто здесь живёт — семья охотников Ратибора Весёлого. Парень поспешил проскочить мимо незамеченным, едва завидев крыши домов. Ратибор носил много прозвищ. Среди них еще значились Удалой, Лихой, а также Шальной. Все они весьма красноречиво описывали нрав главы семейства, как, впрочем, и его сыновей и даже дочерей. Разум подсказывал, что надо идти дальше. Его словно что-то вело. Зов, ни то мечта из прошлого, о которой ведун позабыл. Дом Ратибора остался позади.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Нет, не сюда меня ведёт чутьё, — думал Казимир, уверенно шагая дальше. — Кабы знать, куда? Не ведомо, но ещё далече».
Хоть путь дорога и вела в никуда, а ноги шагали будто сами собой, живот требовал жертву. Приходилось ломать голову, как бы не сгинуть с голодухи. Еды очень не хватало. Эх, кабы взять ему хоть узелок какой с собой, сухарей тех же, кабы не гнали в шею, да на убой топить… Но по известным причинам ничего с собой ему Огнедар не выдал, а есть, ой как, хотелось. Казимир питался в основном грибами и кореньями. Бывали дни, когда приходилось топать впроголодь. Бить дичь Казимир был не приучен, да и не любил. Когда не хватало ягод или грибов, он перебивался зелёными еловыми шишками и одной водой. Когда удавалось собрать что-то про запас, непременно зажаривал до румяной корочки все свои находки, разводя костёр на ночь.
Лесная нечисть была к ведуну благосклонна, хотя правдивее сказать, что они попросту не пересекались до поры. Казимир очень боялся повстречать лешего, поскольку не имел при себе доброго гостинца, чтоб откупиться. Опасался русалки, коя могла без труда заграбастать одинокого путника. Но больше всего он страшился встречи с кикиморами, которые еженощно следовали за ним по пятам в ночных кошмарах.
По счастью Казимира, как говаривает народная мудрость, сколько верёвочке не виться, а конец будет. Однажды, обходя болото, он прям-таки наткнулся на большое поселение. Пред ведуном ещё мгновение назад, смотревшим на лесные стены, вдруг вырос добрый берёзовый частокол. Казимиру показалось странным, что его никто не кликнул раньше. Не бывает так, чтоб большое селение и никого вокруг. Однако ж было очень тихо, ни тебе топор, али молот не стучит, а девичий смех не ласкает слух.
Войдя через отворённые ворота, Казимир тотчас смекнул, что тут к чему. Многие брёвна частокола с внутренней стороны были опалены. Никак пожар у них приключился? Неужто столько душ сгинуло, что и встретить некому? Впрочем, он быстро отмёл сии мысли. Отстроился же кто-то по новой! Стал быть есть живые. Наконец, его окликнули, заставив тотчас вздрогнуть.
— Ты кто такой? Дурак совсем, али ума лишённый, а?
Голос незнакомца дрожал, но в то же время говорящий явно пытался казаться устрашающим. У него это весьма плохо получалось, как, впрочем, и целиться из лука, который трепетал в его руках аки стебель травы на ветру.
— Я с миром, добрый человек, — поспешно сообщил Казимир, поднимая ладонь навстречу мужичку. — Ведун я. Казимиром звать. Не нужна ль вам помощь какая, али услужение?
— Хто? — недоверчиво проблеял мужичок. — Ведун? Батьшки, уже ль дождалися… Ведун? Ты не брешешь?
Казимир отчаянно замотал головой.
— Какая напасть у вас? Пожар пожрал?
— Если бы пожар, — из-за спины Казимира раздался ещё один голос.
Говоривший вышел навстречу путнику, открыто, но сжимая в руке меч. Он был не молод, но и не стар. Чернявый муж лет эдак под сорок, может чуть более. Глаза смотрели строго и цепко. Когда он заговорил, деревня словно ожила. Откуда не возьмись, начали появляться люди. Кто-то вылезал из землянки, кто-то спускался с крыши, иные попросту выходили из домов. Впрочем, все были при оружии, у кого дубина, у кого вилы, а кто и при луке со стрелами.
«От кого же вы прячетесь? — подумал Казимир, оглядывая обступающих его селян. — Не мало ж вас… А было-то сколько?».
Конечно же то был староста. Чернявый мужик, подойдя, оглядел Казимира с ног до головы. Наконец, решив, что тот не представляет угрозы, кивнул своим, чтобы оружие убрали подальше.
— Не серчай, путник, что не с хлебом да солью, — проговорил он, внимательно глядя в глаза Казимиру. — Здесь суровая земля, да тяжкая доля! Но мы не жалуемся, как и пришельцев не всегда жалуем. Ты чей будешь и на кой сюда притащился?
— Говорю же, Казимиром меня кличут, — спокойно ответил парень. — Ведун я бродячий. Ничейный я. Сирота.
