— Я думаю, теперь нам надо идти в Гайд-парк, — Сказала Амариллис Лугоцвет, — если чутье меня не обманывает, Нордвинд ждет нас возле круглого пруда.
— Это значит, что нам следует направиться в Кенсингтон-Гарден, — с чувством превосходства поправил ее Альпинокс. Способность ориентироваться вернулась к нему в полной мере.
— А ведь вы правы, — с улыбкой сказала Амариллис Лугоцвет, — впредь я поостерегусь недооценивать вашу помощь.
Рука об руку они медленно шли по Гайд-парку, мимоходом прислушивались к речам выступавших там ораторов — их предсказания касательно нового мирового пожара у одних слушателей вызывали улыбку, другие с тревогой принимали их на веру; оттуда они перешли в не столь многолюдный Кенсингтон-Гарден. Небо немного очистилось, и в лужах отражалось солнце. Все чаще навстречу им попадались матери с детьми, спешившие воспользоваться для прогулки ясной погодой, гувернантки катили по дорожкам парка высокие коляски с малышами, а детям постарше, которые шли с ними рядом, рассказывали про Мэри Поппинз и Питера Пэна.
Они заметили ее еще издали. Высокая женщина во всем белом, с распущенными волосами, ниспадавшими из-под шляпы, тоже белой и украшенной цветами. Она лавировала в плотной толпе гуляющих, — день был воскресный, — словно танцевала в самозабвении, но никто на нее особенного внимания не обращал. Она походила на одну из тех странных пожилых леди, чьи причуды вызывают у всех снисходительное любопытство, но никого всерьез не беспокоят, однако если бы люди дали себе труд получше приглядеться к этим дамам, то увидели бы, что они вовсе не такие старые, как может показаться по их повадкам.
— О, Нордвинд! — воскликнула Амариллис Лугоцвет, когда обе феи наконец столкнулись, и они тотчас бросились друг другу в объятия. — Я привезла с собой короля Альп, ты сумеешь оценить его по достоинству. — Она познакомила Альпинокса с Нордвинд.
— Я просто восхищена, — сказала Нордвинд несколько взволнованным голосом, как видно, в ее жизни давно уже не происходило ничего интересного. — Я люблю горы с их снежными вершинами, с их ущельями и пиками, потому что вообще люблю все причудливое. — И подавая руку Альпиноксу, она почти что сделала книксен.
— Но что с тобой, дорогая Амариллис? Бедные твои малыши, — Нордвинд нежно погладила нарцисс, который Амариллис Лугоцвет воткнула себе в петлицу.
— Не трогай, пожалуйста, не трогай! — воскликнула Амариллис, но нарцисс уже упал, расколовшись со звоном, и в тентом воздухе осколки его таяли, образовывая вокруг себя лужицу и превращаясь в увядшие лепестки.
— Извини меня! — Нордвинд была в самом деле удручена своей неловкостью. — Я просто не знала, что эта хитрость еще действует. Слишком долго прожила я в этом городе, не прибегая к своему искусству, и просто разучилась его применять. Прости…
— Как хорошо я тебя понимаю, — ответила Амариллис Лугоцвет, в ее петлице тут же вырос новый нарцисс. — Мы сами тоже очень отдалились друг от друга.
Они стояли втроем, непринужденно болтая, и прохожие, раз взглянув на них, шли своей дорогой, не удостаивал их второго взгляда.
— Я так рада, что вы приехали, — сказала Нордвинд, обращаясь к Альпиноксу, ее взгляд обволакивал его, как глетчер — цветущий горный склон. — Отныне многое переменится. Я слишком давно живу среди чужан, они теперь даже не пугаются, завидев меня.
— Благодаря этому путешествию я отчасти вновь обрела себя, хоть облако и было совсем никудышное, — заявила Амариллис Лугоцвет. — С тех пор как чужане научились летать, мы даже в воздухе не чувствуем себя в безопасности. К счастью, на пути сюда вам не встретилось ни одно из этих механических чудовищ, которые в последнее время заполонили небо.
— Полететь… — мечтательно заговорила Нордвинд, — как это прекрасно, полететь вместе с ветром. Я уже просто больна от всех этих улиц, забитых автомобилями, хоть и живу на двадцать четвертом этаже. Хорошо бы наконец вырваться из этого смога, подняться повыше в небо.
Решение было принято мгновенно — за какие-нибудь три секунды. Благодаря Нордвинд они могли обойтись и без облака и, взявшись за руки, взмыли в воздух прямо с того места, где стояли, средь бела дня, над головами прохожих. Некоторые даже обратили на них внимание и пристально следили за их полетом, пока они не скрылись облаками.
На другой день в бульварных газетах появились сообщения, где говорилось либо о вознесении нескольких святых, — солидные газеты не приняли этих сообщений всерьез, — либо о неопознанных летающих объектах, не далее как в прошлое воскресенье замеченных над Гайд-парком. Поскольку эти известия исходили из Гайд-парка, — о Кенсингтон-Гардене пресса даже не упоминала, — их тоже никто всерьез не принимал, а тех немногих, кто догадался, в чем дело, во-первых, не спрашивали об их мнении, во-вторых, они и сами не стремились предавать гласности подобные дела. Таким образом, вся эта история вскоре канула в забвение, чему никто так не радовался, как ее участники — Нордвинд, Амариллис Лугоцвет и Альпинокс, ведь они позволили себе увлечься до такой степени, что пустились в полет — дело для них вполне естественное — прямо на глазах у чужан, чего прежде старались всемерно избегать.
Теперь же они летели и летели над тучами, держа путь на север, и радовались той безграничной шири, которая открылась их глазам, — только формации туч и резко преломлявшийся свет порой мешали им смотреть.
Где-то в районе Хаддерсфилда в Йоркшире тучи стали понемногу редеть, и, подлетая к Шотландии, они рискнули опуститься пониже, так как в этой стране вполне могли рассчитывать на молчаливое сочувствие тамошних жителей.
Они выстроились так, что с земли их можно было принять за огромную птицу, и хотя ее крылья ошеломляли своим чудовищным размахом, такую птицу еще можно было как-то себе представить. Время от времени Амариллис Лугоцвет и Альпинокс проделывали маневр: то падали камнем вниз, то взмывали вверх, подражая повадке знаменитой птицы гриф, появление которой в Шотландии могло бы, правда, вызвать изумление, но навряд ли повлекло бы за собой газетные комментарии.
Амариллис Лугоцвет и Альпинокс вскоре были пленены прелестью открывшейся им картины: орнаменты каменных оград между овечьими пастбищами, прихотливый узор, образованный реками на холмистой зеленой равнине, и очертания побережья, которое всякий по-иному защищалось от моря.
— Да, в тоске «тихого народца», есть свой резон, — заметила Амариллис Лугоцвет. — Я начинаю понимать, что наказали их действительно жестоко.
А когда еще солнце залило своим светом этот скромный и оттого особенно прелестный пейзаж, Амариллис Лугоцвет показалось, что она даже различает внизу овец, и она готова была признать наконец некоторую правоту «тихого народца».
— Тихий народец? — спросила Нордвинд, и по ее топу можно было заключить, что она далеко не в восторге от крошечных человечков.
Амариллис Лугоцвет рассказала ей о племени эльфов, изгнанном в Штирийский Зальцкаммергут, не умолчав при этом и об истории с Титиной.
— Они никогда не исправятся, — заявила Нордвинд, — и навеки останутся недисциплинированным, эгоистичным народцем, сколь бы мило они ни выглядели и сколь бы восхитительно ни звучала у нас в ушах их музыка.
Альпинокс все это время молчал, он весь предался созерцанию. Но вот и он подал голос.
— Альпы, — мечтательно сказал он. — Лучше Альп ничего быть не может… Чего бы я не отдал сейчас за то, чтобы с вашей помощью, дорогая Нордвинд, — и он взглянул на нее, насколько это позволял ему полет, — увидеть альпийскую панораму.
— Я тоже люблю Альпы! — восторженно воскликнула Нордвинд. — Мы облетим их вместе с вами, можете на меня рассчитывать. Как только минует это страшное наваждение, к которому готовятся сейчас чужане, мы с вами вместе облетим Альпы.
— Буду вам очень признателен, — заметил Альпинокс, — если вы доставите мне такую радость.
Перед глазами у них уже замаячили причудливой формы камешки, в совокупности своей составлявшие Оркнейские острова, как вдруг Нордвинд камнем устремилась вниз, что-то бормоча насчет пятичасового чая.
Амариллис Лугоцвет я Альпинокс, привыкшие уже к плавному схождению с облака, испытали изрядную встряску, внезапно приземлившись на горной пустоши, которая весьма изумила Альпинокса — так походила ее растительность на альпийскую флору.
- Пойдемте-ка, — приветливо сказала Нордвинд. — Я знаю здесь кое-кого из рыбаков, они варят превосходный чай, мы не должны лишать себя такого удовольствия.
Пока они шагали к прибрежным скалам, Нордвинд рассказывала им о королеве Моргаузе, единоутробной сестре короля Артура, родившей ему сына Мордреда. После смерти короля Лота, с которым она произвела на свет сира Гавейна и других блестящих рыцарей, она стала королевой Оркнейской и очень сдружилась с королевой Северного Уэльса Элайной, а также с феей Морганой, и все они втроем в хрустальной ладье сопровождали короля Артура на Авалон.
