А вокруг уже – крик, а вокруг уже – рев. Раскраснелись лица, загорелись глаза. Попируем, богоравные, хлебнем самосского, зря, что ли, ехали, коням подковы стирали!..
И вдруг – смолкло! Разом, словно кто невидимый мокрой тряпкой голоса вытер. Те, что ближе стояли, колоннами застыли, кто подальше – шею вытянули и тоже замерли...
...Маленькая женщина в легком голубом гиматии стояла на ступенях. Ветер играл золотистыми волосами...
Раскрылись рты, выстрелили жарким потом ладони, звякнул о камень чей-то венец, с головы соскользнувший.
...Маленькая женщина улыбнулась, кивнула, чуть поправила золотые пряди...
– А-а-а-а-а-а-а-а-ах!!!
Единым вздохом толпа выдохнула. Выдохнула – вдохнуть не решилась.
Елена!
* * *
– Да чтобы такую Агамемнону отдать? Да никогда!
– Костьми ляжем, не отдадим!
– Не отдадим! Стеной встанем!
Кружится голова и ноги вот-вот в танец пойдут. Крепко выпить пришлось с богоравными! Увы, здесь злого молока не знают, да и разбавлять не любят.
– Скажем, чтобы все по обычаю было!
– На колесницах бега!
– И на копьях, и на копьях чтобы! И лук!..
Темно в саду дворцовом. Даже Луна-Селена за тучи спряталась. Допоздна гуляли, кое-кто и догуливает еще.
– И чтобы все вместе, заодно! Чтобы по обычаю было!
– По обычаю, по обычаю!
Кричат, друг друга переорать стараются. Полипойт, Пиритоя-богоборца сын, Агапенор Анкеит, Талпий Ойхалиец, наследник Эврита-лучника, близнецы Схедий и Эпистроф, два Аякса: большой Теламонид – лобастый, и маленький – Оилид Эвбеец...
Мне и слова сказать не дали. А я и не рвусь. Пусть орут, пусть кулаками машут. Не сдюжить тебе, Атрей, со всей Элладой!
– Богоравные, а тут я вам скажу, служаночки! Козочки! Телочки!
– Так неудобно, Талпий, мы вроде как эти... женихи!
– И ничего неудобного, Филоктет! Это тоже обычай. А то застоится в чреслах-то! Перед невестой опозоримся!
– Гы-гы! Га-га-га-га!
– Богоравные! А я знаю, как в дом пройти, где людская!
– Веди-и-и-и!
Гогот, топот – и я уже один. Только цикады трещат-стараются, в пляску зовут. А вот и Селена из-за туч выглянула! Правильно, что пряталась, с этой оравой и богине туго придется!
Эх, если бы еще голова не кружилась!
– Ты этого хотел, Диомед?
Обернулся.
Протрезвел.
Мама!
...Худенькая, в гиматии темном, на голове накидка, лицо совсем юное, незнакомое.
Ну, так я маму всегда узнаю!
– Мама! Ты... Почему?
Не ответила, вдаль посмотрела. Туда, куда орава пьяная убежала.
– Думаешь, это ты придумал, сынок? Собрать всех разом, натравить на Микены, на Атрея, на Агамемнона? Знаешь, что бывает, когда гончие упустят добычу?
– Новую найдут, – улыбнулся я.
– Или друг друга рвать станут. Я здесь из-за тебя, мальчик. Слишком много глупостей ты наделал.
– О чем ты, мама? – возмутился я. – При чем здесь...
– Молчи! – крикнула она, и я похолодел от ЕЕ голоса. – Отец... МОЙ отец все никак не мог решить, как всех вас лучше собрать? Чтобы всех сразу! Не забыл?
– Но ведь это не война! – пробормотал я. – Это не война, мама!
А у самого кончики пальцев заледенели.
Гекатомба! Всех вместе, всех сразу!..
– Пока еще не война, сынок! Пока... Думаешь, Атрей не выкрутится? Да ведь ему тоже вас всех стравить – слаще меда! Еще не понял?
Не понял. Но уже начал понимать.
– Надо уезжать. Дары вручить – и уезжать. Но, боюсь, уже...
– Диомед! Эй, Диомед!
Фу, ты! Заговорились!
Любимчик! Подбежал, фарос нараспашку, волосы рыжие торчком...
– С кем это ты? Радуйся, красивая!
Я замер. Обмер. В истукан превратился. Жалко Лаэртида! Останутся сейчас от него одни сандалии. И то, едва ли.
Расплавятся!
– Ой! – это мама. Мама?!!
– Не бойся, красивая! Я Одиссей, с Итаки. А ты откуда?
И улыбается! А мама...
– Я Арсиноя, Тидида сестра. Троюродная, из Куретии. Ой, Одиссей, а где это – Итака? Это далеко?
Плохо мне стало...
* * *
Звон, крик, уханье, стук, гогот, стоны. Копья – в щепки, щиты бронзовые гулом гудят. В самом разгаре потеха. Богоравные герои удаль показывать изволят!
А я в сторонке сижу, травку жую. Вроде как ни при чем. Горькая травинка попалась!
– Эй, Подалирий, выходи! Щас сделаю тебя!
Кто там такой страшный? Ну конечно, Аякс Теламонид, здоровило бычелобое. Покраснел, пыхтит, копье в лапище сжимает. Плохо сейчас Подалирию придется, хоть и Асклепиев он сын!
– Диомед, а может мы с тобой на мечах? Деревянных?
Эге, длинный нос, кудри белокурые...
– Тебе все еще на бронзовых нельзя, Менелай Атрид?
Плечами дернул, рядом со мной на траву бухнулся. Травинку сорвал...
– Мне все можно, Тидид! Кровь только...
– Пелопсова? – восхитился я. – Благородная больно?
(А Теламонид-то молодец! Сделал Подалирия, теперь сразу двумя занялся. Ну, бычок!)
– Гнилая, – вздыхает белокурый. – Царапина если – неделю не заживает. А поглубже – вся вытечет. Слыхал о таком?
Посмотрел на него – не поверил даже. Потом еще раз взглянул...
– Ты что, Менелай? Правда?
Отвернулся белокурый, губы ниточкой сжал...
(А Теламонид уже целыми тремя занялся! Ну и грохот!)
– Такие, как я, и не выживают обычно, Тидид. И дети у нас больные. Если мальчики. А если девочки – ничего вроде. Ихор – кровь богов, слыхал? Танталово проклятие, говорят. Брат-то ничего, хвала богам. А вот у дяди Фиеста и у дяди Эврисфея...
И вновь плохо мне стало. Что же это ОНИ с нами делают? Белокурого-то за что?
– Давай на деревянных, – кивнул я. – А если хочешь, на бронзовых. Покажу тебе, как без царапин обходиться...
– Эй, Диомедик!
Поначалу и оборачиваться не хотелось. Был уже один такой, Диомедиком меня кликал. Где он сейчас, Губа Заячья?
– Чего в сторонке сидишь? – смеется Аякс Теламонид. – Ты, говорят, у себя на копьях первый? Ну, так я тебя сделаю! Давай на боевых. Чтоб по-настоящему было!
Пыхтит бычок, ухмыляется. А вокруг – стая целая. Битая стая. Всех Теламонид победил, теперь им на меня полюбоваться хочется. Как я на травке валяться буду.
– Давай, давай, коротышка! – хохочет Аякс. – Тут тебе не Аргос!..
...Плеснуло в глаза, в ушах зашумело. Удержался на самом краю. Нельзя! Нельзя!
– На деревянных, – сквозь зубы процедил. – Хватит с тебя и дерева...
– Боишься, сморчок?
...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск – и легкий теплый ветерок.
Вынырнуть! Вынырнуть! Вынырнуть!
Тихо-тихо.
Тихо...
Вижу!!!
Вижу его! Будто сквозь туман – но вижу его, Аякса! Все вижу! И рожу красную, и капли пота на лбу его бычьем. Я вижу – а он меня нет! Слепо глядят глаза...
Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух...
Вот, значит, как? Он такой же! Такой же, как я! Только я сумел вынырнуть, он – нет!
Плещет, плещет...
– Держи их! Держи!
Очнулся. Четверо на руках висят, один в плечи вцепился. Эх, Капанида куда-то гарпии унесли! За горло хватать меня надо, ребята, за горло!
– Ты чего, Диомед? Мы же не на войне!
...А в руках – деревянный обломок вместо копья. Хоть крови-то нет? Нет, вроде...
– Все! Хватит! Хватит, говорю!
У кого это голос такой? А-а, Патрокл Менетид! Вовремя подоспел! А бычок-то где? Жив?
– Эй, богоравные, может, воды? Хрипит ведь!
Вначале удивился, потом понял. Не я хриплю – Аякс хрипит. Лежит на травке, голову закинул – и хрипит. Не иначе по горлу ему попало, там, где доспеха нет!
Водой я сам его отпаивал. Отпаивал, подняться помогал. Тяжелый он, Теламонид! Хвала богам, очнулся наконец!
– Извини!
– Да ладно!
Хрипло так сказал. Не сказал – буркнул. Буркнул, отвернулся. Хотел я его про реку спросить, но не решился. И так все ясно.
(А я все-таки вынырнул! Вынырнул, вынырнул, вынырнул! В первый раз – вынырнул!)
– Этих двоих вместе не сводить! Поняли? Иначе сам вам, дуракам богоравным, шею сломаю!
Все верно, Патрокл, все верно...
И снова вдвоем сидим, снова травку жуем. Я жую – и белокурый со мной.
– Теперь ты на ней женишься!
– На ком? – поражаюсь я. – На Елене?
Дергает плечами Атрид, губами тонкими дергает.
– Ведь ясно, или ты, или мой брат. А ведь он... Он ее не любит даже!
Хотел посмеяться – не стал. Не шутит Менелай Атрид!
– Я ведь все понимаю, Диомед! Я – мальчишка, слабак. Даже не наследник. Отец ради меня и пальцем не шевельнет. Только я... Как взгляну на нее, на Елену, и – словно золото в глазах. Словно ветром уносит... Извини, болтаю много!..
– Пошли, – вздохнул я. – Драться будем. На деревянных. Потом – на бронзовых. Пока ты меня не побьешь!
* * *
– И что скажете, мужи аргивянские?
– Сам ты муж аргивянский... А получается так: если Тиндарей Агамемнона выберет, все волками кинутся. И если кого другого – тоже кинутся. Знаешь, Тидид, не нравится мне это!
– Понял, Амфилох... А ты что думаешь, Капанид?
– Думаю, думаю... Дурак я, что женился, Тидид! Елена, она... Эх!
