— Хорошо. — Ее голос все еще звучал ошеломленно.
— Помни, что ринг — твой друг.
— Да, будто молния тоже мой друг. — В ее голосе звучал сарказм.
— Ты все еще борешься со своей молнией?
Она кивнула.
— Если это тебя хоть как-то утешит, то мне тоже потребовалось много времени, чтобы привыкнуть, — солгал я. Ей нужно было быстро избавиться от этого страха, иначе она станет сучкой Николь. А Николь была недостойна того, чтобы заявить права на Рубикона.
— Правда?
Я кивнул.
— Ладно, мы можем это сделать, — пробормотала она себе под нос.
Все еще было странно, что она разговаривала вслух сама с собой в присутствии кого-то другого.
Она вызывала в воображении еще более ужасные сцены, а Елена либо была художницей, либо обладала тайным талантом к этому.
Она должна была стать ужасающей, когда я с ней закончу.
Образы нас с ней вместе мелькали в моей голове, и я отбросил их. Я не мог думать об этом прямо сейчас. Или когда-либо еще.
— Думаю, на сегодня достаточно. — Я посмотрел на часы, скорее по привычке, чем по чему-либо еще.
— Увидимся завтра? — Это был скорее вопрос, чем утверждение.
— Да, тебе понадобится вся помощь, которую можно получить.
***
На следующий день я сосредоточился на бою и обучил ее тому, как вести бой в воздухе: как быстро уходить, когда наносить удар, а когда залечь на дно.
Этим утром я уже начал ласково разговаривать с Николь, чтобы выяснить ее страх.
Ее сердце колотилось, как пойманная птица в клетке, когда я только поздоровался. Она собиралась петь, как жаворонок.
Я не спал с ней, но заставил ее поверить, что это так.
Она напилась, что значительно облегчило принуждение.
— Так чего же ты больше всего боишься? — тихо спросил я ее. Ее глаза горели ярко-зеленым от принуждения.
— Пэтси, я ненавижу пэтси.
— Пэтси. — Какая жалкая. — Что еще?
— Тебя, — кокетливо сказала она.
Я рассмеялся. Она боялась меня, но все же претендовала на Елену. Она считала Елену слабой.
— Пустыня. Мне не нравится жара. Да, и виноградные лозы, особенно те, которые тебя душат. О, и ползучие растения.
Я притворился, что снова целую ее, постанывая и прерывисто дыша, так как у нее было впечатление, что я нахожусь внутри нее.
— О, ты так достоин своего имени. — Она ахнула, и мне пришлось подавить смех.
— Что еще? — Блейк, которого она видела, застонал у нее на шее, когда целовал ее кожу.
— Уродство, я так боюсь быть уродиной.
— Ты далеко не уродина. Если бы это было так, тебя бы здесь не было.
Она рассмеялась, и я представил, как снова прижимаюсь губами к ее губам. Через несколько секунд она отстранилась.
— Пожалуйста, не будь придурком после этого.
— Я? Никогда. Я целиком и полностью влюблен в тебя, Николь. — Я тихо рассмеялся над ее стонами и сделал глоток пива.
Она улизнула позже той ночью.
На следующее утро Табита устроила по этому поводу грандиозную сцену. Не знаю, как она узнала, что Николь была в моей комнате, но она дала Николь пощечину и обозвала ее.
— Табита, хватит! — Я оттащил ее.
Николь рассмеялась над ней.
— Улетай к маме, Снежный дракон.
Я бросил на Николь взгляд, и она метнула в мою сторону взгляд-кинжал. Арианна, должно быть, добралась до нее. Вероятно, она сказала Николь, какой та была идиоткой, проболтавшись о своих страхах.
Она была совсем не похожа на кузена.
— Что с тобой не так? — Табита вскрикнула и оттолкнула меня.
Я последовал за ней.
— Пожалуйста, поговори со мной.
— Почему ты трахнул ее?
Я потащил ее за угол.
— Я с ней не спал. Я внушил ей, чтобы она думала, что я это делаю. — К черту Табиту, у меня есть стандарты.
— Почему ты заставил ее?
— Я оказываю кое-кому услугу.
Мышцы ее челюсти дрогнули.
Я провел рукой по волосам.
— Забудь об этом. Я не обязан объяснять тебе все, что делаю.
К обеду слухи распространились со скоростью лесного пожара.
Мне было наплевать на свою репутацию. В прошлом я поступал и похуже. Все, что сейчас имело значение, — это подготовить Елену к завтрашнему заявлению прав.
***
Я пробыл на горе всего несколько минут, когда Елена приземлилась.
Она направилась прямиком в лес, не поздоровавшись со мной, и я был уверен, что она слышала эти слухи и поверила им.
— Ты переспал с ней? — спросила она, выйдя из леса. Я видел, что ей это показалось забавным, но она неодобрительно изогнула брови.
Я разразился смехом.
— Я же говорил тебе не верить слухам.
— Блейк, я не имела в виду, что ты должен переспать с девушкой, чтобы узнать ее страх.
— Это единственный способ, которым женщины раскрывают свои самые сокровенные секреты. — Все равно было не похоже, что Елена поверила бы правде.
— Знаешь, не хочу этого знать. — Она начала смеяться. — Просто скажи мне, чего она боится.
Я ухмыльнулся.
— Это действительно жалко.
— Расскажи мне.
— У нее есть парочка страхов. Один из них — это виноградные лозы, которые душат. Особенно лианы. Значит, она боится пэтси.
Она ахнула.
— Что такое «пэтси»?
— Ты не знаешь, что такое пэсти? — спросил я с усмешкой.
— Нет, мой отец постоянно это говорил, но он никогда не говорил мне, что такое пэтси.
— Это маленький геккон, у которого ядовитый язык. Один поцелуй убьет тебя, но это небольшая часть информации, которой они поделились, поэтому вместо того, чтобы просто лизать свою добычу, они переворачиваются и притворяются мертвыми. Некоторые даже убивают себя.
— Ты серьезно?
Я кивнул.
— У нее есть другие страхи?
— Ей не нравится пустыня, что-то в жаре, и она боится быть уродливой. Предлагаю поиграть с этим. Из-за фурункулов и ожогов она будет выглядеть уродливо. Мое другое предложение — устроить ей ад, и она никогда больше не попытается заявить на тебя права.
Елена поджала губы.
— Забавно, что ты это говоришь. Это была первая мысль Кары.
Я снова расхохотался.
— У тебя забавный способ справляться с вещами.
— Так мне говорили, — сказала она.
Я показал ей, как выглядят пэтси. Тот, что я сделал, был довольно большим, и на его теле были всевозможные синие и желтые узоры. Чешуя переливалась на солнце.
Я позволял ему облизывать свои глазные яблоки каждые несколько секунд, и когда он увидел Елену, то начал кусать себя.
— Ладно, хватит! Тебе не нужно было показывать мне ужасную часть о самоубийстве. Ты мог бы просто позволить ему упасть и притвориться мертвым!
Я усмехнулся.
— Не знаю, с какой стати люди их боятся.
К мертвому на камне присоединились еще несколько пэтси.
Елене они понравились.
Она взяла верх и заставила их играть друг с другом.
— Не позволяй им играть, Елена. Сделай их порочными.
— Я не знаю как.
— Позволь мне. — Я дал им зубы и способность растягиваться, играя с ней, чтобы заставить ее думать, что они могут дотянуться до нас.
Она быстро попятилась от них.
— Они ненастоящие, но уверен, что ты понимаешь картину. Если ты добавишь их в преисподнюю, она убежит в горы.
— Надеюсь, она не сойдет с ума.
— Это должно научить ее никогда даже не думать о том, чтобы снова заявить права на Рубикона.
— Может ли она обратить это вспять, ну, ты знаешь, вернуть к тому, что реально?
— Если она хороша и не боится, то да.
— Могла бы она создать мир, в котором я бы забыла, что это всего лишь заклинание?
— Она не дракон и всего лишь на первом курсе. Кроме того, заклинания не действуют на драконов.
— Значит, она могла заставить меня увидеть только то, что реально?
Я кивнул.
— Просто до тех пор, пока я не стану ее сучкой.
Я рассмеялся.
— Это то, что ты чувствовал каждый раз, когда Люциан пытался заявить на тебя права?
— С ним все было по-другому. Часть меня действительно желала, чтобы у него все получилось, но тьма во мне не позволяла ему этого. Я просто рад, что в конце концов не убил его. В тот последний раз, когда он не встал, а я просто хотел продолжать бороться… — Я сильно потер лицо при этом воспоминании. — Никто никогда не будет таким храбрым, как он.
