никто не мог на него злиться. Для Джонни даже теперь сила и самостоятельность были одним и тем же. Не жалуйся. Делай дело. И того и другого ему было отмерено полной мерой. Чего ему не хватало, так это беззаботной улыбки. То ли ее и не было у него никогда, то ли он позабыл, что это такое, — сказать трудно. Жизнь, в понимании Джонни, стала вопросом самодостаточности.
Он взял джинсы, засунул их в сумку.
— Давай просто сделаем все как надо.
Мать вышла из комнаты, и Джонни услышал, как щелкнул замок, как скрипнули коротко пружины. Он не знал, какая ее сторона взяла верх, мягкость или сила, но опыт подсказывал, что она лежит под простыней, с закрытыми глазами. Ее внезапное, через считаные секунды, появление в двери застало его врасплох. Мать держала фотографию в рамке — цветной снимок со дня свадьбы. Ей было тогда двадцать, и солнце заливало ее лицо чудесным светом. Отец стоял рядом со своей беззаботной, залихватской улыбкой. Джонни помнил эту фотографию, но думал, что мать сожгла ее вместе с остальными.
— Возьми с собой.
— Я вернусь.
— Возьми.
И Джонни взял.
Мать нежно обняла его, а когда вернулась в комнату, дверь осталась закрытой.
Джонни остановился за сетчатым экраном; сумка была тяжелая, и ремень резал плечо. Листья во дворе дрожали под ветром. Хант стоял неподалеку, опустив голову и засунув руки в карманы. Глубоко посаженные глаза смотрели на дом, но Джонни он не видел — взгляд его коснулся одного окна, потом другого. Голова оставалась неподвижной, в середине лба залегли морщины. Джонни толкнул ногой дверь, и детектив повернулся.
— Тебе нельзя носить тяжелое. — Он снял сумку с плеча Джонни. — Швы могут разойтись.
— По-моему, всё в порядке. — Джонни сошел с крыльца, и Хант шагнул к нему.
— Пока не уехали…
— Да?
— Когда ты увидел Ливая Фримантла… — Хант помолчал. — С ним кто-нибудь был?
Джонни задумался — нет ли в вопросе какого-то подвоха. Отвечать на вопросы копа он отказался, но этот неприятностей с соцслужбой вроде бы не обещал. В глазах детектива теплилась надежда, но она потухла, когда он покачал головой.
— Только ящик.
— И никого? — сдавленным голосом спросил Хант, оставив при себе остальное: «Никакого ребенка? Маленькой девочки, улыбка которой могла растопить сердце?»
Джонни покачал головой.
Хант помолчал. Откашлялся.
— Держи. — Он протянул свою карточку, и мальчик взял ее. — Можешь звонить мне в любое время. — Джонни сунул карточку в задний карман. Детектив в последний раз посмотрел на дом и, вымученно улыбнувшись, тронул Джонни за плечо. — Веди себя хорошо. — Он забросил сумку в багажник.
Проводив взглядом машину полицейского, Джонни повернулся к фургону и открыл дверцу. Она скрипнула. Стив встретил его с принужденным радушием.
— Ну вот, теперь только мы вдвоем.
— Чушь, — сказал Джонни.
Стив нахмурился, повернул ключ, и машина тронулась с места. Он облизал губы и, скосив глаза вправо, спросил:
— Можешь рассказать, что случилось?
Он имел в виду Тиффани Шор.
— Я никого не спас, — машинально и сухо ответил Джонни, отводя глаза от дома. Там, в этой скорлупе, в пустоте, обернутой в отшелушивающуюся краску и гниющее дерево, оставалась мать, и он боялся собственной реакции, если посмотрит на дом еще раз.
Стив добавил газу.
— Отец гордился бы тобой.
— Может быть.
Джонни все же рискнул и оглянулся — дом уже отступил и съежился. Просевшая крыша как будто выпрямилась, дефекты смазались, и на мгновение дом сверкнул, как новенький дайм.
— Тебя это устраивает? — спросил он. — Ну что я останусь с тобой? Ты же знаешь, это не я так решил.
— Ты только держись подальше от моих вещей. — Фургон забрался на вершину холма, и Стив выпятил подбородок, как будто тот вдруг вывихнулся. Дорога нырнула в тень. — Хочешь купить что-нибудь? Леденец, комиксы или еще что?
— Леденец?
— Дети же любят сладкое, разве нет?
Джонни промолчал.
— Я же вроде как должен.
— Ничего ты не должен.
Немного расслабившись, Стив кивком указал на «бардачок».
— Открой, достань мое курево.
В «бардачке» лежали какие-то бумаги и прочий хлам. Пачки сигарет. Квитанции. Лотерейные билеты. Джонни вытащил мятую, наполовину пустую пачку «Лаки страйк» и протянул дяде. А потом наткнулся на револьвер. Засунутый в дальний угол, под руководство пользователя и заляпанную кофейными пятнами карту Миртл-бич. Отделанная коричневым деревом, с насечками, рукоятка. Отливающая синим сталь, серебристый блеск курка. Трещинки на сухой кожаной кобуре. Рядом с револьвером лежала выгоревшая под солнцем коробка с патронами: калибр 32, экспансивные[25].
— Не трогай, — предупредил Стив.
Джонни закрыл «бардачок». За окном проносились деревья, и пространства между ними наводили на мысль о великанах цвета дыма.
— Научишь меня стрелять?
— Это нетрудно.
— Так научишь?
Стив бросил на него оценивающий взгляд, стряхнул за окно пепел.
Джонни и бровью не повел, но испытал прилив гордости, потому что на душе у него было далеко не спокойно. Он думал о сестре и здоровяке с расплавленным лицом и необычной фамилией.
— Зачем? — спросил Стив, и Джонни изобразил полнейшую невинность.
— Так, на всякий случай.
Глава 27
Стив выбрал маршрут через город — за окном мелькали витрины магазинов и особняки с колоннами, напоминающая парк городская площадь под сенью кривых дубов и статуя, возведенная больше ста лет назад в честь погибших конфедератов округа. Заметив на дереве веточку омелы, Джонни подумал о девочке, которую однажды осмелился поцеловать и чье лицо теперь едва смог вспомнить.
Другая жизнь.
Проехав площадь и кампус местного колледжа, Стив свернул на четырехполосную дорогу к торговому центру. Центр принадлежал Кену.
— Куда мы? — спросил Джонни.
— Надо заглянуть на работу. Это ненадолго.
Джонни нахохлился, и Стив почувствовал это.
— Мистера Холлоуэя не будет. Он туда не приходит.
— Я Кена не боюсь.
— Могу отвезти тебя к себе.
— Я же сказал, что не боюсь.
Стив хохотнул.
— Как знаешь.
Джонни заставил себя выпрямиться.
— Почему он так заботится о моей матери?
— Мистер Холлоуэй?
— Обращается с ней как с дерьмом.
— Она самая красивая женщина в этой части штата, если ты еще не заметил.
— Есть что-то еще.
Стив пожал плечами.
— Мистер Холлоуэй не любит проигрывать.
— Проигрывать в чем?
— Во всем.
Джонни не нашелся что сказать. Видя его замешательство, Стив прищурился и выдохнул струйку дыма.
— Не знаешь, да? — Он покачал головой. — Боже мой…
— Что?
— Твоя мать встречалась когда-то с Кеном Холлоуэем.
— Не верю.
— А стоит. — Затягивая с объяснением, Стив еще раз затянулся. — Ей было то ли восемнадцать, то ли девятнадцать. Совсем еще девчонка. — Он покачал головой, поджал губы. — Горяча была твоя мамочка. Горячее дешевого
