Планов никаких нет, что есть по тому и работают, за раскрытие начисляются баллы в зависимости от тяжести раскрытого — но плана нет и палками заниматься не заставляют. Все — как у людей, вот так и работать можно.
Только интересно, все же — куда эти гаврики мясо-то повезли…
— Куда дорога идет?
— В область, тащ капитан… — чуть испуганно ответил водитель, пришедший в милицию из армии, отслуживший в Афганистане — во Владимирскую.
— Да это я и без тебя знаю… Ладно… езжай и не суетись. Не приближайся к ним.
— Есть…
Конечно, капитана, как и любого советского мента было за что сажать. Всех — было за что сажать, вся система была на этом построена — не виноват тот, кто не работает. Но в капитане было то, что и должно быть в настоящем, правильном менте — он ненавидел уголовников, ненавидел их лютой, желудочной, классовой ненавистью. Его бы воля — всех бы поставил на краю канавы свежевырытой — и из пулемета. И вот потому то его и таких как он, Гуров, сам разыскник и опер, каких поискать — брал к себе. Про беспредел говорил коротко — накажу. И все. Они были людьми одной крови, сделанными из одного теста и не надо было долго объяснять за что именно — накажу. Все это — знали.
— Тащ капитан, они сворачивают.
— Проезжай- вскинулся капитан — не снижай скорость! Проезжай!
Жигули прокатились мимо темного и мрачного пустыря… было темно и непонятно было, куда и в самом деле пошли машины.
— Куда это они… тащ капитан.
— Тормози.
Жигули тормознули на обочине. Они уже съехали с основной дороги, тут ночью машины почти не ходили.
Капитан хлопнул по карману, проверяя на месте ли пистолет.
— Сдай назад. Перекрой выезд на трассу.
— А вы?
— А я за ними.
— Тащ капитан, одному нельзя. Я с вами.
— Делай, что сказано! — вскипел капитан — молод еще!
— Есть… — убито сказал афганец. Опять не доверяют…
Капитан выскользнул из машины, Жигули резко сдали назад.
На самом деле — в схеме работы криминальной милиции СССР было заложено глубоко рациональное зерно. Совершенным безумием был одномоментный призыв в МВД большого количества неквалифицированных кадров — с заводов, учреждений, из армии. Система может переварить эти кадры, но до определенного предела, дальше начинается лавинообразный процесс распада кадрового ядра криминальной милиции. План, предложенный Гуровым, был прост: быстро только кошки котятся. На то, чтобы подготовить нормального разыскника нужно пять лет. У него в криминальной милиции собраны все, кого смогли найти и заманить — из тех, кого можно называть профессионалами розыска — и каждый за пять лет должен подготовить себе напарника. Дальше — лет пять этот напарник должен работать, прежде чем он сам наберется такого опыта, что сможет готовить себе смену, за это время его бывший наставник подготовит еще одного новичка. Милицейские институты конечно важны, но практического опыта работы на земле нельзя заменить ничем. Дальше — через десять лет тех, кто сможет готовить себе смену — количество их теоретически должно удвоиться… с учетом нормальной нормы убыли — не справился, не захотел, не дай Бог погиб. Таким образом — к двадцати годам, когда уйдут на пенсию многие из тех, кто был в первых рядах новичков — службе удастся обеспечить не только здоровое воспроизводство кадров, но и обеспечивать этими самыми кадрами обычные РОВД.
А кадровая проблема в МВД была острой.
Попытка усилить состав МВД за счет резкого сокращения численности второго и пятого управления КГБ СССР закончилась тем, чем она и должна была закончиться — катастрофой, причем практически сразу. Обленившийся, привыкший «дуть дела», разбираться с интеллигентами за хранение Солженицына, аппарат, столкнувшись с реальностями криминальной жизни страны — убийствами, изнасилованиями, грабежами, этническими бандами — буквально взвыл. Хомуты — так раньше презрительно назвали ментов ГБшники — а вот теперь им довелось узнать, каково и в самом деле тащить на себе лямку милицейской работы. Если взять количество «брошенных на усиление» сотрудников КГБ — не в руководящие кресла, как раньше, а на улицы — то третья часть из них сразу подала рапорты, не дожидаясь перевода, еще примерно двадцать процентов сделала это в первые дни работы. Из оставшихся двадцать процентов показали себя опытными профессионалами, которые и в самом деле нужны были в милиции, с кадрами была полная катастрофа — оставшиеся поделились примерно пополам. Первая половина подыскивала место работы на гражданке, рассчитывая написать рапорт сразу, как только это место будет. Вторая — сбивалась в группы, пыталась противостоять своим ненавистным коллегам, хомутам — но милиционеры, отлично знающие как разбираться с подобными «устойчивыми группами» побеждали за явным численным превосходством.
То, что увидел капитан милиции, когда по ночной проселочной дороге добежал до места остановки КамАЗов — повергло его в шок.
Машины стояли рядком на проселочной тропинке — и с них сбрасывали мясо. Просто так сбрасывали, на землю. В темноте злобно рычали, грызлись собаки — видимо, не первый раз такое было, уже были прикормлены. Впрочем — три КамАЗа — мяса могло хватить всем дворовым собакам Москвы.
Сильно пахло гнилью.
И вот тут — капитан допустил ошибку. Он был битым и тертым милицейским волком, брал банды — но зрелище вот так вот, просто сбрасываемого на дорогу мяса, не продаваемого из-под полы, не заносимого на какой-то «левый» холодильник — потрясло его своей иррациональной дикой бессмысленностью до глубины души. Он, в конце концов, был обычным советским человеком, с ненормированным рабочим днем — и когда он приходил в магазин, мяса там естественно не было. Он вырос в нормальной стране — и просто не мог себе представить, ради чего нужно уничтожать продукты, которыми можно накормить людей, это выходило за рамки его мира, не лезло ни в какие ворота. И поэтому — вместо того, чтобы снять с предохранителя Макаров — он просто шагнул вперед и крикнул.
— Вы что делаете, паразиты!?
Те, кто сбрасывал мороженые туши через борт — засуетились.
— Мага, кто это?
Один из тех, кто бросал мясо — спрыгнул из кузова.
— Ты кто?
— Милиция!
— А… Начальник, ну виноваты. До свалки не доехали. Нас тут… мясо послали выбросить. Сгнившее. Видишь, как пахнет?
— Ты же нормальное мясо выбрасываешь! А ну, документы! Быстро!
— Вот, смотри. Все правильно и накладная.
Капитан достал карманный фонарик, который всегда носил с собой, он вспыхнул, ослепив его, привыкшего к темноте — и таджик изо всей силы ударил милиционера по голове. Остальные, подскочив как крысы, начали бить его ногами.
Пришел в себя капитан у колес КамАЗа, руки были закованы в его же наручники.
Рядом продолжался спор.
— Все сделаем! Тут собаки, бросим его, натравим — они его загрызут. Потом наручники снимем — и ищи ветра в поле.
— Дурак! За мента — вышка! Ты думаешь, поверят?!
— Да кому он нужен. Мент он и есть мент.
— Надо грохнуть и закопать. Пропал — и с концами. Мне Ваха говорил, он ментом устроился — нет тела, нет дела.
— Копать сам будешь? Земля мерзлая… ишак…
Дурак… как мальчишка попался. Так и надо…
— Стоять! — вспышка выстрела разрезала воздух, ударила по ушам — назад, стреляю на поражение! Руки!
И — еще один выстрел, на сей раз — не в воздух, пуля прошла так близко от головы старшего, что он почувствовал, как шевельнулись волосы.
Шайтан…
Младший больше не был младшим, учеником. Перед бандитами стоял младший сержант Советской Армии Александр Бабурин, разведчик семидесятой мотострелковой бригады, стоявшей в Кандагаре. А в Кандагаре были правила применения оружия, несколько отличающиеся от правил применения оружия в советской милиции. Точнее, правило было одно: если не ты — то тебя! Поэтому, младший сержант Бабурин в критической ситуации не очень то задумывался, что за эти два патрона, которые он сейчас истратил, потом придется отписываться, возможно, и объясняться перед прокурором. Не задумывался он и о том, сколько ментов сидит сейчас по зонам за то, что неправильно применили оружие. Он видел перед собой врагов, напавших на своего командира, и готов был при дальнейшем сопротивлении — применить оружие на поражение без малейших колебаний. И бандиты это почувствовали… на Востоке вообще очень тонко чувствуют, кто на самом деле силен, а кто там… трость, ветром колеблемая. Младший сержант Бабурин был готов убить всех без малейших колебаний и сомнений — значит, он был сильным человеком, а сильному — надо подчиняться.
— Не стреляй, начальник, ради Аллаха, не надо — с просительными нотками в голосе заговорил один из бандитов — мы ничего не делаем!
— Руки! Руки держать на виду!
