Шергази-хана, то деньги у тебя будут.
— Надо хорошо вложиться сейчас, Досим-бей, и отнять у пустыни эти земли. Очистить и восстановить город — это столица хорезмшахов, и таковой и останется для всего Хорезма! Именно Хорезма, ты не ослышался мой визирь — пора возродить древнее величие этой земли, и начать с этого. А также пора чеканить собственную монету! И на все про все у нас с тобою только три года — и тогда начнутся великие свершения!
Досим-бей несколько минут оторопело смотрел на Бековича растерянными глазами, а затем взор его прояснел, у визиря подогнулись колени и он поцеловал полу халата.
— Ты прав, мой повелитель. В Хиве тебя будут считать чужаком, но тут ты станешь настоящим владыкой! Ханов много, но ты сам начнешь ставить и убирать их, потому что по праву будешь хорезмшахом! Ты объединишь все эти земли, и станешь владыкой всего Мавераннахра!
Бекович оценил перспективы и вздрогнул — ему стало настолько нехорошо, что он озвучил пришедшую в голову мысль:
— Это сколько народа перебить придется?!
— Не так и много, владыка, — Досим-бей поднялся, глаза его сияли, старик явно пребывал в восторженном состоянии. — Сарты тебя везде будут встречать с ликованием как нового праведного халифа, иного мнения у них и не будет! А кто не склонится перед тобой — потерпит ущерб и умрет, все богатства его и семья станут твоими, великий повелитель! И твое имя будут произносить со страхом все твои враги, как и благословлять подданные за то счастье, что ты им подаришь своим правлением!
«Придется резать всех несогласных, иначе бояться не будут. Какая на хрен Джамахирия — до народоправства тут века должны пройти. В общем, благие помыслы остались благими помыслами, а мы все живем в жуткой реальности. Так что придется поступать по суровым законам нынешнего времени, раз иного варианта нет!»
— Так и сделаем, и следующий раз поднимемся с тобой на этот минарет, когда Гургандж предстанет в прежнем величии! А пока пошли вниз — спуск будет не столь тягостным как недавний подъем…
Город впечатлял, хотя большинство зданий, построенных из кирпича-сырца, были разрушены. И сейчас Бекович размышлял над тем, сколько нужно времени, сил и средств, чтобы восстановить Гургандж, который будут связывать именно с его именем. Хива останется для него чуждой только потому, что там очень сильны позиции духовенства, которое примет многие из его нововведений в «штыки». И особенно прибывших вместе с ним гяуров — русских, шведов, казаков, да тех же калмыков-буддистов, которым есть что предложить, чтобы они перешли на службу именно к нему.
«Чингиз-хан решил проблему просто — перебил мулл, и земля ему покорилась. А мне нужно действовать гибче, методом кнута и пряника. Переманить на свою сторону лояльных ко мне имамов и суфиев, и к будущим переменам, а таких здесь хватает, и не так мало. И сделать упор на их учеников, то есть мюридов. А значит взять под контроль медресе, особенно те, которые начнут готовить кадры для управления государством».
Бекович прикинул варианты, и жестом подозвал к себе визиря — они стояли в тени величественного мавзолея, брать с собой шатер или кибитку для поездки на короткое расстояние он не стал, хотя верблюды заранее доставили воду для людей и коней. Да на полпути можно было отдохнуть в оазисе — небольшом саду, где имелся колодец, и проживало несколько семей дехкан, что выращивали урожай на небольших огородах.
— Ты сказал, что большинство слуг придворных бывшего хана именно сарты, и они ведали всеми делами?!
— Да, мой повелитель — ведь не станут же беки утруждать себя делами! Они только принимали подношения и требовали себе вознаграждения. А смотреть за работами им не хотелось.
— Подготовь заранее проскрипционные списки — всех ханских прихвостней от власти нужно отрешить немедленно, оппозицию нужно подавлять исключительно репрессиями!
— Я уже их составил — резать надо всех, гаремы и детей продавать, богатства отнимать. А репрессии, — старик не понял этого слова, но по наитию быстро догадался о содержимом понятия, — лучше делать казнью на колу, она устрашающая, и заливать глотку расплавленным курдючным салом. Можно сварить в котлах, перебить кости колотушками или содрать кожу. Палачи очень опытные и выполнять любое твое повеление.
— Вот и хорошо, что ты все предусмотрел. Поначалу нужно казнить половину, но лучше треть, чтобы другие подумали, что казни их не коснутся. А потом, как укрепимся — начнем перебирать оставшихся. Везде ставь сартов — но передай им — кто будет по старому трудиться и вымогать подношения сверх пристойных, потеряет разом все, включая голову. Коррупцию нужно выжигать каленым железом!
— Будем их жечь, если предадутся этой самой коррупции — даже смысла ее знать не хочу, настолько мерзко звучит это слово!
— И смотри за муллами везде, не допускай, чтобы они возбуждали народ против моего войска. Пусть сарты везде знают, что эти воины помогут нам победить всех врагов, а подати все тогда станут платить еще меньше. Вражескую агитацию в зародыше надо гасить собственной пропагандой. Пусть говорят, что муллы клевещут на меня и хотят возвратить прежние порядки, потому что получали серебро от ханских приближенных, которые ради этого грабили народ и обложили его огромными податями.
— Я уже отправил людей в города, они говорят всем о твоих милостях, мой повелитель. Да ты и сам видишь, как тебя встретили Ходжейли — ворота были открыты, и народ ликовал, протягивая руки!
— Так и продолжать нужно триумфальное шествие!
— Из Хивы могут побежать ханские прихвостни — а они вывезут драгоценности и золото.
— У меня есть тысяча каракалпаков — ее возглавляет мин-баши Кучук-хан. Отправлю его, и кайсацкую тысячу с Доржи-мурзой! Думаю, они справятся, и возьмут в полон беглецов.
— Прости, великий хан, но лучше отправь мурзу Тевкелева — у него пять сотен ногайцев и столько же туркмен с узбеками, что вырезали твоих врагов. На них можно положиться — уйти никому
