Выскочив на поле, мы увидели лагерь. И – две машины, как раз проезжавшие ворота.
– Ходу! – рявкнул Макс.
Гай сидел в кабине и слышать его не мог. Но ходу прибавил минимум вдвое. Я старалась не думать, что он видит из кабины. Штурмуя реку, он, естественно, забрызгал стекло, потом на него налипла грязь. Протирать его щетками Гай не стал: сквозь заляпанное лобовое фиг разглядишь, кто сидит за рулем. Бандиты спохватятся, когда мы будем уже в пяти метрах. А в пяти метрах поздно спохватываться, это я как тактический разведчик с полной ответственностью заявляю.
Мы сжались в кузове. У нас было всего два гранатомета и три гранаты для них. Макс отдал две мне – сказал, что разнесет пушечный пульт с одного выстрела, а вот я могу и промазать. Я не стала спорить, потому что уже придумала, куда девать лишнюю гранату.
Гай перед воротами только ускорился. Я успела сунуть в рот предусмотрительно скрученный жгут из майки. Удар. Ворота отлетели. Нас швырнуло на дно кузова. Мы с Максом тут же вскочили, синхронно нажали на спуск. Попали оба. Пульты управления пушками у ворот перестали существовать. Со стороны Макса из-за пульта выпал оператор, с моей полетели кровавые ошметки.
На небольшой площадке собралась толпа вокруг двух пикапов. Оттуда тащили груз и пленных. Я, не колеблясь, разрядила гранатомет в толпу и выбросила за борт пустой ствол. Макс с пулеметом лег на крышу кабины, просто тупо паля в белый свет как в копеечку. Гай заложил немыслимый вираж, разворачивая машину. От этого виража едва не выпал за борт Кер.
Как и предсказывал Макс, бандиты не горели желанием умирать, и для начала отступили в глубь лагеря, то есть бросились врассыпную. Очень хорошо, очень правильно. Но следующим номером в программе шла беспорядочная стрельба, и это я тоже помнила.
Тан выпрыгнул, схватил пленную индианку, буквально забросил ее к нам в кузов. Схватил вторую. Кер опомнился и стал помогать ему. Мы с Максом прикрывали огнем. Десять секунд – и наш кузов заполнился, а Кер с Таном подскочили к бандитским машинам, не до конца разгруженным. Я ухватила краем глаза, как Тан вышвырнул из кабины водителя, который очень зря решил там залечь – выкинул уже со сломанной шеей. Губы Тана шевелились – не забывал, что надо пожертвовать убитого Духам?
Двигатели взревели, и сквозь адский грохот стрельбы я скорей почувствовала, чем услышала крик:
– И я! Меня возьмите! Вы меня забыли!
Я дернула головой.
Она бежала из глубины лагеря. Высокая, рыжая. Землянка.
Машина тронулась с места, когда она уже почти коснулась ее. Макс метнулся вперед, схватил женщину за руку. Машина набирала ход, женщина повисла на руке Макса. Индианка, из спасенных, молча кинулась к Максу, перегнулась через борт, схватила женщину за вторую руку. Рыжую втащили в кузов.
Началась обещанная беспорядочная стрельба, пули забарабанили по кузову. Мы отстреливались. Все это чепуха, хотя некоторые пленные уже были в крови. Главное – успеть, пока не опомнились пушки.
Мы на верных сто метров углубились в лес, когда они очнулись.
Еще через триста метров застрял намертво в чаще один из угнанных пикапов. Через километр, в виду реки, заглох второй.
* * *
Нас встречали за околицей.
Все выжившие после налета индейцы выстроились вдоль дороги. Наш пикап едва не среб по земле брюхом: в него пришлось загрузить всех пленных. Ехали почти что на головах друг у друга, но не жаловались. Среди индейцев ярко-рыжим пятном выделялась голова землянки, которую мы забрали с собой. Совсем молодая, тридцати нет.
Гай остановил машину. Пленные посыпались за борт, а с другой стороны полезли их близкие и родные, торопясь быстрей обнять своих. Вождь прижал к себе внуков. Гай выбрался из кабины, серый от усталости, с трясущимися руками.
– Ну вот теперь мне точно литр кумыса не помешает, – сказал он.
– Отлично водишь по пересеченной местности, – Макс хлопнул его по плечу. – Ралли увлекался?
Гай посмотрел на него дикими глазами:
– Да я даже правила за всю жизнь ни разу не нарушил. Я же адвокат.
– М-да… Будь я по-прежнему князем Сонно, взял бы тебя в штат, – сказал Макс. – Потому что адвокат, способный ради общего дела на риск, мне пригодится. Впрочем… – он посмотрел на меня.
– Дику Монро такой лихой адвокат тоже нужен, – ответила я. – И судя по тому, что я слышала от Дика, Гая никто пальцем не тронет. Если, конечно…
Гай пожал плечами:
– Мне все равно. Кэрол и я вправду любил. У нее непростой характер, но она из тех женщин, в которых сложно разочароваться. И с Диком я полажу.
Естественно, мы сняли с заглохших машин только людей. Вождь отправил в лес мужчин – забрать оставшийся груз. А нас повели в деревню.
Для нас поставили большой навес, скамьи, застеленные индейскими коврами из шерсти кобыл, грубые столешницы на козлах. На столешницах скоро появилось угощение – мясо, сыр, лепешки, каша и травы, фрукты и печеные овощи. И, конечно, кумыс.
Женщины на пиру садятся отдельно от мужчин. Ко мне подошел вождь и сказал:
– Ты выглядишь как женщина, а бьешься как мужчина. Как воин. Я не знаю, кто ты. Выбери сама, где тебе сесть.
Я села с нашими мужчинами. Естественно.
Небольшая заминка возникла с Гаем. Формально он был рабом. Кер сказал вождю:
– Я взял его как раба, как все, что принадлежит моей жене. Это было по закону. Значит, Гай теперь мой раб. Но Гай ходит в бой. Я дал ему оружие. Он убил плохого человека. Когда рабу дают оружие для боя и он бьется смело, как свободный, то он больше не раб, а слуга по слову. Я дам за него своей жене два золотых кольца. Это добрая цена за раба. Те кольца будут ее, я не спрошу, как она потратит их. А раб пусть считается свободным, который служит по слову.
– Ты хорошо сказал, – одобрил вождь. – Я видел того врага, какого он убил. Тот враг был и моим врагом. Скажи ему сам, где сесть на пиру, и пусть будет так, как принято в твоем роду.
Гай, узнав об этом, сумел усмехнуться:
– Ого! Меня повысили.
Я спросила, что означали формулировки Кера.
– У индейской жены, в сущности, нет своего имущества, – объяснил Гай. – Но при этом считается очень уж неприлично распоряжаться ее приданым, ничего не оставляя взамен. Конечно, если речь о мелочи, то на это не обращают внимания. В частности, обычного раба Кер мог и забрать. Если муж платит жене за ее приданое, это означает уважение к имуществу. Плату дают за хорошо выученную боевую кобылу или за оружие. За раба женщину обычно повышают в статусе дома. Если дают плату за раба, то это очень, очень ценный раб. Ну и цена. Два кольца стоит жена. Боевая кобыла стоит одно кольцо. Раб, даже хороший, стоит полкольца – столько же, сколько жеребчик. Индейские кобылы интересный вид, у них самки в полтора раза крупней и сильней самцов. Жеребчик годится только на мясо и на племя. При случке кобыла ложится на землю, иначе жеребец просто не достанет до ее органов. Та цена, какую за меня объявил Кер, – это цена выкупа за девушку из хорошей семьи. Свободную девушку. Кер проявил уважение к семье Моники, выразил свое довольство женой, ну и меня косвенным образом похвалил. Два кольца – это примерно сто хардов. По нашим меркам мало, но на Саттанге на эти деньги можно жить год припеваючи. Строго говоря, примерно из стоимости жизни цена уважения и рассчитывается. Год – это по индейским поверьям столько времени, сколько может прожить без чувства голода Дух, которому отдали хорошего человека.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
