— Мистер Либнер, — позвал Майк, трогая его за плечо.
— Что? — откликнулся банкир, спавший чутким сном финансового аналитика.
— Мистер Либнер, — прошептал Майк, — есть интересное предложение по краткосрочному займу…
— Величина кредита? — еще не проснувшись окончательно, поинтересовался банкир.
— Семьсот тысяч, сэр. Где бы мы могли обсудить это без посторонних?
— В моем кабинете, — уже вполне осознанно ответил Либнер и выпростал из-под одеяла ноги в синей фланелевой пижаме.
Он нащупал тапочки и уверенно вышел в коридор. Майку ничего не оставалось, как последовать за хозяином.
Вскоре они оказались в заставленной ореховой мебелью комнате, которая и была домашним кабинетом мистера Либнера.
Банкир тут же уселся в свое кресло и, достав из небольшого холодильного шкафа бутылку минералки, разлил ее в два высоких стакана.
— Пожалуйста, лучшее средство от ранней язвы.
— Спасибо, сэр, — поблагодарил Майк и выпил всю воду без остатка.
— Ну вот и отлично, — кивнул Либнер, — а теперь о деле. На какое время вам требуется кредит?
— На один день, сэр.
— Хм. Тогда двенадцать процентов.
— Это слишком много, сэр, — тут же возразил Майк, готовый к такому развитию дел.
— Ну тогда десять, — развел руками банкир и прикурил желтую сигаретку.
— Поймите меня правильно, сэр, я ничего не хочу у вас отнять, но мои средства ограниченны. У меня есть только пятьдесят шесть тысяч — это все мои деньги, и я хочу выставить их в виде процентов.
— Пятьдесят шесть в виде процентов? — переспросил Либнер и, окончательно придя в себя, начал рассматривать ночного гостя. — Сколько вам лет, молодой человек?
— Какое это имеет значение, сэр? Я имею полное право распоряжаться своими деньгами.
— Да. — Либнер махнул рукой. — Я не об этом. Просто, узнав ваш возраст, я смогу определить, к какой из моих дочерей вы ходите.
— Ваши дочери? — не понял поначалу Майк. — Ах ну да, это те девушки, что спят там…
Поняв, что лепит какую-то несуразицу, Майк замолчал.
— Мне пятнадцать лет, сэр, если вам это так важно. Но я не хожу к вашим дочерям, поскольку живу далеко от города.
— А жаль, — вздохнул Либнер и потер морщинистый лоб. — Жаль, потому что из тех недоносков, которые охотятся за их молодыми телами, ни один еще не предложил мне поучаствовать в таком, пусть даже бездарном, деле. Эти лодыри считают, что для хорошей жизни достаточно иметь богатого папочку. Что по этому поводу думаете вы?
— Я не помню своих родителей, сэр…
— Вот, — кивнул Либнер, затягиваясь сигаретой. — Наверное, в этом все дело… Кстати, как вы сюда попали?
— В дом?
— И в дом, и за ограду…
— Сначала проскользнул между прутьями, потому что никто не отвечал на звонок, — начал рассказывать Майк.
— Так, понятно, — кивал Либнер.
— А потом выбил замок выстрелом из пистолета… извините…
— Ага, значит, мне не почудилось, что на улице стреляли.
— Да, сэр, стреляли.
— Очень интересно. А мой телохранитель Фриц, он не пытался вас задержать?
— Я никого не видел, сэр.
Они помолчали. Где-то далеко проехал грузовик, потом пролаяла ночная собака, и снова стало тихо.
— Зачем вам семьсот тысяч? — наконец спросил Либнер.
— Хочу взять торговлю туками в свои руки.
— Вот! Вот в кои-то веки я вижу достойного представителя молодого поколения, — сказал Либнер и, привстав с кресла, протянул Майку руку. Тот пожал ее, совершенно ничего не понимая, а Либнер взглянул на настенные часы и подвел черту: — Вот что, было бы вам больше тридцати лет, я погнал бы вас отсюда да еще вызвал бы полицию, но инициатива от такого молодого человека вызывает во мне сочувствие и даже… даже восторг…
Либнер поднялся с кресла и, как был, в синей фланелевой пижаме принялся расхаживать по кабинету.
— Еще мой дед Бенцмарион Либнер говорил, что начинающим талантам следует помогать. Правда, он помог моему отцу, лишь когда тому стукнуло сорок девять. Но, поскольку сына у меня нет, я постараюсь помочь вам, молодой человек, правда, с одним условием.
— С каким? — спросил Майк, поглядывая на часы.
— Книжку с чеками вам принесет моя младшая дочь Дилия. И она будет находиться рядом с вами. Если она скажет, что чек покрыт туками — чек будет оплачен, если не скажет — извините.
— То есть, — Майк начал вспоминать прочитанное в учебниках, — вы будете использовать гарантийную схему в виде представительского агента в реальном времени?
— Эк вас повело, — покачал головой Либнер. — Таки вы еще и теоретик… Что ж, делу это не помеха. Во сколько открывается ваш грязный рынок, чтобы Дилия могла попасть туда загодя?
— В девять часов, сэр.
— Так. А где находятся ваши пятьдесят шесть тысяч, молодой человек?
— В вашем банке, сэр.
— Чудесно. Чудесно, насколько это может быть вообще. Оставьте данные своего счета, и будем полагать, что дело в надлежащем ажуре.
Либнер бросил на стол блокнот, и Майк написал коды.
— Надеюсь, вы понимаете, молодой человек, что, если просчитаетесь, пятьдесят тысяч все равно перейдут ко мне?
— Да, сэр, — твердо произнес Майк. — Я отдаю себе отчет…
— Ох, был бы жив мой брат Сема, таки он бы мне не поверил, — покачал головой Либнер. — Мне бы такого зятя, так я завтра бы умер со счастливой улыбкой. Вы не собираетесь жениться, молодой человек?
— Я… Я об этом еще не думал, сэр.
— Это жаль. Вот это очень жаль, поскольку у несчастного Либнера три чудесные дочери, и он хочет пристроить их, хотя бы на одну треть. — Банкир улыбнулся Майку, как родному, и, нарисовав горящей сигаретой в воздухе некую неопределенную картину, сказал: — Ну хочешь ровесницу — вот тебе Дилия. Хочешь постарше и поосанистее, вот тебе — Линда. У нее и здесь, и здесь, — Либнер сопроводил слова красноречивыми жестами, — побольше, посочнее. Ну что я буду говорить, когда она идет по улице, других женщин просто не видно. Не видно, я тебе говорю… За Лидию я вообще молчу, потому что ей двадцать восемь и все мужчины города мечтают ее увидеть хотя бы одним глазком. Увидеть, я тебе говорю, если ты мне не веришь…
Либнер затушил окурок и закурил снова, стараясь выложить все до конца.
— Это мать виновата, я тебе скажу. Зулия — красавица. Она сама была огонь-женщина, а в дочерях это усилилось. Возможно, потому что папа — финансист… Ее темперамент и мои деньги — одним словом, взрывчатая смесь. Да что я тебе говорю. Завтра Дилия придет, сам увидишь. Куда ей привезти чековую книжку?
— В половине девятого у гостиницы «Варвик», — сообщил Майк, смущенный эмоциональной атакой банкира.
Глава 77
Возвратившись в гостиницу, Майк успел прихватить часок сна, потом его разбудил Гвинет:
— Вставай, соня, пора идти на рынок. Надеюсь, мы продадим наших туков по хорошей цене.
— И не надейся, — сквозь сон пролопотал Майк. — Больше трехсот кредитов я не дам…
Гвинет и Шило переглянулись. Им не нужно было объяснять, что книжки до добра не доводят.
Майк приоткрыл глаза и спросил:
— Сколько времени?
— Почти половина девятого, — ответил Шило. — Потихоньку соберемся, покушаем и придем в самый разгар.
— Какой разгар! — завопил Майк и, вскочив с кровати, напялил шляпу и скрылся за дверью.
— Вот, парень, что случается от книжек, — подвел итог Шило.
— Твоя правда, — согласился Гвинет, засовывая пистолет за пояс. — Чтение до добра не доводит.
Тем временем Майк стоял на улице, вертя головой налево и направо и ежеминутно поправляя шляпу в ожидании, когда же появится дочь господина Либнера. В честности и пунктуальности банкира он ничуть не сомневался, однако боялся, что опоздал.
Впрочем, вскоре на озаренной утренним солнцем улице появился красивый блестящий автомобиль, который не спеша катился по глубоким выбоинам, преодолевая их с легким презрением существа из другого мира. Словно по недоразумению, лакированный красавец остановился напротив входа в гостиницу и замер, ожидая каких-то внешних воздействий.
Майк не нашел в себе сил приблизиться к роскоши, подобной которой он ни разу в жизни не видел. Все это сияние и глубокое преломление света в покрасочных слоях рождало в голове Майка только искреннее преклонение, и ничего больше. Ничего больше.
Но вот, издав змеиное шипение пневматическим приводом, одна из дверей автомобиля открылась, и появилась девушка. Она была в темном брючном костюме. Воротник жакета впереди оставлял открытой взору чуть ли не половину бюста.
— О, — сказала девушка. — Кажется, здесь пахнет дерьмом. Ты не находишь?
Майк не сразу понял, что обращаются именно к нему.
— Да, мэм, дерьмом попахивает. Но это не человеческое дерьмо, а дерьмо туков. Оно пахнет не так уж и плохо…
