Нора насмешливо улыбнулась:
– Да хватит сцены разыгрывать, я тебя умоляю! Хоть меня не пытайся обдурить. Плевал ты на этого старикана. Просто тебя заело тщеславие, и ты не в состоянии пережить свой провал. Ты – отличный наездник, но именно сейчас поставил не на ту лошадь. С детства был баловнем судьбы, генеральским внуком. Привык к победам, и совершенно не переносишь поражения. Но жизнь – не кино, и вечно оставаться неуязвимым нельзя. Теперь тебе надо думать о том, как облегчить свою участь. Прояви немного гибкости, и тебе удастся сделать это, не потеряв лица. Твой дед сумел ради звёзд на погонах забыть свой народ и свою веру. Да, он первым браком женился на польке, но воевал за коммунистов, за советскую империю. Ну, а теперь давай о деле…
Нора встала со стула, отошла к стене, где топилась железная круглая печка, обмазанная глиной. На конфорке торчком стоял чугунный утюг. Андрей покосился в ту сторону, поняв всё без слов. И внутренне приготовился к пытке.
– Я тебе сейчас сделаю одно предложение, – тем же, воркующим голосом продолжала Элеонора. – Ты, конечно, сможешь от него отказаться, но вскоре сильно об этом пожалеешь. Если же пойдёшь на дядины условия, никто тебя уже никогда не посмеет обидеть. Тебе много заплатят, кроме всего прочего. Дядюшка за ценой не постоит. Но вот если ты встанешь в позу, тебе очень скоро станет невыносимо больно. Да, ты смел, ты умён, хоть и лопухнулся сегодня. Но и на старуху бывает проруха, верно? Надо уметь извлекать уроки – на то и дана жизнь. Только вот ни к чему обрекать себя на напрасные страдания. Я – мать. У меня есть маленький сын. Мне совершенно не хочется истязать чужого сына. Но если ты будешь молчать или дерзить, то в скором времени ощутишь живым телом прикосновение раскалённого в пламени чугуна. – Нора вернулась на стул и взяла ещё одну сигарету. – Я должна предупредить, что тайну ты всё равно не сохранишь. Не надейся на шок, малыш. Я лично разработала систему инъекций различных препаратов, которые не дадут организму выключиться. Особенному такому сильному, как твой…
На сей раз Озирский ничего не ответил, потому что не видел в том нужды. Вернее, его молчание и было ответом, а большего не требовалось. Элеонора тоже это поняла, но решила пока не торопиться и не переходить к следующему действию страшной пьесы.
– Андрей, будь вменяемым! Пойми, что ты полностью в нашей власти. Никто даже не подозревает, где ты, а потому спасения не жди. Вспомни о матери и детях – своим упрямством ты сильно испортишь им жизнь. Твоя покойная жена Елена будет плакать на небесах, глядя, как мучаются её крошки. И последнее, что тебя, наверное, заинтересует особо. В нашем распоряжении имеется редкое, но очень надёжное средство. Оно стопроцентно развяжет тебе язык. Да, препарат страшно дорогой, и мы прибегаем к нему в край нем случае. Я бы на твоём месте сразу согласилась сотрудничать…
Элеонора подошла к овальному столику без скатерти, налила себе стопку виски и залпом выпила. Видно было, что этот разговор даётся ей с огромным трудом. Потом красавица наполнила ещё одну стопку и опорожнила её более пристойно.
– Препарат, о котором я тебе говорила, оказывает на человеческий организм весьма кошмарное действие. Он гарантированно поражает нервную систему. Ты плохо представляешь, в кого превратишься, если в течение получаса не получишь антидот. Ты его, разумеется, не получишь. И заболеешь хореей. Знаешь, какая это страшная, неизлечимая болезнь? Гиперкинез, судороги, расстройство речи, интеллектуальная деградация. Пожалей свою идеальную дикцию, Андрей! А на что будет похоже твоё тело? Все мышцы усохнут, ты снова станешь паралитиком. Кроме того, ещё уродом и придурком. Смерть покажется тебе благом, и ты будешь просить себя прикончить. А теперь я перехожу к основному…
Элеонора облокотилась на спинку кровати. От неё пахло духами «Шанель» и сигаретным ментолом. Андрею действительно хотелось скорее умереть, потому что он понимал, о каком препарате говорит племянница Уссера, и верил ей безоговорочно. Но он решил, несмотря ни на что, идти этой дорогой, потому что другой для него не существовало.
– Ты давно и успешно вербуешь агентов, которые потом работают на ментовку. Такой человек у тебя имеется и в близком окружении моего дяди. Кроме того, Дмитрий Стеличек, племянник покойного Веталя Холодаева, тоже хочет получить ответы на два вопроса. Первый – кто обеспечил его дядюшке вояж в «Кресты» и быструю кончину там? Второй вопрос – кто месяц назад выдал на Литейный координаты транспорта с оружием? Это не мог быть один человек. Агентов, как минимум, двое. Ты их лично вербовал, следовательно, сможешь назвать их имена. Два имени, только два, и ты свободен! Не упрямься, дружок. Помни о том, что я тебе говорила ранее…
Андрей лежал с закрытыми глазами и как будто спал, но каждое слово Норы словно пробивало череп. Его сильно тошнило, во рту всё пересохло. А из-под век по-прежнему сочились слёзы. Ситуация прояснилась до предела, и все мелкие несуразности встали в цепочку. Озирский отдал должное своим врагам, в честности, их умению сражаться психологическим оружием.
Они учли все тонкости, использовали черты и привычки будущих жертв в своей дьявольской игре. Точно выбрали профессора Аверина на роль приманки для Озирского, понимая, что именно этот случай не оставит его равнодушным. А теперь роковая красавица озвучила цель, ради достижения которой ставился весь этот омерзительный спектакль. Два агента, два. Они и это правильно вычислили. Не один, не три и не десять…
Элеонора, устав ждать хоть какой-то реакции, снова провела марлей по векам Озирского.
– Да, малыш, мы намного сильнее вас. Ты должен это признать и учитывать в дальнейшем. Вы, извините, в сортир не можете пойти, чтобы нам об этом не стало известно. Мы даже знаем, что эти агенты – не переодетые менты. Они оба наши! Наши, и это самое страшное. Про схему минирования цистерн в поезде «Камикадзе» знали только пять человек. Про автобусы с оружием – тоже пять. Что касается дел Дмитрия, то мы с Али их ещё не анализировали. А вот насчёт «Камикадзе» у нас имеются кое-какие догадки. – Нора жестом любящей женщины убрала со лба Андрея прядь волос. – Хочешь послушать интересный разговор? Вы с Всеволодом Грачёвым встретились в его квартире две недели назад. Ты как раз передавал схему, которую, в свою очередь. Раздобыл некий «Он»…
Андрей открыл глаза и повернул голову к Элеоноре. Ей во второй раз удалось ударить свою жертву в самое сердце.
– Ты хочешь знать, как нам удалось записать ваши переговоры? – лучезарно улыбнулась племянница Ювелира, – пара пустяков! сестрёнка Всеволода водит к себе из кафе «Бродячая собака» мужиков в постель. Дяде и Али ничего не стоило подсунуть ей нашего молодца с прослушивающей аппаратурой. Тогда ему удалось узнать всё о ваших делах. Почти всё – кроме имени агента.
Озирский вдруг вспомнил Дарью в бикини за роялем, её растрескавшиеся губы и горькие, воспалённые глаза. Вот, значит, в чём дело. Похоже, что она ещё и колется; или, по крайней мере, нюхает. Интересно, сама-то Дашка знала, кого ублажала на тахте около общей с братом стенки?..
Нора как будто прочла его мысли:
– Нет-нет, девочка ни о чём не подозревала. Она просто больная. Ни о чём, кроме удовольствий, не думает. Такая сожжёт дом вместе с жильцами, чтобы поджарить себе яичницу. Так вот, Андрей, твоё время истекает. Наших отступников мы станем судить по собственным законам, а ты останешься словно бы не при делах. Заметил, как тебя в фургоне вырубили уколом в шею? Тоже моя идея. Ведь я – токсиколог, кандидат наук. Начинала с медсестры, после училища, а потом поступила в институт. Очень люблю свою профессию; это – моё призвание. Сейчас я занимаюсь изучением пределов человеческой выносливости в экстремальных условиях…
Дверь открылась, и вошёл Али Мамедов – уже без пальто, в чёрной водолазке. Он был так мучительно похож на Сашку Минца, что Озирский отвернулся к стене. Мамедов же, обняв одной рукой Элеонору, другой оперся на спинку кровати.
– Эля, ты всё объяснила нашему другу?
– Да, как и договаривались. Но пусть он сам тебе ответит.
– Идите вы к… – Озирский со смаком произнёс ругательство полностью. – Поняли или повторить?
– Достаточно. – Мамедов вытащил из-за пояса «кольт» и взвёл курок. – Может, извинишься, а, Андрей? Я прощу. Эля. Ты останешься здесь?
– Разумеется, – с готовностью кивнула очаровательная извергиня. – Я же веду записи. Надо позвать Рафхата – пусть всё приготовит. Мальчик нам попался очень капризный, к сожалению.
– Зови, – согласился Мамедов. – Пусть сразу с инструментом идёт. У нас уже времени нет попусту трепаться.
– Я быстро! – пообещала Элеонора и вышла, постукивая каблучками.
Али зачем-то потрогал дуло пистолета, потом приставил его к виску Андрея. Озирский не воспринял оружие серьёзно, решив, что за просто так его никто сейчас не прихлопнет. Но Мамедов вёл себя настолько естественно и серьёзно, что щёки пленника против воли стянул холодок.
