— Нет, ничего это мне не говорит, — вздохнул Кальдрон.
— Мне тоже, — разочарованно согласился Мистраль. — Но если мы возьмем первую фразу, где Димитрова говорит о его форме, и будем иметь в виду вторую, сразу возникает вопрос: кто в квартире Димитровой, когда мы были там, носил форму? Ответ…
— Пожарные и городская полиция, — тотчас отозвался Кальдрон.
— Совершенно верно, — подтвердил Мистраль. — Элизабет, ты можешь оставить нам копию записи — конечно, приватным образом?
Гостья добродушно улыбнулась.
— Я знала, что ты попросишь, и сделала по две копии со всех файлов, включая записи радио и результаты анализа.
Мистраль обратился к Кальдрону:
— Венсан, вы знаете, что теперь делать.
— Прежде всего Дальмат и его люди прослушают запись. Потом мы получим личные дела пожарных и полицейских из округа. Но это будет просто: во всех трех случаях там были одни и те же люди, потому что… — Кальдрон не договорил, заметив, что Мистраль задумался. — Что я сказал? — обратился он к нему.
— Вы сказали, что получить личные дела будет легко, — отозвался спокойно Мистраль. — Венсан, я слушаю вас и думаю одновременно, так что могу показаться рассеянным. Я практически уверен, что убийца нарочно убивал этих женщин в течение одной недели, чтобы попасть в квартиру во время расследования.
— Да, вполне возможно. Ведь он же знал, что у всех должностных лиц будут брать отпечатки пальцев и ДНК и если потом их обнаружат на месте преступления, то автоматически не станут учитывать!
— Именно. А неделя — это, грубо говоря, время одной дежурной смены. Это подтвердил и пожарный капитан, то же и для полицейских в форме.
— Я еще спрошу жандармов. Может, они иначе объясняют, почему убийства происходили в течение одной недели.
Элизабет Марешаль внимательно прислушивалась к разговору сыщиков.
— Мы не можем без причины вызывать пожарных и полицейских, не поставив в известность их начальство. Нарваться можно. А если я скажу, почему их вызвал, — тем более.
— Еще бы! Кроме того, надо, насколько я помню ваши умозаключения, найти человека, который не любит смотреться в зеркало, — добавил Кальдрон.
— Притом в возрасте тридцати лет или немного старше, пьющего или глотающего много таблеток, умного, владеющего собой и решительного, если вспомним выводы Элизабет.
— Я стараюсь припомнить всех, кто был в тех трех квартирах, в том числе у Димитровой — на первый взгляд их будет человек восемь.
Мистраль одобрительно кивнул и обратился к Элизабет Марешаль:
— Думаю, через несколько дней мы все выясним о пожарных и полицейских. Только прокурор не в счет, потому что это женщина. И я уже говорил, мы можем сильно нарваться, как ты понимаешь. Можно по-тихому сделать анализ голосов?
— Конечно. Позвони мне, я возьму аппаратуру и подъеду сюда.
— Если надо помочь, кто-нибудь из ребят встретит тебя на вокзале. Так, Элизабет, сейчас половина второго. Какую кухню ты предпочитаешь: французскую, итальянскую, испанскую, китайскую, японскую?
— Какую тебе угодно, лишь бы в ресторане был кондиционер.
Глава 26
Тот же день.
Роксана Феликс и Ингрид Сент-Роз ехали по деревенской дороге в Уазе следом за синим автомобилем жандармерии. Они должны были проверить, находились ли в домах трех убитых женщин замаскированные зеркала. Эта идея казалась жандармам немного идиотской, хотя перед девушками из криминальной полиции они не давали волю своим эмоциям и избегали комментариев.
В первом доме они застали маляров. Вместе с кузеном убитой рабочие делали в доме капитальный ремонт. Один из жандармов спросил, не привлекало ли их внимание какое-нибудь занавешенное или перевернутое зеркало. В ответ рабочие пожали плечами и вернулись к работе. Кузен призадумался: похоже ничего подобного он не замечал.
Во втором доме дверь открыла пожилая женщина. Ее ответ был краток и категоричен: «Зеркала у меня только в ванной, их никто не трогал».
Девушкам было все труднее убеждать жандармов, что они таскаются не зря.
В третьем доме родители убитой женщины провели жандармов и полицейских внутрь. Отец обвел рукой большую комнату и весь дом вообще.
— Мы все не соберемся с духом вывезти это отсюда. Здесь она жила, здесь умерла. Мы только все вымыли и проветрили, больше ничего. А что делать с домом, еще не решили.
Родители тяжело переживали смерть дочери. Роксане Феликс было не так просто задавать непонятные для них вопросы:
— Мы приехали посмотреть… Спросить вас… вы видели зеркала… понимаете… завешенные, завернутые, может быть… Конечно, это может вас удивить… Нам просто надо кое-что проверить…
Роксана говорила смущенно, чуть ли не извиняясь за такой нелепый вопрос.
Родители переглянулись:
— А вам зачем?
— Мы хотим точнее установить личность убийцы.
— Убийца в тюрьме. Не понимаю, что вы еще ищете. — Отец ответил резко, даже грубовато.
Ингрид Сент-Роз объяснила, стараясь быть как можно доверительнее:
— В Париже тоже произошли убийства, точно такие, как здесь, и там убийца еще не пойман. Я понимаю, тут не очень легко понять смысл, но поверьте: для нас это очень важно.
— Там, в гостиной, где она… где ее нашли… — ответила мать, — было три зеркала. Не очень большие, сантиметров тридцать в высоту. Мы нашли их завернутыми в газету в кухонном шкафу.
— Она не сама туда их положила?
— Накануне мы у нее ужинали — зеркала висели на месте.
— А сейчас они где?
— Там же, на кухне. Я газеты выкинула, а их все собираюсь повесить обратно. Вы хотите их посмотреть?
— Нет, спасибо, уже не нужно.
Когда они вернулись в жандармерию, их ждало сообщение: просил перезвонить кузен женщины, убитой в доме, который они посетили первым. Один из жандармов взял телефон. Разговор продолжался меньше минуты.
— Кузен вспомнил, — пояснил жандарм, — что в прихожей напротив двери висел на гвозде шкафчик с ключами. Дубликаты всех ключей: от машины, от дома и прочее. На дверце шкафчика было зеркало. Когда он вошел в дом через пару дней после убийства, то заметил, что дверцы нет.
На обратном пути Роксана Феликс позвонила Мистралю доложить о результатах. Ответ Мистраля был довольно краток:
— Туда надо ехать. Могу ошибиться, но по вашим словам выходит, зеркала были сняты в тех домах, где веревку на руках девушек завязывал левша.
— И это подтверждает версию, что убийц было минимум двое и один из них на свободе в Париже.
— Не знаю, возможно. Что по этому поводу говорят жандармы?
— Сначала ухмылялись, а после проверки стали почесывать затылок. Теперь им надо позвонить следователю Тарносу и сообщить о последних находках.
— Я ему тоже позвоню.
Мистраль проводил Элизабет Марешаль на четырехчасовой поезд. Она попросила обязательно сообщить, чем разрешится дело.
Бернар Бальм, засучив рукава, сидел рядом с Кальдроном и Дальматом за столом в кабинете Мистраля. Тот долго и подробно рассказывал об экспертизе Элизабет Марешаль. Они раз двадцать прослушали фразы, обработанные ею. Бальм не мог не прокомментировать это событие в своей манере:
— Дело было темное, теперь залито черной краской. Есть мысли, что это за чувак?
— Никаких, — вздохнул Мистраль. — А впрочем, направление поисков, кажется, ясно. Венсан проверяет, какие группы входили в помещение. Когда у нас будет «железный список», мы скажем кому надо.
— Как управишься, я сам буду звонить начальникам служб. Что еще есть?
Мистраль встал и вынул прохладительные напитки. Бальм открыл банку пива и начал потихоньку прихлебывать. Зной немного спал, но все-таки было очень жарко, и Мистраля борьба с жарой утомляла. Он хотел прогуляться для разрядки. Аргументов для обоснования своей точки зрения у него не хватало. Но он все же решил рассказать о снимках отпечатков ушей.
— И на какой результат ты рассчитываешь?
— Главным образом на ДНК от контакта с дверью.
— А если это ничего не даст?
— Поищем что-нибудь другое.
— Другое — это что? — Бальм с трудом скрывал раздражение оттого, что дело не движется.
— Бернар, мы сейчас миллиметр за миллиметром вскрываем данные протоколов и тому подобное. «Другое» — что-нибудь да будет. Это не такое дело, чтобы налетать на него по-кавалерийски с саблями наголо.
— Пожалуй, так, теперь я понял. Как будут выводы, позвонишь. И когда они будут?
— На днях.
Мистраль уже не мог разговаривать. Кальдрон это понял. Дальмат сидел, как всегда, задумчивый и молчаливый. Бальм полагал, что Мистралю физически трудно довести расследование до конца, но не решался говорить об этом вслух, хотя мысль о замене уже потихоньку прокладывала путь в его сознании.
