Несмотря на приличный бюджет, комнатка для переодеваний в редакции, состоявшей всего из двух комнатушек, была одна, и мужчины по-рыцарски уступали ее дамам, а сами одевались где попало, иногда даже в мужском туалете, что вызывало кучу неудобств и неприятностей, вроде появления вездесущих папарацци и восторженных фанатов с включенными камерами мобильных.
Рокси приплясывала от нетерпения в коридоре.
Егор злился и в четвертый раз обшаривал карманы, позабыв, что перед съемками выложил телефон и ключи на столик.
Прибежала запыхавшаяся Раиса и открыла двери.
Спустя десять минут Егор и Рокси уже выходили на стоянку.
Егор иронично оглядел канареечно-желтую «Феррари» Рокси:
– На твоей поедем, что ли?
– На моей. Или ты против? – спросила она.
Он улыбнулся и уселся внутрь.
В машине, привычной и любимой, тягостные мысли вновь нахлынули на Рокси. «Феррари», на которой она гоняла по ночной Москве, был подарен «бывшим».
Забрать свой подарок он не захотел, а может, не смог – ведь машина была записана на нее, как, впрочем, и квартира.
Голодное прошлое научило Рокси быть предусмотрительной.
По дороге она изредка косилась на Егора, разглядывая его тонкий профиль, гладкую смуглую щеку. Когда их взгляды встречались, она смущенно прятала глаза.
И снова начинала думать о том, как жить дальше, о том, какой глупостью был роман с этим гадским рэпером!..
А еще в голове крутился старый черно-белый фильм про двух бойцов Гражданской войны, полетевших на разведку на аэроплане, вооружившись лишь кинокамерой. Бойцы попали в плен к своим же, и их допрашивала сумасшедшая тетка-комиссарша, в кожаном пальто и с маузером…
– О чем ты думаешь? – спросил Егор.
Она не знала, что ответить, и пересказала этот фильм.
– А, помню, – кивнул он. – Там, кажется, одного друга убили в конце.
– Угу. А тетку взрывом завалило в окопе.
– Да, точно, вспомнил. А ты почему о нем подумала?
Рокси ответила не сразу, взвешивая слова:
– Знаешь, я когда в Интернете прочитала про себя все это… А потом еще когда перед Иваном оправдывалась, то чувствовала себя, наверное, как эти бойцы. Вроде свои вокруг, а не верят.
– С одной разницей только, – уточнил Егор. – Они не виноваты были, а у тебя косячина во всю спину.
Скажи это кто-то другой, даже Димка, Рокси бы обиделась.
Однако Егор явно ее не осуждал.
В его голосе не было ни грамма издевки, лишь сочувствие: теплое и дружеское.
– Эфира ты добился, верно? – хмуро спросила она.
– С чего ты взяла?
– Ой, да ладно, мне уже донесли, что съемок не будет. Стала бы я пить накануне тогда…
– А чего пила? Горе заливала?
Она помедлила с ответом, ощутив, как в живот плюхнулся тяжелый вязкий ком полной безнадеги.
А потом она выпалила первое, что пришло в голову:
– Послушай, может, переспим?
Последнюю фразу Рокси выговорила, притормозив у светофора.
Ошеломленный Егор тюкнулся лбом в приборную доску и посмотрел на нее как на ненормальную.
– Что? – недовольно поморщилась она. – Я что-то не то сказала?
Теперь с ответом медлил он, хлопая своими длиннющими ресницами, которым бы любая девушка позавидовала:
– Да как тебе сказать… Что это на тебя нашло?
– А что мне делать? Я себя реально очень хреново чувствую, так что выбор невелик: или потрахаться, или продолжить пить. В любом случае – ты назначен в партнеры.
Егор серьезно посмотрел на Рокси.
Она ответила злым взглядом, в котором не было ничего женственного и кокетливого.
– Так плохо? – тихо спросил он.
– Ужасно, – ответила Рокси. – Чувство такое… гадкое. Как будто тебя использовали, а потом выбросили, как драный гандон, как тряпку, как… не знаю… котенка приблудного. А я не могу так. Не привыкла. Я же от всех мужиков всегда уходила сама, понимаешь?
Он не ответил, только посмотрел с пониманием, и это было невыносимо.
Рокси почувствовала себя грязной, старой и невероятно усталой бабой.
Она не хотела плакать, но слезы вдруг брызнули из глаз горячим потоком, выжигая на щеках целые каналы. Дорогу заволокло пеленой, и Рокси резко нажала на тормоза, потому что больше ничего не видела.
Позади раздался визг тормозов, но она, уткнувшись в руль, ничего не хотела слышать. Краешком сознания она уловила, как хлопнула дверь, а потом уверенная рука вытащила ее на улицу и поволокла за собой.
Егор, перепуганный слезами, усадил ее на пассажирское сиденье и сел за руль, игнорируя возмущенные гудки.
«Феррари» рванула вперед, освобождая проезд.
Рокси рыдала, размазывая по щекам густую черную тушь…
Когда она наконец успокоилась, то поняла, что машина больше не едет.
Перед ней высилась стена какого-то дома. Егор сидел рядом и курил, стараясь не смотреть на нее.
– Мы где? – прохрипела она. После рыданий голос не слушался. – Куда это ты меня привез?
– К себе, – ответил он, как ей показалось, неприязненно. – Куда мне еще было тебя везти? Пошли уже, двадцать минут тут сидим.
Ей показалось, что в этот момент Егор ее просто ненавидит.
Рокси глянула в зеркало – оно показывало какие-то ужасы: страшную тетку с черными подглазьями и распухшим красным носом.
– Ох, ну и ну… – простонала она и потащила к себе сумочку.
– Ну, что еще? – спросил он зло.
– Да погоди ты, не могу я в таком виде…
Он отобрал у нее сумку, сдернул с себя очки и сунул их ей прямо в руки.
Рокси повертела очки в руках, а потом нацепила на нос с делано независимым видом.
– Ну, пошли, – лихо сказала она и вышла из машины.
В лифте они разглядывали стены с захватывающим интересом, словно в жизни не видели ничего лучше.
В квартире Егора Рокси сразу же оккупировала ванную, откуда прокричала, что сейчас сдохнет от голода.
Горячие струи хлестали по лицу, и она, слишком обессиленная, чтобы намылить мочалку, просто стояла, задрав голову вверх.
Когда Рокси, укутанная в его халат, с мокрыми волосами, вышла в кухню, Егор расставлял тарелки и что-то жевал. Увидев ее, он отошел к плите, где весело булькала кастрюля с каким-то супом.
– Сейчас будем есть, – сказал он, не поворачиваясь.
Рокси подошла ближе и прижалась к его спине. Егор застыл, держа в отставленной руке крышку.
– Ты на меня злишься? – прошептала она.
– Ничего я не злюсь…
– Нет, злишься, я же вижу. Ты меня пожалел, верно? Оттого и эфир пробил, и к себе приволок. Я понимаю, что никогда тебе не нравилась… Ведь не нравилась, верно?
Ее ладони шарили по его животу вверх и вниз.
Егор не отвечал, только кадык дергался, да дыхание вдруг стало горячим и прерывистым, как ветер в пустыне. Язык вдруг высох, так что подробно рассказать, почему она никогда ему якобы не нравилась, с ее гренадерской статью, грубоватыми шуточками, оглушительным смехом… и грудью третьего размера, никак не получалось.
