Ошибаться было нельзя.
На прошлых выборах, кстати, отец Теодора Алмазова, мужчина преклонных лет, на мероприятии от одного кандидата призвал население голосовать за другого. Осознав свою ошибку, он выскочил на сцену, беспомощно извинился… и снова предложил голосовать за другого. Народ долго хохотал, а папаша Алмазова едва не свалился с сердечным приступом.
– Повторить еще раз? – оскалился режиссер.
Димка решительно встал с дивана:
– Погодите. Где у вас тут сортир?
– Прямо по коридору, потом налево.
Димка побрел по коридору, слегка пошатываясь от усталости. Все-таки две бессонные ночи – это перебор!
В туалете, где был всего один унитаз, он заперся на хлипкую задвижку и открыл воду. Зеркало отразило его осунувшееся лицо. Дима потряс отяжелевшей головой, вздохнул и сунул руку в карман, нащупав там маленький пакетик. Пальцы вдруг затряслись, как от холода…
Таблеток было три, две белого и одна розового цвета с выдавленным на ней зайчиком.
Дима сунул белую в рот и зажмурился, ожидая, когда привычная адреналиновая волна раскатится по венам. В ожидании он попытался думать о чем-то приятном: о работе, о новой квартире, о новой машине, которую наконец-то смог себе позволить, пусть даже в кредит, но в голову ничего не лезло…
Дверь подергали.
Дима не шелохнулся.
Спустя минуту в дверь постучали:
– Дима, с вами все в порядке?
– Все хорошо, – сказал он, удивившись легкости, с которой он произнес эти слова.
Теплая волна наконец-то медленно потекла от желудка к голове и рукам. Пригладив волосы мокрыми руками, Дима открыл дверь и вышел, чувствуя невероятную бодрость.
– Давайте прогоним все в последний раз, – весело сказал он. – Значит, после того как я спою, ваш премьер выйдет ко мне с букетом цветов, а я скажу публике: «Вот за кого надо голосовать», верно?
Глядя в расширенные зрачки Димы, режиссер кивнул, понимающе ухмыльнувшись.
Концерт был назначен на семь вечера.
Приободренный амфетаминами Дима приехал в гостиницу, где в холле тут же наткнулся на Егора с помятым лицом.
– О! – воскликнул Дима и ткнул в Егора пальцем, словно тот был миражом и грозился рассыпаться. – А ты чего тут?
Егор сморщился, уклоняясь от объятий.
По нему было видно, как он устал, Дима научился это замечать автоматически и даже слегка беспокоился: а ну как опять ляжет в больницу с нервами?!
Сейчас Егор был бледным, с темными кругами под глазами, заметными даже сквозь слой грима.
Впрочем, возможно, это от частых перелетов на самолетах…
Летать Черский не любил, в самолетах без конца сосал леденцы, потому что его укачивало, и никогда не пил спиртного, от которого ему становилось еще хуже.
– Ой, не трогай меня, я сейчас упаду. Дернули прямо с эфира, смотри, на мне до сих пор остатки грима. Я даже переодеться не успел. Спать хочу, сил нет. – Егор душераздирающе зевнул.
Дима подумал: не сунуть ли ему таблеточку из своих запасов, но потом решил, что не стоит. Если Черский узнает, как Дима держит себя в тонусе, ему никакие энергетики не понадобятся!
Орать будет так, что голова лопнет…
– Ты на агитацию, что ли? – быстро спросил Дима.
– Что тут удивительного? Думаешь, только вам башляет дама с бубликом?
Дима расхохотался, Егор лишь вяло улыбнулся.
– Я совершенно без барахла, – пожаловался он. – Надо или что-то купить прямо тут, или выходить в чем приехал, а оно все мятое и потное. Мне даже пару часов не в чем походить. Дашь мне что-нибудь?
– Конечно, – отмахнулся Дима. – Пошли в номер, переоденешься. У меня два выступления здесь: на площади, потом сборная солянка в клубешнике, и еще одно в Киеве. Ты тоже в Киев едешь?
– Ну да, – сказал Егор. – Зарядили по полной. Хотя за такие бабки я не только концерт проведу, но и сам спою. А может, даже станцую. Цыганочку с выходом из-за печки.
Димка захихикал.
– А мне машину дали, – похвастался он. – Отель предоставил. Катайся – не хочу. Если тебе мое барахло не налезет, могу отвезти в магазин, найдется же тут хоть один приличный бутик, как думаешь?
– Здесь цены, поди, заоблачные…
– Ну, знаешь, не дороже московских. На Украине все-таки находимся, тут все дешевле. Не разоришься небось.
– В Украине, – поправил Егор.
– Что?
– Ничего. Правильно говорить – в Украине, а не на Украине.
– Ой, не умничай, – фыркнул Дима. – Пошли, переоденешься… Или ты есть хочешь?
– И есть хочу, но сперва в душ, у меня уже все чешется, – и в доказательство Егор почесал шею, на которой действительно остались оранжевые разводы сценического грима. – Нам говорили, мы еще к морю поедем, но это позже. Я, правда, на море уже был в этом месяце, но еще бы сгонял.
– Где это ты на море был?
– В Юрмале. Так сказать, по местам твоей боевой славы. Поедешь туда, кстати?
– Так рано еще. Фестиваль осенью.
– Я знаю. Но Крутин мне уже звонил и ангажировал на проведение. Так поедешь?
– Наверное, – пожал плечами Дима. – Инна пока ничего не говорила. Я свой график только на неделю вперед смотрю, ну, или там какие-нибудь знаковые концерты…
– Да вы, батенька, зажрались, – расхохотался Егор, подходя к стойке ресепшен. – Барином стали…
Спустя полчаса он, с мокрыми волосами, облаченный в белый халат, придирчиво ковырялся в Димкином чемодане.
Дима жевал яблоко и взахлеб пересказывал последние новости:
– …А на бабло, что я получу здесь, на Украине, буду снимать клип. Причем не где-нибудь, а в Риме.
– В Украине, – автоматически поправил Егор. – Слушай, что у тебя за барахло?! Ничего поскромнее нет? Прямо сплошной гламур и пафос, рюшечки, оборочки…
– Какие еще рюшечки?.. А, это не тот чемодан, погоди. Тут концертные костюмы. Вон там посмотри…
Егор выудил из кожаного нутра чемодана, распахнувшего пасть, как бегемот, что-то невероятное, пестрой попугайской расцветки и недоуменно повертел в руках.
– Димас, у тебя уже вещи, как у Алмазова, – восхитился он. – Как модель называется? «Вырви глаз»?
– Ничего ты не понимаешь, – проворчал Дима, отобрал у веселившегося Егора пеструю тряпку, оказавшуюся рубашкой. – Это очень модно. И потом, на стадионе выступать – самое оно. Кто меня разглядит на фоне газона, если я буду в чем-то сером?
– Да, ты прав, – кивнул Егор, но глаза блестели от сдерживаемого смеха. – Тренд этого сезона – пестрые паруса. Надеваешь расписной чехол – и вперед! И пусть зрители с последнего ряда гадают, что это за куча шевелится…
– Сам ты куча, – обиделся Дима и бросил Егору простецкие синие джинсы и майку.
Майку Егор натянул, а вот джинсы на нем не сошлись.
– О, – обрадовался Дима, – как ты там на программе говоришь? Салуян, да? Вот теперь ты самый настоящий салуян.
