Если вами выставлены свидетели, первая ваша задача, конечно,— это ярко противопоставить их показания с показаниями свидетелей обвинения, оттенив вместе с тем, что первые легче согласить с представлением о личности подсудимого, чем вторые.
Заметьте, что личность подсудимого сама собой выдвигается вперед на каждом шагу, безо всякой навязчивости с вашей стороны. Нельзя, конечно, говорить присяжным, что подсудимого надо оправдать, потому что он хороший человек, но представление о личности его получает большую силу, коль скоро обстоятельства дела сомнительны и вероятности уравновешены с обеих сторон,— когда факты равно допускают толкование против подсудимого и в пользу его. Он должен поэтому играть главную роль в вашей речи, как герой в главной роли на сцене, постоянно появляясь перед зрителями в нужную минуту и в подходящей сцене. Не один великий мошенник ушел, конечно, этим путем от заслуженной кары, но и не один невинный человек был спасен от несправедливого обвинения, от гибели, не одна семья спаслась от разорения и позора. Итак, если есть у вас союзник в личности подсудимого, противнику трудно будет одолеть вас. Бывают, конечно, дела, в которых личность подсудимого при всех его достоинствах не имеет и не может иметь влияния на присяжных; но в большинстве случаев личность его приобретает огромное значение; вот почему, настаивая на приведенных выше указаниях, я готов был почти забыть о возможных исключениях из этого общего правила.
Я отнюдь не хочу сказать, что факты теряют силу хотя бы при сильнейшем сочувствии присяжных к подсудимому; но отношение их к личности последнего определяет оценку ими улик после того, как они уже взвесили вероятности дела с той и другой стороны; отсюда понятно, как велико значение характеристики в речи. Нет смысла взывать к чувству, не подчинив себе предварительно рассудка слушателей. Присяжные могут дать снисхождение, но не оправдают.
Возможно, что рассудок легче поддается обману, когда возбуждены чувства, но за это вы не отвечаете. Назначение человека, полагаю, заключалось в том, чтобы быть тем, что он есть, и если он попал на скамью присяжных заседателей, адвокату остается честно пользоваться его человеческими свойствами на пользу своего клиента. То, что иногда называется его слабостями, составляет, быть может, его благороднейшие достоинства; и я считаю, что адвокат вправе крепко взяться за них в тех случаях, когда, как бывает, ему приходится бороться против самых гнусных его пороков.
Начинающий адвокат не будет видеть в этом наброске общее изображение его работы в уголовных защитах, но я надеюсь, что ему не раз представится удачный случай применить эти указания. Этот набросок может показаться преувеличением и не был бы свободен от этого упрека, если бы не одно существенное обстоятельство: его подтверждают многие примеры из практики лучших судебных деятелей наших дней.
Глава XII Примерные дела
В то время, когда первое издание этой книги подготовлялось к печати, на пространстве десяти дней, были рассмотрены судом указанные ниже дела, которые могут подтвердить сказанное мной о защите в уголовном процессе, и я поэтому привожу здесь как обстоятельства каждого дела, так и наиболее удачные отрывки из перекрестного допроса. Следует заметить, что, за исключением дела переплетчика, со стороны защиты не было свидетелей в опровержение факта; она опиралась главным образом на сведения о безупречном прошлом подсудимых.
Ни одно данное дело не может, конечно, служить безусловным указанием для ведения другого; но всякая правильная защита есть образец, по общим основаниям которого можно построить защиту и в других случаях. Факты неизбежно будут другие, но цель сопоставления фактов со стороны обвинителя всегда одна и та же — изобличение подсудимого. Задача защиты заключается в том, чтобы раздробить собранные воедино факты или предотвратить вероятное последствие искусства обвинителя.
1. ДЕЛО ПОЧТАЛЬОНА
Один почтальон был предан суду по обвинению в краже шиллинга; по второму обвинительному пункту ему вменялось в вину получение шиллинга посредством обмана с корыстной целью (в обоих случаях здесь подразумевается одно и то же деяние). На суде обвинитель поддерживал второе обвинение.
Улики. 10 апреля он получил в почтовом отделении письмо, подлежащее вручению в пределах его обычного обхода. Оно было адресовано «г-же Броун, № 50, улица Грегам». Письмо было от солдата с театра войны с зулусами и подлежало доставке без оплаты.
Г-жа Броун съехала с квартиры в доме № 50, и почтальон обратился к г-же Смит, чтобы узнать, где поселилась г-жа Броун.
Г-жа Смит сказала, что укажет ему, куда идти.
Подсудимый сказал: «Надо заплатить шиллинг». Кто-то — кто именно, осталось невыясненным, но только не почтовый чиновник,— сделал на письме карандашную отметку: 1/ (т. е. один шиллинг); были указания, что эта отметка могла быть сделана подсудимым.
Г-жа Смит отвела подсудимого к г-же Джонс, у которой, по ее словам, поместилась г-жа Броун. Придя туда, г-жа Смит сказала г-же Джонс: «Принесли письмо г-же Броун; надо заплатить шиллинг»; подсудимый вручил письмо и получил шиллинг, причем г-жа Джонс сказала, что г-жа Броун охотно заплатит шиллинг, потому что «ждала этого письма от брата с войны». Г-жа Смит сказала шутя: «Не прокутить ли нам этот шиллинг?» — «Нет,— ответил честный почтальон,— это шиллинг не мой; его надо внести куда следует».
Обе свидетельницы знали подсудимого; судя по непринужденному обращению г-жи Смит, можно думать, что она давно знала его.
Спустя день или два подсудимый на своем обходе снова встретил этих свидетельниц, которых, кажется, можно, не нарушая должного уважения, назвать «веселыми кумушками», вместе с самой г-жой Броун.
Г-жа Смит сказала: «Вот почтальон, который принес письмо с войны».— «Он самый,— сказал подсудимый,— и, не будь меня, она никогда не получила бы письма; оно болталось повсюду целую неделю».
Тождество личности подтверждалось несколькими свидетелями, можно сказать — всем местным населением. Обвинение было возбуждено властью ех officio (по обязанности (лат.).
Два месяца спустя по заявлению г-жи Броун почтовое начальство потребовало объяснений от подсудимого по поводу описанных обстоятельств.
Подсудимый донес (его донесение было приложено к делу), что он несомненно должен был находиться в указанном участке и несомненно совершал свой обход в указанное время, но совсем не помнит об этом и безусловно не получал шиллинга. Это решительное отрицание получения денег представляло главную трудность защиты.
Были предъявлены почтовые листы в удостоверение того, что подсудимый не представил этого шиллинга в почтовое отделение.
Таковы были улики. Нельзя не сказать, что на бумаге дело кажется едва ли не безнадежным для защиты.
Защитник начал с перекрестного допроса свидетелей, опознавших подсудимого: если обвинительная власть признала нужным выставить такое множество их по этому обстоятельству, то, как увидите, такой прием защиты являлся вполне целесообразным. Корона сделала из этого главный пункт обвинения. Государственное обвинение полагало, что, установив тождество личности, оно устранит возможность всякой защиты подсудимого по иным основаниям.
Интересно, что, по мнению обвинителя, защита сделала ошибку, начав с нападения на главный пункт обвинения.
Защитник, однако, ограничился допросом двух-трех свидетелей обвинения по этому поводу и перешел к другим обстоятельствам дела. На перекрестном допросе прочих свидетелей обвинения было установлено следующее:
Письмо было сдано в разнос без штемпеля — упущение со стороны почтовых чиновников.
В другом почтовом отделении также было некоторое упущение по отношению к тому же письму.
На конверте не было никаких отметок о том, что письмо было отправлено солдатом и подлежало бесплатной доставке.
При данных условиях подсудимый мог думать, что должен был потребовать с адресата шиллинг для оплаты доставки письма из Африки.
Если бы, истребовав шиллинг, он представил его в почтовое отделение, такой поступок, хотя и являлся бы нарушением некоторых почтовых правил, был бы по существу законным и разумным.
Почтовый лист на 11 апреля не был приложен к делу, и хотя в платежном листе 10 апреля взысканный шиллинг не значился, свидетели не решились утверждать, что этот шиллинг не поступил в почтовое отделение. (Вероятности, однако, складывались именно в этом смысле, так как подсудимый утверждал, что не получал шиллинга.)
В почтовом отделении вообще бывали недосмотры; таким недосмотром могло объясняться и отсутствие записи о предоставлении шиллинга подсудимым.
Было возможно, что шиллинг не был представлен подсудимым по недосмотру.
