- А лорд Хетти знает?
- Ну разумеется, — Койя глядела на мужа чуть ли не с сожалением. — А теперь уходи, мне надо поспать.
- Почему ты запер библиотеку?
- Койя, ты еле стоишь на ногах!
У нее весь лоб в испарине, рука царапается о камни, кажется, что сейчас она оползет по стене так же, как спадает у нее с руки и волочится по полу пушистая шерстяная шаль.
- Открой мне библиотеку.
- Зачем ты спустилась?
- Какая разница. Дай ключи.
Хару, кряхтя, поднимается, долго роется в кармане орада.
- Тебе не следовало запускать внутреннее время, — бурчит он себе под нос.
- Вот и я тоже так думаю. Из-за этого я ее потеряла. Лучше бы меня убили.
Разговоры о потере ребенка становились их манией. Они выискивали причины, обсуждали сценарии, вспоминали детали. Они никогда не смотрели вперед, только назад.
18 октября 1504 года со дня пришествия королевы Лулуллы Коол Ьл^-ЧмлЦл
Шорох мышиный, скрежет где-то далеко, в другой половине замка открываемой двери, вой ветра в камине комнаты Хару — он никогда не закрывает заслонку. Почему я все это слышу? Зачем на меня наваливаются запахи, звуки — те ощущения, которых я прежде не замечала? Мне не снести. Капает вода в кухне из крана. Повариха-итано всегда забывает его завернуть. Кухня в хозяйственном крыле замка, четырьмя этажами ниже. Зачем я слышу, как капает эта вода? Звон цепей и скрип колодезного ворота. Окна библиотеки выходят на горы, три толстых стены отделяют ее от внутреннего двора. Зачем так скрипит этот ворот? Не могу сосредоточиться. Ветхие страницы пахнут вчерашним обедом. У меня на руках сажа — я облокотилась о дверь, когда зашла в кузницу к Хетти. Это было неделю назад. Откуда эта липкая чернота на подушечках пальцев? Койя с ожесточением трет их о первое, что подвернулось. Корешок книги крошится, но пятен на переплете не остается. Пальцы чистые. Это было неделю назад.
Она испуганно оглядывается: не видел ли кто? Нет, конечно. В комнате никого, кроме нее. А если кто и войдет, то не сразу выцепит взглядом крошечную фигурку за баррикадой из толстых томов, таких древних, что некоторые листы расползаются под ее пальцами, за нагромождением пожелтевших от времени свитков, большую половину которых не удается расклеить, чтоб прочитать. Раньше Койя убирала прочитанное на место, старалась как-то сортировать неожиданные сокровища, обнаруженные в библиотеке Дар-Умбра. Теперь она просто отодвигает их в сторону, наваливает сверху этаж за этажом, не стараясь запомнить, что где положила. Полки пустеют, а заляпанного пятнами каменного стола, овалом своим повторяющего форму комнаты, стола, за которым больше выпито было бутылок, чем прочитано строк, с того момента как вырубили его топоры умбренских каменотесов, уже давно не видно.
- Что еще ты надеешься там найти? — спрашивал Хару, заметивший наконец, что жена все больше охладевает к кухне и саду и все чаще запирается в библиотеке. Самым тревожным симптомом стало ее равнодушие к фехтовальным занятиям Китти. Хару не пускал ее в тренировочный зал, но раньше хотя бы она просилась.
- Не знаю, — она не сразу подняла от книги воспаленные глаза и ответила равнодушно, будто разговаривала не с ним, а с этой же книгой. — Но должна же я чем-нибудь занимать время?
- Ты могла бы…
- Какая разница! — перебила Койя и снова уткнулась в книгу.
- Койя! — Хару было не просто заставить отступить, тем более, в бою, а сейчас он чувствовал себя как на поле боя. — Ты моя жена и прекрасная деле. Это не изменить. Займись домом, прикажи прогнать пару слуг, выругай Китти за беспорядок в спальне, закажи себе новое платье, проедься верхом. Сделай хоть что-нибудь из того, что делают все.
В карих глазах блеснуло упрямство. Он ожидал гневной отповеди "Я — не все!" и заранее ей радовался. Искра погасла, не разгоревшись. Койя перевернула страницу. Спустя минуту — еще одну.
- Здесь негде ездить верхом.
- Хоть вокруг замка!
- Хару, здесь негде ездить.
Он постоял некоторое время над ней и вышел, не закрыв за собой двери. Пусть хоть сквозняк заставит ее пошевелиться!
Когда он вернулся вечером сообщить о прилете Меери, дверь была все так же распахнута, хотя руки у Койи покрылись гусиной кожей, а губы ее посинели. С зимними сквозняками Умбрена шутки плохи. Больше тысячи лет прошло с тех пор, как дары начали заселять его южные склоны, но у них так и не получалось строить замки, которые можно было бы проветривать, не опасаясь выстудить их. Приходилось выбирать между вязкой слякотностью, царившей в помещениях с наглухо закрытыми окнами и слабо теплящимися каминами, и пронизывающими порывами ледяного ветра, вторгавшимися в любую щель и мгновенно пробиравшими комнату так, что она не могла служить обителью человеков.
Хару выругался сквозь зубы, завернул жену в свой орад и заставил двадцать минут просидеть в бочке с горячей водой и натереться медвежьим салом, прежде чем выйти к ужину. Меери уже побывал у Китти и спустился в обеденный зал веселый и беззаботный.
Нее^ и Рл^-Клуул
- Койюшка, ты опять дуешься?
Он не видел ее несколько месяцев, и перемена бросалась в глаза. Может быть, просто больна? Не мудрено. После потери ребенка, в такой глухомани, зимой… Даже крепкий организм даров Аккалабата давал сбои в негостеприимном Умбрене. Что уж сказать о прекрасной деле? Койя не удостоила его ответом, но Меери поразило не это. Китти не бросил на нее умоляющего взгляда, не вставил деликатно "Мама, с тобою беседуют…" Словно не обратив внимания на ее бестактность, уселся за стол рядом с Меери, приподнялся, с интересом заглянув в миску с супом. Без энтузиазма сообщил: "Снова баранина…" Он не любил жирное. "Потерпи годик, — шепнул Меери. — Переедешь к нам, и твоя прекрасная деле позаботится о твоем желудке. Жаловаться не будешь".
Осекся, поймав недовольный взгляд Койи. Она не села, а прям-таки плюхнулась напротив них, придвинула к себе тарелку. Меери сразу заметил, как неряшливо она ест, и ему стало неловко. Даже кружевными манжетами Койя ухитрилась зачерпнуть суп. Меери недоумевающе оглянулся кругом: все — и хозяева, и слуги — делали вид, что так и надо. Только Китти заерзал как на иголках. Теряясь в догадках, Меери попытался внести в поглощение пищи струю оживления. Рассказал придворные новости, щедро приправив их сплетнями, чуть ли не в лицах изобразил последнюю стычку между молодежью Пассеров и стариками Эрзелей. Столичные резиденции этих кланов стояли бок о бок, а их образ жизни различался, как отличается ревущий поток летнего Эль- Зимбера от неподвижности Эль-Зимбера зимнего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
