Когда индейцы отошли от лагеря бледнолицых на безопасное расстояние, Чёрный Мустанг остановился и спросил метиса:
— Ты всё понял?
— Всё, — ответил тот.
— Я понимал не все слова, но смысл их разговора мне абсолютно ясен. Завтра у нас будут скальпы, лошади и оружие этих бледнолицых, а кроме того, всё, что у них есть с собой.
Он произнёс это так уверенно, как если бы ничуть не сомневался в успехе задуманного дела. Ик Сенанда не был так уверен и предостерёг.
— Ты видел и слышал, что бледнолицые отнюдь не такие желторотые, чтобы их можно было легко перехитрить!
— Но я всё же перехитрю их!
— Я считаю, что лучше было бы напасть на них ещё сегодня ночью.
— Ты говоришь, как молодой воин, а я, как мудрый вождь, — который умеет всё тщательно просчитать. Вокруг лагеря беспрерывно ходят четыре вооружённых человека, они наверняка заметят наших воинов. Кроме того, все остальные бледнолицые спят с оружием под рукой, если кто-то из охраны крикнет, то все вскочат, готовые к сражению, и убьют многих из нас. Я же хочу поберечь наших воинов, чтобы не было больше упрёков в мой адрес, когда я вернусь в наше племя. Здесь не прольётся ни одной капли крови команчей.
— Интересно, как же ты собираешься действовать?
— Ты слышал, как они говорили о Бонанзе?
— Да.
— Я не знаю никакой Бонанзы, мне никогда не приходилось слышать этого названия, но зато мне известно, где находится наша Шапо-Гаска.[8]
— Уф, — вырвалось у метиса. — Что ты задумал?
— Ты не догадываешься? Тебе она известна так же, как и мне. Если ты немедленно отправишься в путь, то к завтрашнему утру успеешь вернуться к Эстрехо де Куарцо. А я вместе с воинами буду идти всю ночь, чтобы также быть там к этому времени.
— Ты хочешь оказаться там к тому времени, когда туда подъедут бледнолицые?
— Гораздо раньше, уже завтра утром или перед полуднем, в то время как они прибудут туда только вечером. Слушай внимательно, что я тебе скажу! Ты возьмёшь из Шапо-Гаска немного нуггетов, вернёшься в Эстрехо и, отдав нам коня, поведёшь себя так, чтобы тебя обнаружили бледнолицые. Они должны увидеть золото и спросить тебя о Бонанзе. После долгих колебаний ты отведёшь их в Эстрехо, где они окажутся в ловушке, так что не смогут ни обороняться, ни убежать.
— Уф! — отозвался Ик Сенанда, не сумев удержаться от смеха. — Ты научился этому у Олд Шеттерхенда.
— Умный человек учится даже у своего самого заклятого врага! Мы приготовим много дров и, как только бледнолицые окажутся внутри ущелья, забаррикадируем выход дровами и подожжём их. Они будут в такой же точно ловушке, как мы в Бэч-Хоул, и точно так же будут вынуждены нам сдаться.
Ик Сенанда ничего на это не ответил, тщательно обдумывая всё сказанное вождём.
— Ты считаешь, что это плохой план? — спросил его дед.
— Нет, но в нём есть кое-что, что мне не нравится.
— Что?
— Бледнолицые убьют меня.
— Ты думаешь, что я пошлю тебя на такое дело, которое может стоить тебе жизни?
— Я не думаю, что у тебя есть такое намерение, но всё кончится именно этим. Если эти люди поймут, что их обманули, то сочтут меня предателем и выместят своё зло на мне.
— Они не смогут этого сделать, потому что ты убежишь прежде чем они поймут, что их окружили.
— Как я смогу убежать, если буду связан?
— Ты полагаешь, что тебя свяжут?
— Да. Я должен буду притвориться, что они вынудили меня выдать им, где находится Бонанза, а если они будут считать, что я делаю это не по своей воле, то и относиться ко мне будут соответственно.
— Но это ещё не значит, что тебя свяжут. Ты пойдёшь к пешком, в то время как у них есть лошади. Они будут думать, что если ты вздумаешь убежать, то они поймают тебя без труда, и не станут тебя связывать. Когда они окажутся в Эстрехо, ты будешь наблюдать за выходом из ущелья, а когда заметишь нас с дровами, то мгновенно прибежишь к нам.
Эти слова не смогли до конца успокоить метиса. Дед старался развеять его опасения, и, в конце концов, это ему удалось, когда он сказал:
— А если тебе не удастся убежать, то я буду должен вести с ними переговоры, как Олд Шеттерхенд в Бэч-Хоул со мной, и моим первым условием сохранения им жизни будет то, что они выдадут мне тебя.
— Ты сохранишь им жизнь? А я думал, что ты хочешь лишить их жизни.
— И я сделаю это, но таким врагам можно пообещать милость и вовсе необязательно держать слово. Разве бледнолицые были когда-нибудь с нами честными и откровенными?
— Нет.
— Так теперь ты согласен?
— Да. Я сделаю то, что ты от меня хочешь, ты ведь не сможешь оставить сына своей дочери. А все воины команчей будут прославлять мою смелость, что я рисковал свободой и жизнью ради того, чтобы бледнолицые попали в твои руки.
— Тогда ступай!
Они вернулись на то место, где их ожидали команчи. Когда они туда прибыли, Чёрный Мустанг кратко рассказал им о своих планах. Им предстоял изнурительный ночной переход без а сна и отдыха, но, несмотря на это, слова вождя были восприняты с радостью. У них появилась возможность добыть лошадей, ружья и тридцать скальпов. Через несколько минут команчи отправились в путь к Эстрехо де Куарцо, в то время как метис поскакал в Шапо-Гаска своего деда.
Путь был утомительным, поскольку большую его часть нужно было пройти ночью по тяжёлой для пеших людей дороге, индейцы не могли пойти более удобной и лёгкой дорогой, так как ею наверняка воспользовались бы и бледнолицые и обнаружили бы следы команчей.
Всю ночь они шли, преодолевая горы, долины и ущелья. Когда наступило утро, краснокожие сделали короткий привал, чтобы немного отдохнуть и съесть по куску холодного бизоньего мяса. После этого тронулись дальше и с таким воодушевлением, что ещё до наступления полудня оказались поблизости от ущелья Эстрехо.
Местность словно специально была предназначена для осуществления плана Токви Кавы. С запада на восток здесь протянулась узкая, густо поросшая лесом горная цепь. А с севера на юг эти горы были разрезаны глубоким ущельем, возникшим в результате длительного разрушительного воздействия водных потоков, а также как последствие внезапного извержения вулкана.
Узкий, местами всего несколько шагов шириной, проход через несколько метров от входа в ущелье делает крутой поворот, а само ущелье со всех сторон окружено отвесными скалами из кварцевых пород, причём эти склоны такие гладкие и крутые, что не представляется никакой возможности подняться по ним наверх, человеку не на что было опереться, не за что зацепиться на этих, казалось, отшлифованных скалах. Не было на них и ни единого дерева, ни единого кустика. Ни одному растению не удалось пустить корни на этих скалах.
