По-моему, моя речь понравилась баронам. И я сама понравилась, ибо протест на их лицах сменился восхищением; как известно, варвары неважно умеют скрывать свои истинные чувства.
После моей речи герцог торжественно объявил о подписании им вольфрамовой концессии. Новость не произвела достойного впечатления на баронов. Что им вольфрам? Но вот в речи герцога прозвучало магическое слово "золото", и реакция баронов оказалась именно такой, какую я и ждала.
Согласно моему плану, каждый верноподданный барон получал "вольфрамовый бонус" в сумме ста золотых солидов, причем первые двенадцать солидов, то есть целый империал, можно взять наличными сразу по завершении государственного совета.
Чтобы благородные рыцари не подумали, будто мы их покупаем, я вмешалась и сказала такие слова:
— Вольфрамовое месторождение — это общее богатство вашей земли, и имперское правительство совместно с его светлостью герцогом Круном определило, что высокородные бароны Нарбоннии достойны иметь свою долю доходов от рудника. Вы видите, господа, правительство Его Божественного Величества признает и уважает ваши законные права.
Общими усилиями мы успокоили их совесть; во всяком случае, никто не встал в позу и все выразили удовлетворение.
Неминуемо наступала критическая фаза собрания. К чести моего мужественного друга, он нашел в себе силы и заявил решительно и твердо, тоном настоящего властелина:
— Как вам известно, мой сын принц Варг находится в темнице. Я вынужден был заключить его туда, поскольку мой сын замыслил заговор против меня. Цель заговора — ввергнуть нашу державу в самоубийственную войну с Империей. Десять дней я дал ему на размышление, но безумец отказался покаяться в преступлении и признать себя неправым. Итак, я сделал все, что мог. Ждать дальше не имею права. Поэтому я принял решение предать принца Варга публичной казни, — в этом месте герцог возвысил голос, чтобы заглушить ропот своих баронов, — а вместо него назначить наследницей нарбоннского престола мою верную дочь принцессу Кримхильду.
Вот так он и сказал, и голос бедного отца не дрогнул ни разу…
Ропот. Безумные взгляды. Крики протеста. Верная стража, преграждающая потрясенным баронам путь к трону и путь из зала. Воздетая рука герцога и его зычный голос, призывающий вассалов к порядку.
Все так, как я предполагала, не больше и не меньше.
Мой мужественный друг был прекрасен в эти кульминационные мгновения: горящий взор из-под густых бровей, решительные губы, раздувшиеся ноздри атакующего волка.
Его дочь, мое творение, также была прекрасна: если и был в душе ее испуг, он отразился лишь бледностью лица и губ, — а руки не дрожали.
Когда внешний порядок в зале был восстановлен, герцог Крун провозгласил:
— Вам надлежит немедленно принести присягу дочери моей Кримхильде как будущей герцогине нарбоннских…
— Да где же это видано, — прокричал, дерзко обрывая герцога, барон Видар, — чтоб рыцари девчонке присягали?!
И тут Кримхильда чуть переиграла. Она вышла вперед и отчеканила:
— Я не девчонка, сударь, а ваша госпожа!
— Нет! Не бывать тому! — вскричал Видар. — Да разве это можно: нашего принца убивать, а женщину над нами ставить?!!
— Нет, не можно, и не бывать тому! Не будем присягать, и точка!! — прокричал Старкад и с ним еще три барона.
Я быстро оценила ситуацию. Откровенных бунтарей набиралось не более десятка, остальные таили протест либо колебались. Согласных с волей герцога я пока не примечала, но они, конечно, тоже были и выжидали, как далеко зайдет дело. Возможно, они полагали, что герцогу под напором баронов придется сыграть отступление.
Они ошиблись. А я — нет. Я хорошо помнила давние предостережения герцога насчет того, что дразнить этих людей — опасное занятие. Это верно. Дразнить ни в коем случае нельзя. А вот поставить перед фактом, ошеломить, взломать броню решительным и неожиданным ударом — совсем другое дело. Передо мной стояли варвары, жестокие, свирепые звери, лишь силу уважающие. Потому они и не допускают над собой власть женщины, что женщина для них синоним слабости. Но если мы предъявим силу им, они склонятся перед этой силой — или эта сила их сметет!
Таков был мой расчет. Он оправдался.
Мой мужественный друг царственным жестом указал бунтарям на место и заявил не допускающим возражения тоном:
— Любой из вас, кто бросит вызов моей воле, будет немедленно казнен. А земли его отойдут короне.
После этих слов зависла тишина. Герцог недобро усмехнулся и продолжил:
— Решайте сами, какую участь предпочесть. Никто из вас живым из крепости не выйдет, если немедля не поклонится дочери моей. Итак, решайте: жизнь, мир, золото — или позорная смерть под секирой палача для вас и жестокая опала вашим детям!
Это была хорошая дилемма для настоящего рыцаря! Все становилось ясным этим людям: и почему лишили их охраны, и почему повсюду стража, и почему стрелял фрегат, и с какой стати герцог с дочерью народу деньги раздавали… Им действительно третьего не было дано: жизнь, на наших условиях, — или скорая, неминуемая смерть.
Барон Эльред, которого сам герцог считал наиболее рассудительным из своих вассалов, подал голос:
— Государь! Вы требуете от нас того, чего не знали наши предки. Позвольте нам удалиться и обдумать вашу волю…
Мой мужественный друг грянул кулаком по подлокотнику трона и голосом Стентора проревел:
— Не позволяю! Нечего тут думать! Вы сделаете так, как я велю, или умрете! Я сказал!
— Постойте, государь, — повторил барон Эльред, — вы совершаете ужасную ошибку…
— Довольно! Присягай, Эльред, или положишь первым голову на плаху!
Да, мы побеждали! Бароны впали в ступор. Это была ловушка, и они в нее попались. Мы обложили их, галльских волков…
Внезапно барон Эльред направился ко мне. Моя охрана тотчас преградила ему путь, однако я, прочтя его намерения по лицу, велела страже пропустить барона.
— Ваше сиятельство, — сказал он мне, — как можете вы допускать подобное беззаконие?! Ведь известно, сам ваш император признал нашего Варга наследным принцем Нарбоннским!
Я ликовала. Это был для меня приятный, удивительный сюрприз: галльский волк обращался ко мне как к арбитру. Ко мне, — к женщине, к аморийке! Не ожидала, честно говоря…
— Да как ты смеешь, пес… — начал было уязвленный герцог Крун.
— Да, смею! — дерзко воскликнул Эльред. — Уж если мы в Империи, пускай Империя блюдет свои законы!
Я подала герцогу знак, что желаю ответить барону сама.
— Вы правы, господин барон, — сказала я, — Божественный Виктор действительно признал принца Варга наследником нарбоннского престола, так как надеялся на верность принца. Но принц жестоко обманул надежды императора и своего отца. Поэтому его казнят, и это будет по закону. От имени имперского правительства я выражаю полную поддержку всем действиям его светлости герцога Круна. Вот, у меня в руках, новый императорский эдикт о признании Кримхильды вашей герцогиней; осталось лишь число поставить.
— Да это сговор! — простонал барон Старкад. — Они же сговорились все, что государь, что эта! О, горе нам!..
— Поймите, сопротивление бессмысленно и безнадежно. Не нас вините с государем вашим, а принца Варга, который в своей безумной гордыне презрел доводы рассудка. И еще одно. Дабы среди присутствующих не зародилось искушение поднять мятеж против законной власти, я откровенно вас предупреждаю: линкор "Уаджет" находится всего в пятнадцати гермах от нарбоннского берега. Вам все понятно, господа?
Им было все понятно. Линкор "Уаджет", эта плавучая крепость, прославился во время последней войны, весьма печально для галлов. Тогда его эфиритовая пушка дотла спалила укрепленный лагерь герцога Круна. А еще на линкоре постоянно базировалась целая когорта морской пехоты…
— Если желаете, вы можете жаловаться на меня хоть самому императору, — добавила с усмешкой я.
— Но это будет после, — заметил герцог Крун, — а теперь, живо, присягайте дочери моей, довольно всяких обсуждений!
…Кримхильде присягнули двадцать семь баронов и два баронских сына. Пятерке непокорившихся вассалов, и в том числе баронам Видару и Старкаду, пришлось сложить головы на плахе. Это случилось еще до захода солнца. Ну а третий баронский сын попал в темницу; там будет ожидать он решения трусливого отца.
Как только завершилось заседание совета, герцог отдал приказ казначею выдать обещанные деньги оставшимся в живых баронам. Из двадцати семи за золотом явились девятнадцать. А восемь гордецов так выдали себя. Но я была уверена, что неблагонадежные есть и среди явившихся за золотом. Поэтому мой мужественный друг воспретил баронам покидать дворец до казни принца Варга, а я приставила к ним своих агентов.
