И вот получается, что в данную минуту немцы на Западном фронте на деле прекратили войну против Англии и Америки (жирный курсив мой. – С. К.). Вместе с тем немцы продолжают войну с Россией – с союзницей Англии и США».
Сталин знал, что писал…
А писал он правду: немцы весной 1945 года почти не сражались с союзниками, зато яростно сопротивлялись советским войскам.
Рузвельт (при всей его политиканской ловкости он особым блеском ума не обладал), сам того не понимая, подтвердил справедливость тяжелейшего – если вдуматься – обвинения Сталина уже в ответном своём послании от 5 апреля 1945 года. В этом послании Рузвельт высказывал «крайнее негодование» в отношении информаторов Сталина, «кто бы они ни были», в связи с «таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчинённых», но в середине письма писал вот что:
«В интересах наших совместных военных усилий против Германии, которые сейчас открывают блестящую перспективу быстрых успехов в деле распада германских войск (жирный курсив мой. – С.К.), я должен по-прежнему предполагать, что Вы питаете столь же высокое доверие к моей честности и надёжности…»
И так далее.
Однако блестящие перспективы быстрых успехов в деле распада германских войск к началу апреля 1945 года наблюдались только на Западном фронте и только для англо-американцев!
Их продвижение по Европе и Германии, как на учениях, порождало у Рузвельта уверенность, что и на Восточном фронте, у русских, дела обстоят так же радужно и блестяще и что германские войска так же охвачены распадом на фронтах Красной Армии, как это происходит на фронтах у Эйзенхауэра, Монтгомери и Александера.
Рузвельт, безусловно, заблуждался относительно ситуации к началу апреля 1945 года на Восточном фронте: нам ещё предстояло брать Берлин, и немцы ещё сопротивлялись на Восточном фронте со стойкостью обречённых. Эйфория же Рузвельта в начале апреля 1945 года, обусловленная ситуацией на Западном фронте, говорит сама за себя и доказывает: к тому времени немцы против союзников военных действий фактически не вели, продолжая войну лишь с русскими.
О чём Сталин Рузвельту и написал.
Уже сказанное выше показывает, что освобождали Европу русские, а янки её в основном занимали.
Надеюсь, читатель улавливает разницу в смысле двух глаголов в предыдущей фразе?
А теперь вернёмся в самое начало 1945 года.
ПОСЛЕ того, как советский удар на востоке Центральной Европы спас стратегическую ситуацию на западе Европы, почти проваленную союзниками в результате их «арденнского» краха, англо-американские войска начали готовиться к новому наступлению.
С 30 января по 2 февраля 1945 года на Мальте прошла генеральная репетиция действий американской и английской делегаций на предстоящей Крымской (Ялтинской) конференции. И там, на Мальте, 2 февраля 1945 года на совещании начальников штабов, где присутствовали Рузвельт и Черчилль, был принят план завершающего наступления союзников.
Главный удар должен был быть нанесён на северном участке Западного фронта в направлении Рура, вспомогательный – в направлении Франкфурта-на-майне – Касселя.
Началось это наступление 8 февраля.
Пока англосаксы судили да рядили, Красная Армия уже наступала мощно и успешно. Поэтому, как отмечал английский историк Дж. Эрман в официальной английской истории войны «Большая стратегия» (том за октябрь 1944 – август 1945 гг.), союзники хотели начать свою операцию «как можно скорее, пока наступление русских на Восточном фронте не завершилось полным поражением немцев».
Это англосакс написал, а не я.
И написал уже после войны, когда не надо было подсюсюкивать «этим русским», чтобы они начинали раньше времени своё наступление и спасали бриттов и янки от полного разгрома.
К тому же это написано серьёзным историком в серьёзном исследовании о войне.
Что следует из сказанного Эрманом?
А вот что…
Проведём мысленный эксперимент.
Допустим, союзники не получили бы поддержки в виде ускорения советского наступления, и немцы серьёзно потрепали бы их в Арденнах и вообще на Западе. А мы бы начали всесторонне подготовленное наступление в ранее опредёлённые сроки: на полмесяца позднее, чем начали.
Ведь это означало бы, кроме прочего, отсутствие на советско-германском фронте большого количества немецких войск, увязших в ряде операций по окончательному разгрому всё ещё очень сильной союзнической группировки.
И, прежде всего, это означало бы отсутствие перед фронтом нашего наступления прекрасных, воодушевлённых арденнским успехом танковых соединений рейха.
Мы и так – в условиях не полностью подготовленного наступления и противодействия спешно переброшенных с запада на восток германских частей и соединений – наступали почти непрерывно и быстро.
До тридцати километров в сутки!
Почти как немцы летом 1941 года.
А если бы всё у нас было полностью плановым, как задумывалось с самого начала? Смотришь, мы бы не то что до Берлина первыми дошли, но и до Рура с Касселем. И потери наши могли бы быть не такими уж и чрезмерными: ведь немецкое противодействие не было бы таким мощным, каким оно оказалось после усиления восточной группировки немцев западными подкреплениями.
На западе немцам всё равно пришлось бы воевать: силы союзников были всё же огромны – на континенте высадились миллионы только американцев. И если бы мы союзникам в январе 1945 года не помогли, бои на западе приобрели бы, скорее всего, затяжной характер и шли бы с переменным успехом.
С одной стороны, это не позволяло бы союзникам продвигаться очень быстро: воодушевлённые успехами немцы вряд ли сдавались бы им так массово, как они реально сдавались. С другой стороны, немцы не стали бы перебрасывать войска на восток, видя, что не всё потеряно на западе.
К тому же на западе и противник им противостоял неустойчивый, а значит, и успех против него был вероятнее.
То есть вместо триумфального – за счёт открытия немцами Западного фронта и повальной их сдачи в плен – продвижения союзников по Германии весьма вероятно имели бы место их топтание на месте, отходы, местные успехи то союзников, то немцев. А в целом – взаимное истощение на фоне непрекращающегося советского наступления.
И такое предположение в рамках мысленного эксперимента отнюдь не легковесно. Уже упомянутый Дж. Эрман признавал:
«… общее положение зимой 1944/45 года характеризовалось не только тем, что на Западном фронте союзники зашли в тупик, но и тем, что под угрозой провала оказались все их (жирный курсив мой. – С. К.) оперативные планы в Европе».
Да кой чёрт «оперативные»!
Если бы не своевременная, бескорыстная и благородная русская помощь, под угрозой могли бы оказаться стратегические планы англосаксов в Европе! И, весьма вероятно, оказались бы…
Так кто освободил Европу?
ОБРАТИМСЯ ещё раз к докладу заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии, генерала армии Антонова на Крымской конференции.
4 февраля 1945 года Антонов докладывал о ходе советского наступления и сообщал, что к 4 февраля нами разгромлено 45 дивизий немцев. А далее он говорил:
«Немцы будут защищать Берлин, для чего постараются задержать продвижение советских войск на рубеже реки Одер, организуя здесь оборону за счёт отходящих войск и резервов, перебрасываемых из Германии, Западной Европы и Италии (жирный курсив везде мой. – С. К.).
…Немцы будут возможно прочнее прикрывать венское направление, усиливая его за счёт войск, действующих в Италии.
…Переброска войск противника:
а) На нашем фронте уже появились:
из центральных районов Германии – 9 дивизий
с западноевропейского фронта – 6 дивизий
из Италии – 1 дивизия
Итого 16 дивизий
б) Находятся в переброске:
4 танковые дивизии
1 моторизованная дивизия
Итого 5 дивизий.
В) Вероятно, будет ещё переброшено до 30–35 дивизий за счёт западноевропейского фронта, Норвегии, Италии и резервов, находящихся в Германии.
Таким образом, на нашем фронте может дополнительно появиться 35–40 дивизий».
И прогноз Антонова относительно усиления немцев на востоке подтвердился даже в большей мере, чем предполагалось, потому что немцы всё нарастающим образом оголяли фронт на западе для того, чтобы укреплять фронт на востоке.
В феврале 1945 года Антонов высказал пожелание ускорить начало наступления союзников, чему, как он верно отметил, способствует «поражение немцев на восточном фронте; поражение группировки немцев в Арденнах; ослабление немецких сил на западе в связи с переброской их резервов на восток».
