«полноценную взрослую жизнь», но не понимала, как ей жить дальше. Там, где училась, она всегда оставалась вороной другого цвета.
– У меня способность, – пояснила Аврора, – я запоминаю все, и мне очень сложно забыть. Помню до мельчайших подробностей. Может быть, поэтому я пошла за Исаем, он выглядел как мой отец. Внешне. А главное, внутренне мне хотелось бы, чтобы мой отец был таким, каким был Исай. Слышал меня. Понимал. Понимаете?! – вдруг повысила она голос, словно в отчаянии.
Следователь часто закивала, потом встала из-за стола, прошла к кулеру и принесла стакан воды.
А потом, как рассказала Аврора, она стала взрослеть.
– Я выполняла все, что он просил, даже то, что вызывало у меня страх или отвращение… Но в какой-то момент меня словно что-то пробудило. Я поняла, что он просто пользуется мной и я несвободна. Что у меня нет своей жизни. Я собой не руковожу. Мной руководил он. Исай.
– В смысле? – уточнила Дрозд.
У нее не было времени не то что на свою жизнь, у нее не хватало его на жизнь компании. Она забыла, когда в последний раз читала что-то, что хотела, смотрела что-то другое, помимо того, что ей нужно было выучить, выходила за пределы дома просто на прогулку. Все было зациклено, завернуто, закручено на Исая, и все было задавлено его жизнью. Вокруг этого человека никого не существовало, кроме тех, кто выполняет его требования, указания и желания. И она была частью этого процесса. Причем частью наименее значимой. Аврора рассказала, что не имела ни счетов, ни денег, ни будущего без Исая. Она его уважала, но ее уважение последние годы было обозначено лишь страхом. Страхом за свою жизнь, которая без Исая стоила меньше малого. Восторженность, которую она спутала в начале знакомства с любовью, превратилась в ужас. Она поняла, что несколько лет назад, пойдя за Исаем, похоронила себя как себя, даже не успев обрести. Ее жизнь превратилась в биологическое существование, направленное на исполнение желаний Исая, и даже ее физиологические потребности не учитывались.
За свою прошедшую жизнь Дрозд видела таких сотни. Не совсем таких, но сильно похожих. Те, в отличие от Авроры, были руководимы жадностью. Эта больше испытывала что-то похожее на отчаяние.
– Хорошо, – прервала она ее эмоциональный рассказ, – я поняла, у вас есть некоторая сумма денег, которую вы тем или другим способом сумели добыть. Вы девушка не меркантильная, вам хватит, как вы решили, на пару лет скромной жизни, вы ее храните там, где никто не достанет, и захотели избавиться от мужа-абьюзера законным путем, что похвально. Не убили, не расчленили, не растворили в кислоте, хотя, судя по накалу ваших страстей, сделали бы уже и все вышеперечисленное. Но вы так и не ответили на мой главный вопрос. – Дрозд сама удивилась, как переключилась на «плохого полицейского».
Аврора нахмурилась в смятении и, вытерев указательным пальцем нос, сказала, что не понимает происходящего.
Дрозд по порядку выложила на столе перед Авророй три фотокарточки: женщина в корсете, туфлях и с пробитой шеей, разбухшее тело неизвестного, утопленного в реке, и девушка с проломленной черепной коробкой, мирно прислонившаяся головой к боковой стойке автомобиля. Потом добавила четвертую – фото Исая с камер наблюдения в высоком разрешении.
– Тогда отвечу я, – продолжила следователь. – Ваш муж, – она ткнула пальцем в последнюю фотокарточку, – подозревается в убийстве этих трех человек. – Дрозд прочертила по столу ладонью. – Возможно, жертв гораздо больше. Во всех трех случаях мы нашли отпечатки его пальцев, а в случае первой жертвы, – она ткнула пальцем в фотографию проститутки, – мы даже имеем презерватив со следами его биологической жидкости внутри, а ее – снаружи. – Она посмотрела в глаза Авроры и прочитала в них ужас. – Можете ли вы дать какие-то свои пояснения по этому поводу? Вы, конечно, имеете право не свидетельствовать против вашего супруга согласно статье номер пятьдесят один части первой Уголовного кодекса, но, мне кажется, в ваших интересах изложить все, что вы об этом знаете, если вы, конечно, не являетесь соучастником процесса.
Дрозд прекрасно понимала, что никакая Аврора не соучастник, но ее отчаянный поступок обрести собственную жизнь подсказывал следователю, что девушка побоится бросить на себя хоть какое-то пятно причастности к убийствам, потому будет очень разговорчивой и расскажет все свои мнения по этому поводу. А они могут вывести следствие на новый уровень.
Аврора закашлялась, схватилась за горло и прохрипела, что ей нужна вода. Дрозд сняла очки, указала ими сначала на пустой пластиковый стакан перед несчастной, а потом на кулер с водой. В этот момент следователь почувствовала себя последней сволочью и подумала, что ей нужно было пойти учиться в медицинский институт или даже, как ее матери, в медучилище. Она бы тогда смогла просто помогать людям, чувствуя, что делает для них все возможное, и испытывать чувство вины и грусти только из-за того, что не помогла им больше, чем на это была рассчитана их жизнь, в случае летального исхода пациента.
Какое бесконечно ущербное состояние, подумала Дрозд, наблюдая за тем, как Аврора возле кулера опустошает третий стакан воды. Может быть, поэтому ее мать забросила медицину на начальных этапах, после того как несколько месяцев проработала медсестрой, и поступила на факультет психологии. Нельзя обслуживать чужую жизнь, она все равно когда-нибудь заканчивается, а ты в итоге остаешься с тысячами чужих смертей. Лучше внедрять свои концепции в окружающих. Ну или чужие, но с которыми ты согласна, на худой конец.
А что она сама, Виталина Дрозд? А она обслуживает выживание человечества. Это если глобально. В масштабе собственной личности она копается в человеческом дерьме. Как санитар леса. Охотится за падалью в самом табуированном смысле этого слова.
– Я ничего не знаю об этих людях, – тихо сказала Аврора, напившись, вернувшись назад, сев на стул и сложив руки на коленях, словно девочка, которую вызвал к себе директор интерната как жертву, на которой можно отыграться за неудачный день.
Виталина попыталась надавить и объяснить, что об этих людях можно ничего и не знать, но вполне вероятно припомнить какие-то моменты из жизни супруга, которые так или иначе могли быть связаны с подготовкой его к этим убийствам, тем более что Аврора обладала феноменальной особенностью в плане своей памяти.
Аврора вдруг резко отшвырнула от себя фотокарточки, потом закрыла лицо ладонями и долгое время шумно дышала, словно человек, который пытается справиться с приступом паники. А потом повернулась спиной к следователю и резко потянула кофту вверх, оголив спину.
Дрозд увидела, что вся ее спина в шрамах: где-то
