Тока…
– Что «тока»? – спросила Агата, все более отчаиваясь.
– Точно, что за год до того Ванька-Каин Москву пожег, стало быть… И из столицы Матушка Елизавета Ушакова прислала. Мы тогда об этом говорили много на карауле.
– Так, – пробормотала про себя Агата. – Это кое-что.
Потом она громко крикнула прямо в ухо старика:
– Так что капитан твой говорил?
– Капитан? А… – дедок подумал немного. – Вот, говорит, хотя одна радость у человека была. Девка к нему ходила.
– Девка? – поразилась Агата.
– Девка! Это запрещено было, но… че-то как-то вот бегала к нему.
– А что за девка?
Старик снова посмотрел на нее удивленно, а потом обратился к своей старухе:
– Че за барыня-то? Совсем без ума? Откель мне знать? Я же ту девку не видел! До меня это еще было.
Агата едва сдержалась, чтобы не выругаться. Впрочем, старик и так сказал важную вещь. Значит, к узнику ходила девушка. Понятно зачем – человеческая природа! Только как найти эту «девку».
– И понесла от него, – добавил старик. – Так капитан говорил… как его…
– Бобровский, что ли? – подсказала старуха.
– Бобровский! – кивнул дед. – Обрюхатил он ее. Вот, говорил, капитан то есть, до чего стойкое семя человеческое! Уж и не молод был этот Каин-то! И света белого почти не видел, а все туда же! Обрюхатил, говорит, девку эту – она к нему и перестала хаживать.
– Да врал твой капитан! – проворчала бабка. – Небось он сам девку и обрюхатил, а на невинного человека свалил.
– Чаво? – спросил старик.
– А девка из каких была? – громко крикнула Агата деду. – Из благородных или крепостная?
Тот снова недоуменно посмотрел на жену.
– Чего за барыня такая? – спросил он. – Чего она меня пытает? Разве я знать могу – я же не видел!
– Не видел он, – старуха будто перевела Агате с незнакомого языка слова своего мужа. – До него это было.
– Вот дура-то, – громко сказал старик. – Совсем без ума твоя барыня.
Агата Карловна захотела ударить старого козла, но вместо этого бросила ему под ноги еще один полтинник, развернулась и быстро пошла к пролетке, ожидавшей ее у калитки.
Лефортово
– Только позже я осознала всю важность полученной информации, – сказала черная баронесса. – Когда узнала, кто же именно был узником Обители! Ты сам понимаешь, Федор Никитович?
Доктор Галер сидел, сцепив кончики пальцев, не отрываясь от единственного глаза своей собеседницы, горевшего алым пламенем.
– Да… – наконец сказал он, с трудом перебарывая свой страх. – Получается, что царевича Алексея в узилище посещала какая-то женщина, которая понесла от него ребенка.
– Не просто ребенка, – поправила Агата Карловна. – А дитя царской крови.
– А может, к Алексею Петровичу водили гулящую, – прошептал доктор, опуская глаза, чтобы не видеть, как крючковатый нос нависает над губой баронессы и тихонько шевелится, раздваивается на два тонких хоботка. – Она понесла, а потом вытравила плод. Они так часто делают.
Старуха промолчала.
– Все это странно, – сказал Галер в сторону. – Когда Крылов диктовал мне свою повесть, я поначалу считал, что узник Обители – это тот ребенок, который родился у Ефросиньи от царевича. Ведь судьба его осталась совершенно неизвестной. Когда Алексей Петрович сбежал от отца в Цесарскую империю, Ефросинья уже была на сносях. И родила уже в Петербурге, сразу после ареста царевича…
Баронесса де Вейль перебила его:
– Вы забываете, доктор, что к тому моменту только Крылов знал, кто именно был узником Обители. Я тоже не исключала, что в Чертовом доме содержался ребенок царевича Алексея Петровича и Ефросиньи. Ведь все считали, что царевич уже умер, был замучен Толстым по приказу собственного отца. И когда я вернулась в Петербург, то первым делом попыталась выяснить судьбу этого ребенка… Но вмешалась императрица.
Санкт-Петербург, 1794 г.
Матушка императрица сидела в Зимнем саду в кресле, укутанная пледом, и читала французский роман. Заметив Агату, она отослала дремавшую неподалеку фрейлину и пригласила девушку сесть на банкетку рядом. Журчал невидимый фонтан. Было жарко, и Агата тут же вспотела от насыщенного влагой воздуха.
– Ты что-то исхудала, прелесть моя, – сказала императрица, загибая страницу и закрывая томик. – Да и немудрено! Слыхала я про твои приключения от Николая Петровича Архарова.
Агата молча села.
– А Крылов-то какой прохвост оказался! – продолжила царица. – Даром что толстяк, но пролез-таки сквозь игольное ушко, все разведал! И от тебя сбежал. А? Каков?
– Простите, Матушка, – с плохо скрываемой злобой произнесла девушка. – Недоглядела.
– Ничего, свет мой, главное, теперь мне известна тайна этой Обители. И то сказать – я не поверила. Знаешь ли, кто обитал в том доме?
– Нет.
Матушка покачала головой.
– Плохая ты шпионка, оказывается…
Агата Карловна поджала губки.
– Ну, если честно, государыня, я думаю, там был ребенок от царевича Алексея Петровича и Ефросиньи, которого объявили умершим.
Она решила пока придержать при себе информацию, полученную от старика. Не выкладывать все карты на стол.
– На основании чего ты так решила? – спросила императрица. – Или ты сама проникла в эту Обитель?
– Нет, Матушка, не проникла.
– Почему? – Старая царица теперь смотрела тяжело, не как покровительница, а как строгий начальник. – Разве я не приказывала тебе следить за Крыловым?
Девушка склонила голову так низко, как могла. Ничего, пусть поругает, это еще не самое страшное. Главное – у нее есть чем ответить Матушке. Только надо сделать все правильно – не показать испуг, не лепетать. Не обесценивать важное известие. Правда, оно будет важным только в том случае, если догадка ее про сына царевича верна. Но если в Обители содержался кто-то другой… Тогда грош цена ее новостям! Надо было сразу бежать к Архарову и выведывать, что такое рассказал толстяк Крылов по возвращении в Петербург! Любой ценой!
Императрица постучала ногтями по томику на коленях и вздохнула.
– Ну, что мне прикажешь теперь с тобой делать?
Агата искоса взглянула на Матушку. Теперь тон снова изменился. Похоже, гроза прошла. А может быть, императрице самой не терпелось поделиться услышанным от Архарова. Пожалуй, можно было теперь и рискнуть.
– Неужели я ошиблась, Матушка? – спросила она как можно более наивно. – Значит, то, что я узнала дополнительно, теперь никакой ценности не представляет?
– А что ты узнала? – насторожилась Екатерина.
Агата махнула рукой.
– Да, ерунда. Если там был не сын царевича Алексея Петровича…
– Там был сам! Сам Алексей Петрович! – выпалила императрица. – Вот в чем дело!
Только тут Агата вспомнила, как старик говорил, что «Каин» был немолод, но семя имел крепкое. Ее сердце забилось так часто, что девушке пришлось ухватиться руками за банкетку.
– Что? – спросила Екатерина. – Пробрало? Петр Алексеич сына, оказывается, не казнил вовсе. А запрятал под Москвой в тайной
