– его положение, шестеренка, которой он заканчивался, предполагали, что этот вал – приводной, что от него механизм получает вращение. И если идти вдоль него, можно прийти к другой машине, которая заставляет этот приводной вал вращаться. Федя шел медленно, не отрывая пальцев от ребристой поверхности. Скоро вся одежда пропиталась влагой, волосы слиплись, но он не обращал на это внимания. Сколько же лет этому механизму? Бронза не ржавеет – она может простоять даже в такой влажности хоть двадцать лет, хоть все сто! И один ли он здесь? Разве давешний грохот не результат работы подобной же машины?
Фонарь высветил бронзовый мостик. Вал проходил в дыру, проделанную чуть ниже ступенек. Вероятно, эта конструкция позволяла поддерживать длинный тонкий вал. И при этом позволяла перебираться через него. Федя услышал справа шум воды, повел туда фонарем и увидел канал – совсем близко. Здесь через канал тоже был перекинут мостик – только больше, тоньше по конструкции. Это были красивые мостики – почти как в Петербурге, но только рассчитанные на одного-двух человек.
– И здесь их никто не видит, – пожалел Федя. Он сунул руку за пазуху, достал стопку бумажных четвертушек и карандаш. Сев прямо в грязь, поставил фонарь возле себя и быстро набросал рисунок мостика через подземный канал.
Гул огромного жернова стал громче. Федя быстро убрал рисунок, поднялся и пошел вперед. Он миновал еще один поддерживающий мостик, потом вернулся к нему, осторожно взошел по мокрым бронзовым ступеням. Оказавшись на самом верху, Федя поднял повыше руку с фонарем. Свет был слишком слабым, чтобы осветить далеко вокруг. Но его все равно хватило, чтобы заметить слева большую каменную колонну, поддерживавшую потолок, и едва-едва – другой мостик и другой вал, шедший под углом. Федя опустил уставшую руку и закрыл глаза. Он представил себе такие же валы – было похоже на многолучевую звезду, линии которой сходились в центре. Вероятно, именно там, откуда доносится гул, находится сердце всего механизма. И оно приводит в действие машины по краям этого большого зала. Насколько большого? Определить было нельзя. Но толщина каменной колонны свидетельствовала о том, что помещение должно быть немаленьким. Феде пришла на ум удивительная мысль. Это же гигантские часы! И он – внутри механизма! А впереди – пружина.
Тут он понял, что больше не боится. Это было удивительное место!
Обитель
Доктор боялся, что снова окажется в своей комнате в Петербурге или в каком другом месте, куда унесет его неожиданная галлюцинация, но, похоже, приступ прошел – это помещение точно было очередным залом Обители. И Луиза тут точно прошла – он видел ее следы на пыльном полу. Они вели к статуям двух обнаженных юношей на другой стороне. Над ними барельеф изображал лебедя с раскинутыми крылами.
– Близнецы, – проворчал Крылов. – Спасибо твоей дамочке, что хотя бы указала нам, где именно механизм.
Действительно, следы вели к статуе, стоявшей справа. Галер огляделся. На правой и левой стенах – барельефы коней, вставших на дыбы.
Доктор пересек зал и остановился у статуй юношей. Лебедь на стене посмотрел на Галера сверху вниз, распахнул клюв, с которого посыпалась тонкая гипсовая крошка, и каркнул:
– Тебе чего?
Федор Никитич удивленно оглянулся на Крылова. Тот развел руки.
– Ну… вряд ли это действие механизма. Похоже, ты поторопился, думая, что вернулся в реальность.
Галер судорожно стиснул в кармане пузырек. Он никак не мог понять – надо ли воздержаться от новой порции отвара или, наоборот, принять несколько капель? Эта галлюцинация – плод его собственной паники или непрекратившегося действия лекарства?
Хотя… если Крылов все еще с ним, значит, галлюцинации продолжаются. Доктор со вздохом вынул руку из кармана. Без флакона.
– Слушай, птичка, – сказал он обреченно, повернувшись к барельефу, – я здесь ненадолго.
– Это Зевс, – подсказал Иван Андреевич.
– Что?
– Зевс-громовержец.
– Лебедь?
– Идиот, – раздалось сверху.
– Да, старый похотливый извращенец, который превратился в лебедя, чтобы изнасиловать дочку этолийского царя Леду, к тому же замужнюю. Такой – скотоложец наоборот.
– Ты тоже идиот! – отозвался лебедь. – Что ты несешь?
– Разве? – наморщил толстый лоб Крылов. – Забыл, что она была замужем за царем Тиндареем?
– Плевать! – заорал барельеф. – Что мне какие-то царишки? Я – бог! Я беру что хочу, когда хочу и в каком хочу виде!
Крылов повернулся к Галеру.
– Помнишь зал с Деметрой? Там, где колодец? Она была сестрой по отцу этого крикуна. Ну, они оба дети Кроноса.
– Тому старику с серпом?
– Именно. Кронос ее проглотил, как глотал и всех других детей. Но переварить не успел – девчонку извлекли из его утробы вместе с остальными проглоченными. Собственно, сам Зевс это и провернул.
– Как?
Крылов поднял глаза.
– Как ты заставил своего папашу отрыгнуть? – спросил он у лебедя.
Птица захохотала, словно встревоженная ворона.
– Как-как! Как маленького ребенка! Отшлепал его по попке.
– Наверное, дал рвотного, – предположил доктор. – Черную бузину или весенний первоцвет.
Крылов махнул своей лапищей.
– Да плевать. Главное, как он увидел свою полупереваренную сестренку, так и влюбился. Но соблазнить ее в своем натуральном виде… фу, это для него не комильфо. Так что он превратился в змею… – Крылов закинул голову. – В толстую длинную змею, да?
– В быка! – свирепо крикнул лебедь.
– Это говорили фригийцы. А фригийцы были известные вруны, – возразил Крылов.
– Критяне – лжецы.
– Да-да, – ухмыльнулся Иван Андреевич. – «Все критяне – лжецы», – сказал Эпименид, который и сам был критянином.
– Стойте! – нахмурился Галер. – У меня голова уже кругом пошла. Змея, бык, Деметра. При чем тут это?
– Так вспомни еще про спор Сократа и Платона, – каркнул лебедь, не обращая внимания на доктора.
– Да иди ты, – легко отозвался баснописец, – не мешай. Так вот. Этот хрен увидел Леду, захотел с ней спариться и превратился в лебедя. Правда, я не совсем уверен, что елдак у лебедей хорошо подходит для этой цели. Впрочем… я рассказывал тебе первоначальный вариант басни «Лебедь, рак и щука»?
– При чем тут щука! – крикнул Галер. – Что было потом с Ледой?
– Она снесла яйцо, – отозвался лебедь с гордостью и даже еле слышно курлыкнул, как удовлетворенный голубь.
– Кому?
– Фу! – поморщился Крылов. – Она снесла яйцо, из которого родились Елена Прекрасная и Полидевк. Как говорят. Но…
– Только они! – быстро сказал лебедь.
Крылов поднял палец и молча указал на соседнюю статую.
– Полидевк мой, – проворчала птица. – А к Кастору я отношения не имею. Это случайность.
– О, какая случайность, – язвительно отозвался Крылов. – Какая случайность, что в этот же момент Леда родила от своего мужа другого ребенка – Кастора, как две капли воды похожего на его брата Полидевка.
