если его оставят в покое. Да, он даже постарается написать что-то приличное. И подумает о своих чувствах.
— Расскажите мне о принцессе, — неожиданно произнесла Филис. — Какой она была?
Пожалуй, в другой ситуации, Байон бы выразил жрице свое восхищение. Тем как безупречно она усыпила его бдительность, как позволила расслабиться и задавать вопросы, как выдала ничего не значащую рекомендацию, и как точно рассчитала время, чтобы нанести отмеренный удар. Да, в другом месте, в другое время, и в отношении другого киорийца…
Он откинулся на спинку стула и посмотрел в распахнутое окно. На тени, что расползались от деревьев. На листья, колышущиеся на ветру. Дождь, скорее всего, будет.
Где-то в груди уже привычно заныло. Странно, ведь целый день он ничего не чувствовал. И это было благо.
— Куда вы подмешали успокоительное? В еду? Воду?
Жрица покачала головой.
— Капитан, вы не первый раз находитесь в Храме, и должны знать, что такими методами мы не пользуемся. Способ жриц — диалог. Поэтому мы с вами и говорим.
— Вы правы, я здесь не первый раз и знаю, что ваш способ — не только диалог.
— Могу заверить, что никто не подмешивал вам успокоительное. Вчера вы выплеснули накопившееся эмоциональное напряжение, после которого наступает откат, выражающийся в апатии и вялости. Все закономерно. И я рада, что вчерашний всплеск пошел вам на пользу. Вы задаете вопросы, проявляете интерес. Акцент немного сместился с вас на окружающий мир. И теперь я хочу, чтобы вы рассказали мне о принцессе.
Он вздохнул. Хотелось снова отправить ее куда подальше, закрыть дверь и не видеть никого и ничего. Но… запираясь ото всех, он никогда не выберется.
— Что вы хотите знать?
Глава 27
— Все, что вы сможете рассказать, капитан…
Талия…
— Вы сможете описать грозу? Или шторм? Отсветы пламени в темноте? — Байон откинулся на спинку стула и устремил взгляд в окно. — Она была стихией. В лучшем ее проявлении. Яркой. Сильной. Разрушительной, но… справедливой. Она могла ободрить и вселить уверенность словом или заставить отчаяться одним только своим уходом.
— Я много слышала о принцессе… — задумчиво ответила жрица. — Но что помните именно вы?
Помнил… Он помнил все.
Тот день, когда увидел ее впервые. Где-то в коридорах школы. Смех. Да. Громкий. Он повернулся на звук и замер, глядя на нее. Солнце запуталось в темных волосах. Прическа растрепалась. Лицо было испачкано краской или чернилами. И она смеялась, откинув голову назад, и пытаясь вытереть лицо, но только еще больше размазывая пятна. Она была такой, такой… счастливой. Его как будто ударило в грудь. Дыхание перехватило. Во рту стало сухо. А глаза начало жечь. Оказалось, что он не моргал несколько секунд, не в силах отвести взгляд. Просто стоял и смотрел. И будто начинал заново видеть мир. Другим. До того мига все вокруг казалось простым и понятным, но после в голове возникло столько вопросов, и каждый из них казался важным. Кто она? Откуда? Когда выпускается? Какие предметы посещает? Можно ли ее снова увидеть? И много-много других.
— …Я даже не сразу понял, что произошло. Нам рассказывают о пробуждении, но когда с ним сталкиваешься… Слышать — одно, пережить — другое. Вы, наверное, тысячу раз слышали подобные истории.
— Каждое пробуждение уникально. Как и история отношений.
— Но у всего есть общие закономерности, которые вы отслеживаете. Можете не говорить, я понимаю. Задача Храма — безопасность общества. И вы отлично справляетесь…
— Благодарю, капитан. Но вернемся к вам. Когда вы поняли, что случилось?
— Вечером…
Он весь оставшийся день ходил сам не свой. На вопросы учителей отвечал невпопад. Не смог сделать парное задание с Икаром, и тот работал за них двоих. И даже на обычные вопросы родителей не мог дать внятные ответы. Мать подумала, что он заболел. И даже сам Байон заподозрил неладное, и поверил, что заболел. Но правда крылась в ином. Лежа в кровати он все пытался уснуть, но сон не шел. В голове мелькали смутные образы, сердце билось часто, слишком уж часто. Хотелось пить. А еще что-то делать. Кровь будто закипала. Внизу живота росло непривычное напряжение, которое копилось, а затем вдруг выросло в физический дискомфорт, с которым прежде он никогда не сталкивался…
— Тогда все и стало ясно. На анатомии нам рассказывали, как проявляется возбуждение. И что у непробужденных оно невозможно без прямого физического воздействия. Я все понял. И испугался…
— Почему?
Он пожал плечами.
— Тогда я не мог объяснить. Даже не понял, что боюсь. Просто вдруг стало холодно. Очень холодно. Возбуждение пропало. Зато появился озноб. Я не знал никого своего возраста, кто прошел через пробуждение. Не знал, чего ждать. Как сказать родителям. Что теперь будет? Со мной. С учебой. С Талией… Я знал, что ей расскажут. И от этого становилось страшнее. Я не знал, как она отреагирует. Много неизвестности — это ужасно.
— Что произошло потом?
Разговор с родителями напугал скорее их, чем его. Пожалуй, сейчас Байон понимал, что идея дождаться их пробуждения под дверью спальни, чтобы объявить новость как можно раньше, была не самой удачной. Конечно, они порадовались. Точнее постарались успокоить его, затем сообщили в Храм и школу. Потом состоялась встреча с жрицей, беседа, полная доброжелательности и сопереживания. Пожалуй, та женщина, уже давно немолодая, с морщинами и седыми волосами, смогла успокоить его больше, чем все остальные. Она предложила чай. Дала новый набор конструктора. Спрашивала об успехах в учебе. И слушала. Так внимательно, что он сам не заметил, как все рассказал. И как пропал
