— Ну а вы, сами, что думаете?
— Я думаю, что поеду к своей сестре в Акбек. Буду склады сторожить, все меньше нервов.
— Если здесь так гадко, что люди по деревням то не разъедутся? — вступила Марко.
— Кто и разъехался, а кто хочет и в город податься. К тому же от чего нам собственно бежать? Никто ничего толком не знает, а спешно хорониться от чего-то эдакого…. Все так поедут, сначала в гости аль на заработки, да и не вернуться. Вот у старика Макарыча вся родня смылась, т. е. ненадолго уехала. Старые кости бросила, т. е. оставила под присмотром соседей, которые, к слову, еще раньше переехали. Кстати, можете у него и остановиться. Я провожу, все равно делать нечего.
Старичок не в пример другим горожанам оказался веселым, с хитрецой во взгляде. Безоговорочно принял всех на постой, о плате говорить отказался. Дом у него был просторный, двухэтажный. Уютный, но по известным причинам почти пустой. Градоначальник присел на чурбачок у окна, Макарыч же с упоением начал командовать, и вскоре лошади были пристроены, вещи разнесены по комнатам, из подвала вытащено все, что там случайно осталось, причем вполне съедобное. Съестное ненадолго сконцентрировалось на необструганной доске, заменявшей стол.
— А все же, что, к примеру, говорят местные легенды? — Снова начала приставать Сэлли, только-только удовлетворив первый голод.
— Говорят, лес наступает, он у нас такой, непростой, — старик улыбнулся, но получилось не весело.
Входная дверь скрипнула и в комнату вошла девушка. Она неуверенно помялась у двери и молча села в сторонке. Девушка была заметно красива, с длинной русой косой и большими грустными глазами. Мужчины неприлично надолго застряли взглядами на ней.
— Это наша местная красавица, — объяснил с гордостью Макарыч. — Лаурианна. Лаурочка, расскажи нашим гостям про лес.
— Да что про него рассказывать, — ответила та, ни на кого не глядя. Ее голос показался Сэлли бесцветным, но отнюдь не безразличным. — Худо лесу, — вздохнула она.
— Еще говорят, — продолжил старик, — что прокляли город. Если тебя угораздит выйти ночью из дома, твоя душа может затеряться, и бездушное туловище будет еще долго шататься по здешним улицам, не помня себя, пока не умрет с голода. Вот как говорят.
— И что же родственники своих не ищут? — спросила Сэлли.
— А что их искать? Они уже мертвы.
— Но можно же попытаться что-то сделать? — не согласилась девушка.
— Боятся. — Пояснил Макарыч. — Считается, что мертвецы могут питаться душами своих близких, так что никто и не стремится искать.
— К тому же стыдно признаться, что и твоей семьи коснулась проклятие. Значит заслужили. — Добавил градоначальник.
— Да с чего вообще взяли, что это именно проклятие, а не другая какая напасть?
— Это, конечно, всего лишь версия. — Градоначальник мрачно сморщил лоб и, поджав губы, некоторое время глубокомысленно молчал, будто решая, стоит дальше распространяться или нет.
— Издревле тут неподалеку колдуны селились. — Воспользовался тишиной дед. — Не те, что к старым школам примыкали, а настоящие лесные колдуны, что сами по себе. И раньше удавалось местным с ними как-то общий язык то находить. Я в молодости почти сто лет на каменоломнях, что у Серого начинаются, отработал, переходы знал, как свои пять пальцев, да однажды попал под завал. Дюжину дней провалялся в кромешной тьме, ни пошевелиться, ни вздохнуть толком. А потом узнал, меня и искать то перестали. Пока из лесу не вышел колдун и не велел продолжать поиски. Вскоре меня и нашли, а товарищи мои все погибли, да, шестеро нас тогда было, а вышел я один.
— Вот поэтому-то и говорят о проклятии колдунов, — не выдержал градоначальник, прервав воспоминания старика. — Тысячи лет лесняки были круче гор, незаменимы: беду отвадить, счастье привадить, любовь оградить, врагов усмирить. А потом храм в городе отгрохали. Утречком в воскресный день туда, а ночью в лес на ведьмовскую полянку. На здоровье свечечку перед иконкой поставят, а у знахарки заговоренный отварчик прикупят. И вашим и нашим. Вот и стали храмовники увещевать, что колдовство это — все бесовский промысел. Вот тогда и осерчали колдуны. Дескать, раз мы бесы, тогда что ж об других говорить!
— А лес тут при чем? Это якобы тоже часть проклятия?
— Лес живой, не нравимся мы ему видать, вот и пытается нас вытолкать с этого берега, — усмехнулся дед. Толи ему эта версия казалась забавной, толи в приступе мизантропии он с лесом был полностью солидарен.
В такой тишине невозможно было заснуть, хоть бы мышка какая поскреблась! Что самое обидное — остальные спали. Сэлли полежала и на левом боку, и на правом, головой и на север, и на юг. Сон не снизошел до ее мучений.
А через не задернутое ничем окно угрюмо сочился серебряный свет. Она вновь закрыла глаза и попыталась представить весь город одновременно. В ее воображении он предстал весь утонувший в сером тумане. В жуткой душной дымке. Город казался больным. Но разве города болеют? Может быть отравлена сама земля или, раз все грешат на лес, болен лес? Может ли быть такое?
Сэлли резко поднялась — внизу раздался громкий стук в дверь. Или тихий? В раздумьях каждый резкий звук кажется оглушительным. Девушка напрягла слух. Вот, дед прошаркал к двери, теперь должно быть отпер ее. И тишина. Интересно.
Свесившись, она нашарила под кроватью невидимые сапоги. Сверток одежки грелся рядом под одеялом. Ей удалось одеться и пробраться к лестнице, так никого и не разбудив. Добывать в каком-либо виде свет Сэлли не стала, передвигаться в темноте для нее становилось все легче и легче. Внизу на лавке она нашарила по вшитой в подкладку металлической жар-птице свою куртку. Птица — Его подарок, давненько она, кстати, о Нем не вспоминала. Может быть, Он давно уже он? Ладно, как говорится, история покажет.
Входная дверь распахнута настежь, а дед где? Дед?
За день старик так и не нашелся. Опрашивать, видел ли его кто, оказалось бесполезно и бесмыссленно, поскольку по уверению местных никаких стариков здесь уже не было пару лет. Наблюдательные, однако.
Сэлли не спеша шла по улице, шаркая по дороге ногами, и отрешенно рассматривала сценки из вечерней жизни города, хотя они не отличались здесь разнообразием. К закату люди начинали пугливо прятаться в свои норки, нетерпеливо и трусливо переругиваясь. Это неясно откуда и отчего взявшееся напряжение заражало и настойчиво скреблось в душу. Солнце садилось. Было как-то противно, муторно, беспокойно и душе хотелось отвлечься. Хотелось, чтобы что-то случилось, произошло, сдвинулось. Сэлли всматривалась в окружение, пытаясь найти хоть что-нибудь, какой-то рычаг или ниточку, за которую стоит только дернуть и клубок начнет шевелиться, недовольно переворачиваясь с боку на бок, нехотя распутываясь. Не заметив Сэлли прошла пол города, чтобы наткнуться на давешний куст, невесть зачем выросший посреди улицы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
