Подобной позиции прежде всего следовало ожидать от начальника гестапо, хотя тогда еще существовали договоренности адмирала Канариса с РСХА, чтобы офицеры абвера в контрразведывательных целях имели право подключать сотрудников гестапо в качестве кураторов-осведомителей. Офицеру абвера в таких случаях вменялось в обязанность лишь устно, в общих чертах, ввести в курс дела вышестоящее начальство привлекаемых сотрудников.
Но местные власти сверх ожидания проявили заинтересованность и принципиальную готовность оказывать содействие. Начальники отделений тайной государственной полиции в Трире и Саарбрюккене не были исключением. Они также помогали отделению IIIf в чем только было возможно. С их помощью я вступил в контакт с некоторыми надежными сотрудниками на границе, которые согласились подыскивать полезных для отделения людей. Подобранный местными руководителями персонал состоял из мужчин 30–40 лет, в большинстве случаев бывших унтер-офицеров, уже давно служивших на соответствующих пограничных переходах и хорошо информированных о людских перемещениях через границу в обе стороны. Они были распределены на шести пограничных пунктах и могли моментально выдавать справки по немцам и иностранцам, в последнее время совершавшим очень частые поездки во Францию, Германию и Люксембург.
Привлеченные чиновники работали совершенно независимо. Ни один из них не знал о тайной деятельности другого. Каждый, будь то полицейский или таможенник, уже обладал соответствующей накопленной информацией и сразу понимал, о чем идет речь. Один из них, по имени Клейнерт, в первой же беседе со мной заявил: «На границе я хожу вместе с одним французским таможенником, он лотарингец и, по-моему, его легко подкупить. Мне кажется, он довольно ограничен. Когда мы встречаемся с ним на границе, вечно выкладывает мне все, что у него на душе. У него очень низкое жалованье, а ему не терпится жениться на одной девушке с претензиями. Уверен, он польстится на деньги».
Шесть сотрудников, или разыскников, как их назвали, в последующие годы проявили себя компетентными, скрытными и ценными сотрудниками для разведывательной деятельности в области контршпионажа. Самыми энергичными были сотрудники пограничной охраны Глокке и Герман, а также упомянутый таможенник Клейнерт. Уже в первые месяцы сотрудничества я получил от них массу ориентировок, в том числе указания на лиц, которые, возможно, представляли или могли представлять интерес для контрразведки.
Прежде чем приступить к разработке ориентировок, вербовке людей, которые должны были работать на германскую контрразведку во Франции или Люксембурге, мне предстояло самому осмотреться в Люксембурге и Бельгии. Особенно необходимой я считал поездку в Люксембург. По моему мнению, оттуда, скорее всего, можно было бы подобраться к отделениям французских секретных служб в Меце, Лонгви и Диденгофе.
Расположенная на Эльтце столица произвела на меня впечатление. Укрепленный верхний город с замком и кафедральным собором напоминал о том важном значении, которое Люксембург имел в средневековье.
В целях безопасности я совершал эту поездку без сопровождающих. Когда сотруднику секретной службы для выезда за границу необходимы маскировка и легенда, одному пробираться гораздо легче, нежели в компании нескольких человек.
Богатый край, в особенности благодаря наличию руд и песчаников на юге страны. Этот район, так называемый бассейн Рюмелинг-Эша и Диффердинген-Родинген с горными и металлургическими предприятиями с точки зрения моей задачи представлял особый интерес, поскольку был тесно связан с лотарингским промышленным районом. Ежедневно сотни люксембуржцев трудились на французской территории. С другой стороны, и французы работали на люксембургских предприятиях. Население Люксембурга говорило по-немецки, корни у них в основном мозель-франконские, однако особого расположения к немцам оно явно не испытывало. «Пруссаки», как в большинстве случаев именовались немцы, очевидно, не пользовались любовью, а кое-где их даже ненавидели. К французам и франкоговорящему населению, несомненно, относились любезнее. Разве это не наводило на размышления?
Результаты поездки в Люксембург в основном же разочаровали. Поэтому я колебался, устанавливать ли там контакты с названными мне доверенными. И вдруг объявился один из случайно рекомендованных в Трире людей…
Сын крестьянина, Петер Бреннер, около 30 лет, массивный, светловолосый, сильный, предприимчивый, с крупной головой и примечательными чертами лица. Его родители давно владели большим хутором, расположенным примерно в 20 километрах от Люксембурга. Все члены семьи сохранили германское гражданство и пользовались репутацией добропорядочных немцев.
Мне удалось так устроить, что я переговорил с Петером Бреннером без свидетелей. Он, сияя от радости, согласился на сотрудничество. Обстоятельная беседа с ним показала, что он оценивает ситуацию в герцогстве Люксембург как более благоприятную, нежели мне показалось. Бреннер объяснил, что в «карликовом» государстве все же существует определенное число немцев, на которых можно положиться как на патриотов. Сверх того, немалое число коренных люксембуржцев с антигерманскими и профранцузскими настроениями вообще не находили понимания среди большей части населения. Отношение к Германии резко ухудшилось лишь в последние годы. Эмигранты, покинувшие страну из-за мер, предпринятых против евреев, и перебравшиеся в Люксембург, умело раздували эффективную противогерманскую пропаганду.
У Петера Бреннера был обширный круг друзей и знакомых в Люксембурге. Некоторые из них совершали по работе частые поездки во Францию. Человек с такими связями мне был весьма кстати для создания агентурной сети в Люксембурге, Бельгии и Франции.
У него к тому же имелось достаточно времени для тайной деятельности, поскольку он был холостяком и не слишком занят на хуторе своих еще довольно крепких родителей. В его распоряжении находился тяжелый мотоцикл, следовательно, можно рассчитывать на его мобильность.
Но, к сожалению, все же имелось и слабое место. Дело в том, что Бреннер — член НСДАП — в кругу друзей и знакомых слыл ярым национал-социалистом. Потому предполагалось, что люксембургские власти уже обратили на него внимание и установили тайную слежку.
При использовании Бреннера следовало заранее принять это во внимание. А потому я настрого предписал ему две вещи: во-первых, никто не должен ничего знать о его связи с немецкой секретной службой, даже родители и братья; во-вторых, по своему почину он никогда не должен никого (даже своего лучшего друга) вербовать в абвер. Сотрудничество с Бреннером уже через несколько месяцев принесло свои первые плоды. Среди прочего удалось установить двух сотрудников французской секретной службы, которые — замаскировавшись под виноторговцев — жили в Люксембурге и оттуда действовали против Германии.
Далее для абвера были важны ориентировки, данные Бреннером на людей, которых, с его точки зрения, можно было с успехом привлечь для работы в немецкой контрразведке. Бреннер умел не только давать подробные сведения по этим лицам, но в то же время, сам себя при этом не афишируя, незаметно создавал такую ситуацию, которая облегчала мне или уполномоченному мной лицу проводить вербовку.
Среди вербуемых были не только немецкие, но и люксембургские, бельгийские и французские граждане. Постепенно образовывалась сеть разыскников, понимаемая германской разведкой как система надежных опорных пунктов, с помощью которых должен будет нанесен дальнейший и решающий удар по французской секретной службе. Подобная агентурная сеть создавалась абвером с 1936-го по 1939 год как основа для последующих операций службы разведки. Осведомители — это глаза и уши контрразведки — содействовали планомерной разведке так называемых E- и GV-каналов.
Благодаря работе проверенных разыскников в Меце, например, я был в состоянии следить за местным отделением Второго бюро, чтобы выяснить: точное расположение отделов бюро и финансовое положение, семейное положение, привычки и слабости сотрудников этого отделения французской секретной службы. Такая разведка в конце концов была нацелена на то, чтобы подкупом или каким-либо иным способом завербовать сотрудников Второго бюро в Меце. Если это удавалось и завербованный честно информировал о служебных делах на своем рабочем месте, то возникал так называемый канал E, по которому удавалось внедряться в службы противника.
Дело Фукса
Когда осенью 1936 года я начал работу над созданием этих каналов E, то, без каких-либо усилий с моей стороны, вдруг появился один интересный канал GV4.
С унтер-офицером окружного военного комиссариата Фуксом в Ганновере пытался установить контакт французский агент. В вермахте существовали инструкции относительно того, как солдату следовало себя вести, если его попытается завербовать иностранная разведка. Фукс был соответствующим образом проинструктирован и повел себя правильно: не отверг предложения вербовщика, но сделал вид, что пошел на них, сильно колеблясь. Он заявил, что ему нужно точно знать, чего от него хотят, чтобы решиться, не слишком ли это для него опасно. Агент возразил, что о собственной безопасности ему следует беспокоиться самому. Впрочем, для него — бравого унтер-офицера — выполнить поручения французского заказчика окажется просто детской игрой.
