Дэвид поджал губы, но промолчал и, взяв шляпу, направился к двери.
— Лорд Макнилл! — окликнул его Майкл.
Дэвид повернулся.
— Да?
Майкл прошел в угол комнаты и взял стоявшую там коричневую трость.
— Полагаю, это ваша. Я единственный, кроме вас, такой же высокий, чтобы ею пользоваться. Но она не моя — это точно.
Дэвид взял из рук Майкла трость и с неприязнью посмотрел на нее.
— Последнее время я страдаю от подагры, а мой врач считает, что трость мне поможет, хотя она мне только мешает.
— Мне очень жаль. Такой отвратительный климат, должно быть, трудно переносить в вашем состоянии.
— Да, это так. Благодарю вас за трость. — Дэвид кивнул. — Всего хорошего, сэр.
С этими словами он удалился. Майкл подождал, пока не услышал во дворе стука копыт лошади Дэвида, и лишь после этого повернулся к Джейн.
— И как это понимать?
— Так и понимайте. Это был Дэвид Макнилл.
— Это я понял, — сухо ответил Майкл. — Кем он вам приходится? Нет, подождите. Кем он приходится Дженнет Макнилл?
— Я привыкла называть его дядей, хотя он дальний родственник. Он воспитывался вместе с моим отцом, когда родители Дэвида умерли от малярии.
Майкл стоял слишком близко к ней, и это смущало Джейн. Прошлой ночью она целовала его и сейчас отчетливо это представила.
— Вы, кажется, очень сердиты на него.
— Это он решил сжечь Кисимул.
— Замок был сожжен сознательно?
— Да.
— Черт возьми, но почему?
— Чтобы убить меня. — Видя его недоумение, Джейн махнула рукой. — Нет-нет, не меня настоящую, а Дженнет.
— Великий Ра! Это какое-то варварство. Часть замка, возможно, относится к двенадцатому веку! — Майкл пришел в ужас. — Мне начинает не нравиться эта Дженнет. Беды следуют за ней по пятам.
— Я чувствую то же самое, — усмехнулась Джейн. — Кажется, по двору идет Аммон… Вам пора пить кофе. Я сообщу ему, что вы встали.
— Да, пожалуйста. — Майкл сел за стол у окна. — И еще попросите миссис Макферсон принести обратно яичницу. Я умираю от голода.
Джейн сделала шаг к задней двери и вдруг остановилась.
— В чем дело? — нахмурился Майкл.
— Вы сказали, чтобы миссис Макферсон принесла обратно яичницу. Это означает, что вы подслушали весь мой разговор с Дэвидом.
— Не будь вы такой скрытной, я не был бы вынужден прибегнуть к подобной уловке.
— Я скрытная?
— Да, Дженнет.
Она вызывающе скрестила руки на груди.
— Вы хотите или нет яичницу и кофе?
— Да, хочу. — Она не сдвинулась с места, и Майкл со вздохом произнес: — Да, Джейн, пожалуйста.
— Хорошо.
Она повернулась к двери.
— Тем не менее, — добавил Майкл, не спуская с нее глаз, — меня удивляет следующее: что же такое сделала Дженнет, чтобы заслужить сожжения заживо? Наверное, надо было спросить ее дядю. Подозреваю, что он мог бы дать любопытный ответ. — Майкл выбил барабанную дробь по столу. — А если у дяди Дэвида нет ответа, то, может быть, у Джейми Макнилла есть. Или у прелестной леди Макдоналд, которая вчера обронила кое-какие пикантные подробности. Подумайте об этом. Наверняка на острове найдутся люди, которые знают трагическую, хотя и выдуманную, историю Дженнет Макнилл.
Джейн стояла неподвижно, прижав руки к телу, потом медленно повернулась к Майклу.
— Вы ведь не успокоитесь, пока я не расскажу вам все?
— Джейн, либо вы все расскажете мне сейчас, либо позже, но я — слышите? — все равно узнаю, что произошло на этом острове. Вам известно, что я не тот человек, который остановится на полпути. — Майкл игриво улыбнулся. — По-моему, прошлой ночью я это доказал.
Джейн вспыхнула, потом вернулась к столу и села, являя собой чопорную деловитость.
— Что вы хотите узнать?
Майклу нравились оба облика Джейн: необузданная, как прошлой ночью в постели, и строгая, которая чинно сидела, плотно поставив ноги на пол и сложив руки на коленях.
— Почему вы скрывали свое прошлое? И не вздумайте сказать, будто это потому, что я ни разу вас не спросил. С того момента, как я узнал, что вы о чем-то умалчиваете, я постоянно задаю вам вопросы, а вы на них до сих пор не ответили.
— Почему я не ответила… Да потому, что знала: единственная возможность для Джейми стать по-настоящему лэрдом — это если я уеду. У людской верности глубокие корни.
— К вам это тоже относится.
Джейн наморщила лоб, в глазах промелькнула грусть.
— Наверное. Я чувствую, что подвела Барру. — Джейн поправила на носу очки. — Вот почему я не уеду, пока не утрясу дела здесь.
— Очень благородно.
— Нет, благородство ни при чем. Это необходимо. Барра принадлежит моей семье, и этот остров… Майкл, это ведь еще и живые люди, а не просто забавная историческая загадка, по поводу которой можно пошутить и потом уехать.
— Положение не из приятных.
— Я не хочу заниматься критикой, но с тех пор, как мы сюда прибыли, я поняла, чем мы всегда занимаемся. Приезжаем в чужую страну, копаемся в ее прошлом, делаем выводы, выносим суждения, может быть, беспристрастные. А я не хочу, чтобы такое происходило на Барре. Барра была моей жизнью, моей семьей, моим островом. То, что сделано, сделано мной. И то, что необходимо сделать, должно быть сделано тоже мной.
— Ваша жизнь рассыпалась по кусочкам, да, Джейн? И вы не позволяете их трогать. — Она не ответила, а Майкл вздохнул. — Если у вас настолько сильна привязанность к Барре, то почему тогда вы ее покинули? Из-за вашего дяди?
— Я хотела уехать с детства, когда отец прочитал мне «Дон Кихота». Я хотела приключений, хотела путешествовать по миру верхом на муле, сражаться с ветряными мельницами. — Джейн улыбнулась задумчиво и печально. — Когда живешь в крошечном пространстве, то даже обеденное блюдо покажется тебе похожим на океан. Я хотела поплавать в настоящем океане.
Майкл потер подбородок, обдумывая ее слова.
— Мне знакомо это чувство.
Джейн хотела было возразить, но он не дал ей это сделать.
— Нет-нет, я понимаю. Когда я был ребенком, то много болел. Болел почти все время, иногда целые месяцы проводил в постели и не мог встать.
— Что с вами было?
— Слабые легкие. Так говорил врач.
— Но… вы всегда такой здоровый.
— Я перерос свою болезнь, как бы она ни называлась. Когда мне исполнилось семнадцать, я повзрослел, и вместе с тем ушла болезнь. Я вам говорил, что жил с братьями и сестрами в большом, беспорядочно устроенном доме священника. А может, дом кажется большим, когда ты в нем вынужден жить и никогда никуда не уезжать.
— Вы тоже были в капкане.
— Да. Я это место любил, но мне не хотелось в нем жить.
