В середине ночи небо заволокло тучами, тьма сомкнулась и пошел дождь. Фламма, которая и так вполголоса сокрушалась, что не видит ни демона и полагается только на Сора и чутье собственной лошади, продрогла и теперь стучала зубами. Но Сор и не думал останавливаться, даже когда они оказались у перекрестка с часовней угодников, дверь с которой, впрочем, давно уже была сорвана. Хоженая дорога от нее шла на север, нехоженая на северо-запад. Сор повернул на нехоженую, и когда Каме начало казаться, что пропитавшая ее вода обращается в лед, дакит все-таки что-то узрел в темноте и снова свернул в сторону. После того, как по ее лицу дважды проехались колючие еловые ветви, Кама с удивлением поняла, что вокруг не кочковатое болото, а лес, хотя под копытами коня продолжалось чавканье. Затем чавканье сменилось шумом воды, все-таки запахло болотом, стало тише, хотя звук от шагов лошадей остался, но он словно разносился иначе. Вскоре Каме вовсе показалось, что они в какой-то пещере, еще через секунду – что вновь под открытым небом, затем прошли еще полчаса плеска воды, и наконец Сор остановил лошадь и после минутного прослушивания темноты объявил:
– Сейчас будет костер и отдых. Сегодня все завершилось как нельзя лучше.
– Костер и отдых? – недоуменно оглянулась Кама. Она даже Фламму не видела и угадывала ее только по стуку зубов.
– Точно.
Кама услышала, что Сор спрыгнул с лошади, но словно не на песок, не в грязь, а перелез на дерево или ограду.
– Приучайся если уж и не видеть в темноте, то хотя бы чувствовать. Мы свернули с тропы вправо, дошли до ручья, по нему вернулись к тропе и пересекли ее под старым бревенчатым мостом, потому как дорога в этом месте пересекает глубокий овраг. Но овраг только кажется заросшим, на его дне чистый песок и ручей. И вот еще пара лиг, и мы на стоянке дозоров. Впрочем, я говорю о старых дозорах, нынешние, судя по запахам, о ней и знать не знают.
И словно в подтверждение слов дакита, щелкнуло огниво, в ладонях Сора затлел огонек, затем ожил, зашевелился, лизнул поданный ему корм, полез по завиткам коры и вскоре превратился в маленький костерок. Осветил устроенный у крутого склона оврага полудом. На четырех огромных валунах – бревенчатый настил, на нем – опять на камнях – костер. Выше – навес, крытый широкими пластами коры. Между навесом и настилом все, что надо усталому путнику – дрова, сено, лежаки, закопченный котел, и даже две глинки – одна с диким медом, другая с солью. Но все старое, покрытое паутиной, пылью, залепленное прошлогодними листьями.
– Дальше к северу таких стоянок не будет, – предупредил Сор.
– Лучше бы я умерла в Ардуусе, – простучала зубами Фламма, стягивая мокрую одежду и нисколько не беспокоясь о собственной наготе. – Я бы сейчас съела чего-нибудь горячего и выпила чего-нибудь крепкого.
– Сейчас, – усмехнулся Сор, подхватывая уздцы лошади Фламмы. – Но сначала я все-таки займусь лошадьми, а то придется нам до Мануса топать пешком.
Вскоре и Фламма, и Кама сидели у костра, укутанные в теплые сухие одеяла, которые отыскались в подсумках Сора, ели вкусную дакитскую кашу и запивали ее разведенным водой с медом тиморским квачем. Фламма, все-таки вспомнившая о неловкости, с помощью квача почти справилась с нею:
– Сор! А скажи мне, правда ли, что ты в родственных связях с королевой Лаписа?
– Как сказать… – Сор отхлебнул глоток напитка, шумно выдохнул, потом кивнул. – Очень давно, четыре поколения назад, у одного дакита из Униглагских гор родились два сына. Обоих он отправил в далекую западную страну, которая называлась сначала Фаонтс, а потом Даккитой. Отправил учиться воинскому ремеслу, потому как там собирались лучшие мастера. Сыновья подросли и решили остаться в Фаонтсе. Один из них влюбился в дакитку, с которой и соединил свою судьбу. Вот так я и появился на свет. А второй влюбился в лаэтку. И она, не морщись, Фламма, ответила ему взаимностью. Так случается. У них родился сын, а еще через десять лет – девочка. Мои двоюродный брат и двоюродная сестра.
– Фискелла! – воскликнула Фламма. – Королева Фискелла!
– Нет! – рассмеялся Сор. – Другая девочка. Эта девочка росла, росла, а когда выросла, влюбилась в высокого парня. Высокого и сильного. Только он, единственный из ее сверстников, был сильнее ее. Она и стала его женой. Оказалось, что один его дед был этлу, а это великая редкость, потому как этлу живут замкнуто. Но этот этлу был потомком королей Фаонтса. Вот у них и родилась Фискелла. Так что она моя племянница.
– А правда, что в крови у Патины Тотум течет кровь рефаимов? – вытаращила глаза Фламма. – Однажды она была в Ардуусе, так она на голову выше даже моего отца! Почти как дочь Флавуса Белуа – Субула!
– Патина Тотум очень серьезная женщина, – нахмурил брови, подмигнув Каме, Сор. – Уж точно серьезнее дочери короля Эбаббара. Но, насколько я знаю, рефаимы почти никогда не создают семей с простыми людьми. Дети, которые у них рождаются, не могут иметь собственных детей. Да и сами рефаимы редко имеют больше двух детей. Поэтому рефаимов мало. Но они выше этлу. Хотя и медлительны.
– А еще! – торопилась все узнать Фламма. – Вот Кама очень красивая. Ты, подруга, уши заткни пока, заткни. Я когда ее первый раз увидела, еще маленькой, у меня дух захватило от ее красоты. И даже теперь я на нее смотреть не могу, словно от солнца зажмуриваюсь. Но ведь она чуть-чуть дакитка. Скулы, разрез глаз, все от дакита, а сама не дакитка. Почему, когда дакит берет в жены человека или человек берет в жены дакитку, я слышала, бывает такое, всегда рождается человек?
– Не знаю, – задумался Сор. – Могу только рассказать тебе древнее предание.
– Рассказывай! – воскликнула Фламма.
– Рассказывай! – попросила Кама. – Я слышала его множество раз, но с радостью услышу еще.
– Хорошо, – прикрыл глаза Сор. – Только не с самого начала. Нужно отдохнуть, у нас долгий путь. Поэтому коротко и только о дакитской крови. Или о дакитской крови и еще чуть-чуть. Сейчас…
Дакит подобрал под себя ноги, выпрямился, положил ладони на колени, чуть-чуть запрокинул голову назад, потом выдохнул и заговорил:
– Ни этлу, ни даку, ни дакиты, ни виры, а именно атеры, лаэты и руфы – не дети этой земли. Каламы – дети, тирсены – дети. Араманы – дети! Даже свеи, анты, венты, иури, дины и прочие – все они дети этой земли, а мы нет.
– Сор, – прошептала Кама. – Скажи.
– Да, – не открывая глаз, улыбнулся Сор. – На этом месте предания маленькая Камаена Тотум всегда спрашивала, почему же, если виры не дети этой земли, а какие-нибудь араманы – дети этой земли, почему же они могут создавать семьи и рожать детей?
– Да! – воскликнула Фламма. – Почему?
– Не знаю, – рассмеялся Сор. – Ты хочешь, чтобы я объяснил причуды творения? Объяснил загадку творца, у которого даже нет отдельного храма, только маленький зиккурат в Бараггале? А ведь это он создал и Землю, и Солнце, и Луну, и множество других земель, и людей, и богов, и даже гнусных мурсов! А ты знаешь, что от союза демона и человека тоже может родиться ребенок?
– Например! – оторопела Фламма.
– У меня нет таких примеров, – пожал плечами Сор. – Но я слышал о бродягах, которые ходили по земле столетиями. О колдунах, над которыми была не властна старость. Если ребенок дакита обретает его гибкость, быстроту и долголетие. Если ребенок этлу обретает его силу. То почему ребенок демона не может обрести его вечность? Или хотя бы ее часть?
Тишина воцарилась в овраге. Только костер потрескивал чуть слышно. Да лошади всхрапывали у сена.
– Те, кто способен славить творца, те, кто считает себя его детьми, даже тот же Энки, как семена, – продолжил Сор. – Творец разбрасывал их по разным землям, и нет ничего удивительного, что в разных землях расцветают похожие цветы. И даже могут опылять друг друга.
– А как же рефаимы? – воскликнула Фламма.
– А никак, – развел руками Сор. – У дикой кошки и волка тоже не бывает ни щенков, ни котят, тебя это не удивляет?
– Нет, – растерянно пожала плечами Фламма.
– А то, что от осла и лошади рождается мул, который не может иметь жеребят, тоже? – продолжил Сор.
– Лучше вернемся к преданию, – взъерошила рыжие волосы Фламма.
– Вернемся, – снова закрыл глаза Сор. – Очень давно в черном небе, которое обретает свой подлинный цвет только ночью, летел огромный железный дом. Он был так велик, что от одной его стены до другой можно было идти несколько дней. В этом доме летело и жило множество людей, которые искали новую землю после того, как их земля… испортилась.
– Как так испортилась? – не поняла Фламма.
– Как Светлая Пустошь, – сказал Сор. – Но не страшным пятном, а вся. Когда жить в ней стало невозможно, все, кто уцелел, сели в огромный дом и улетели.
– А откуда он взялся? – не унималась Фламма.
