Я тихо крякнула:
— Нет, я от Люси Холодовой пришла.
— А, знаю, из модельного агентства! — кивнула девушка. — Я сама раньше там работала! А ты что, новенькая?
— Скорее старенькая, — самокритично призналась я, прикинув, что девица моложе меня раза в два.
— Ничего, Муся тебя так обработает — мама родная не узнает, — утешила меня девчонка, по-своему расценив грустные нотки в моем голосе. — Будешь как новенькая! Вот меня Муська в самых трудных ситуациях выручает, просто «Скорая помощь»!
— Да вам-то зачем ходить в салон красоты? — искренне удивилась я, поглядев на свежую розовую мордашку собеседницы.
— А это ты видела? — девчонка повернула голову, показав мне свой правый профиль. — Папик, чтоб ему окосеть, постарался!
— Боже, это ваш папа вас так ударил? — ужаснулась я, увидев «украшающий» изящную скулу девочки огромный фиолетовый фингал, обещающий в скором времени полинять в ядовитую желтизну. — За что?!
— Приревновал к новому художнику, старый дурак, — как ни в чем не бывало хихикнула девчонка. — Папик у меня рекламой занимается, у него и агентство, и пара газет, и мастерские. Вот в мастерской-то и появился новый дизайнер, Витька, такой длинноволосый красавец — м-м-м! Эскимо в шоколаде! Сексуальный — ну, застрелиться можно! Его папик на наружную рекламу поставил. А он, дурачок, больше по внутренним делам спец! За мной решил ухлестнуть, Казанова безголовый! И нет чтобы потихоньку — устроил шоу с букетами у всех на виду! Приударил в классической манере! Блин! А папик, козел старый, за это неклассически приударил меня! Представляешь, пошло дал мне по морде объемной буквой! Не очень-то больно, но позорище-то какое!
— А какой именно буквой? — зачем-то уточнила я.
— Стыдно сказать! Буквой «бэ»!
— Это особенно обидно, — согласилась я, уже сообразив, что «папиком» моя юная собеседница называет отнюдь не родного отца.
— Да ладно! — легкомысленное создание махнуло наманикюренной ручкой. — Мусечка меня быстренько приведет в норму!
Я хотела было поподробнее расспросить девочку, что же такого делает со своими клиентками эта волшебница Мусечка, но тут стеклянная дверь отворилась, и из нее важно выступило совершенно невообразимое существо: здоровенная мулатка в белом платьице, неприлично обтягивающем монументальные выпуклости спереди и сзади. Тряхнув головой, украшенной затейливой прической из множества черных косичек, мулатка громко произнесла неожиданно знакомым голосом:
— Что смотришь? Иди, Муся тебя ждет!
Я молча хлопала глазами — конечно, не такими большими и выразительными, как у этой знойной мулатки…
— Ну чего уставилась? — повторила Большая Черная Мама голосом Ирки. — Топай давай! Не создавай очередь!
— Святый боже! — ахнув, я с трудом поднялась и вынуждена была тут же опереться о стену, потому что ноги отказывались меня держать. — Ирка, неужели это ты?! Правда, ты?! Мамочка! Слушай, я передумала, не хочу к Мусе! Я домой хочу!!
— К Мусе! — гаркнула вредная Ирка, одной рукой открывая стеклянную дверь в соседнее помещение, а другой хватая меня за шкирку и зашвыривая внутрь, как котенка.
Дверь с дребезжанием захлопнулась, я бросилась на стекло, как герой Матросов на амбразуру вражеского дзота, но, очевидно, Ирка всем телом подперла дверь с другой стороны. Все, делать нечего, придется сдаваться в плен Мусечке!
Смирившись, я отклеилась от стекла, одернула на себе одежду, нацепила на физиономию лучезарную улыбку и повернулась.
— Ну, здравствуйте, — с плохо скрытым недоумением меня разглядывали люди в белах халатах, сгрудившиеся вокруг кресла, похожего одновременно и на пьедестал, и на эшафот.
Постамент пустовал, из чего я заключила, что предназначен он для меня. Мама! Я боюсь!
— З-здрасьте, — отозвалась я. И с перепугу заговорила стихами: — Я к Мусе от Люси!
— И очень боюся! — издевательски хмыкнув, громко прошептала за дверью противная Ирка.
Не оборачиваясь, я лягнула дверь ногой.
— Проходите, — тонким голосом произнес печальный юноша весьма меланхолической наружности.
Длинный, тонкий и весь какой-то волнистый, как виноградная лоза, юноша был смертельно бледен, губы его отчетливо отливали синевой, а длинные пряди черных волос свисали вдоль худого лица с самым унылым видом. Длиннопалые костлявые руки юноши крепко сжимали пугающе поблескивающие режущие орудия. Думаю, молодой Фредди Крюгер выглядел куда более дружелюбно и привлекательно!
— Мне к Мусе, — преодолевая порыв попятиться и еще раз поскрестись в дверь в надежде, что она все-таки откроется, вякнула я.
— Я Муся, — уныло возвестил юный Крюгер, широким жестом приглашая меня на разделочный стол.
Какие-то шустрые личности в халатах тут же ухватили меня под белы рученьки и возвели на эшафот. Осознание того факта, что я лишилась одежды и осталась лишь при самом что ни на есть нижнем фрагменте нижнего белья, напугало меня еще больше.
— Я изменю вас до неузнаваемости, — вкрадчиво пообещал мертвенно-бледный Муся, ловким движением окутывая мои плечи прозрачной пластиковой пеленой.
— А можно попросить общий наркоз? — ляпнула я.
Жуткий Муся весело захохотал, обнажив белоснежные острые зубы, и щелкнул перед моим носом украшенными бриллиантом ножницами. От острой вспышки света в камне я ослепла, зажмурилась, а потом малодушно решила не открывать глаза, пока экзекуция не закончится.
— Не пожалеете! — ласково шепнул мне в ухо кто-то сердобольный.
— Ага, не пожалеете, если останетесь живы! — машинально процитировала я Марка Твена, после чего сжала зубы так же крепко, как и веки.
— Ну, чистая Барби! — насмешливо басила Ирка, разглядывая меня.
— Грязная Барби, — возразила я, тоже разглядывая себя — вернее, свое отражение в зеркальной стене ледяного предбанника Мусиного салона.
Муся со товарищи с головы до ног заполировали меня автобронзантом. Доброкачественный крем дал ровный коричневый тон, вполне красивый, но я никак не могла привыкнуть к тому, что за какой-то час превратилась в подобие Чингачгука. Хотя Ирка все равно оставалась темнее меня: рядом мы смотрелись, как мулатка и квартеронка.
А вот новые волосы разительно контрастировали с шоколадной кожей — хотя, строго говоря, моей густая белокурая грива была максимум на четверть: до прихода к Мусе я была шатенкой с волосами до плеч. Кудесник Муся меня перекрасил и нарастил на мои собственные лохмочки целый сноп бог знает чьих светло-золотистых локонов, страшно напоминающих мне пучки тонкой рыболовной лески.
Глаза мои тоже изменили цвет: были светло-карими в крапинку, стали фиолетовыми — спасибо цветным кроющим линзам. В общем, стала ли я красавицей — вопрос вкуса, но, вне всякого сомнения, выглядела просто сногсшибательно!
— Мешают? — сочувственно спросила Ирка, наблюдая, как я осторожно тру глаза, стараясь не поцарапать себя приклеенными к моим пальцам золотистыми пластиковыми лопаточками с инкрустацией стразами — Муся назвал это ногтями! По-моему, их сделали из свернутых в трубочку кредитных карточек… (Тут я вздохнула, вспомнив, какую финансовую брешь пробила в моем банковском счете Мусина бригада!)
Не знаю, что имела в виду Ирка, линзы в моих глазах или накладные ногти, но мне мешало и то, и другое, поэтому я кивнула и тут же почувствовала, что нарощенные волосы тоже весьма неудобны в носке, всей своей тяжестью они тянут голову вниз.
— Ладно, не переживай, привыкнешь! — сказала Ирка. — Не одной тебе плохо! Вот у меня голова под косичками чешется, зудит — сил нет, а я не могу и пальца просунуть под это африканское макраме!
— Давай я попробую, — я потянулась к голове подруги своими дюймовыми ноготками.
— Ох, спасибо! — облегченно вздохнула Ирка. — Видишь, новые ногти уже пригодились!
— Ну да, как инструмент, — кивнула я.
И тут вспомнила, что еще не закончила снаряжаться для похода на врага!
— Все, хватит собой любоваться! Дело к вечеру, а нам еще в компьютерный магазин надо заскочить!
— Прикупить мощного искусственного интеллекта в помощь хилому собственному? — съязвила Ирка, распахивая передо мной дверь, ведущую из Мусиного царства на волю.
В открытый дверной проем на нас бетонным блоком рухнул влажный горячий воздух, такой плотный, что его можно было пощупать. Осторожно ступая ногами, окопыченными высоченными каблуками, по скользким кафельным ступеням, я бочком сошла на тротуар.
Я уже успела привыкнуть к арктическому микроклимату Мусиного царства и теперь никак не могла начать нормально дышать, просто хватала ртом куски атмосферы и глотала их, выпучив глаза. Наверное, это здорово шло к образу глупой Барби, потому что единственным, кто не заметил моего выхода, оказался слепой дедушка со скрипочкой. Продолжая старательно выводить мелодию осточертевшей песни про дивную красоту цыганки, он остался чинно сидеть на складном табурете у входа в дорогой супермаркет. Другое дело — зрячие граждане, способные понять, что легендарная Эсмеральда рядом со мной нынешней — просто жаба до превращения в Василису! Я только вышла на тротуар — и пешеходы расступились, на проезжей части разноголосо завизжали тормоза, а с другой стороны улицы кто-то призывно засвистел.
