Да только Изабель Мейтленд отнюдь не добродетельна.
Финеас проверил полки на наличие скрытых панелей или фальшивых книг, в которых может скрываться кое-что более зловещее, чем дурные стихи, но раскрыл только один секрет — горничная вытирает лишь нижние полки. Больше ничего.
Внимательно прислушиваясь к малейшему звуку за дверью, Финеас опытной рукой отпер ящики письменного стола. Обнаружил обычные счета, списки и письма, в которых чаще всего и содержатся уличающие сведения, и быстро просмотрел каждое.
Вот счет за номер в гостинице близ Хита, но не той же самой, где они поймали французского шпиона. Несколько счетов от известной лондонской модистки, и он просмотрел длинный список вещей, купленных на имя Онории, но не нашел ничего более зловещего, чем шесть ярдов импортных кружев, вероятно, французских.
Были еще счета от престижного галантерейщика с Бонд-стрит и от сапожника, обслуживающего самых состоятельных членов высшего общества. Похоже, в последнее время Мейтленды потратили очень много денег. Во всяком случае, Чарлз и Онория. Единственный счет на имя Изабель включал в себя несколько ничем не примечательных пунктов, обозначенных как «предметы личного туалета из толстой фланели».
Разумеется, Чарлз человек богатый и может позволить себе роскошную жизнь, а иначе как бы он смог проигрывать так много и часто?
Финеас нашел скомканное письмо от человека по имени Харт. Тот просил денег для неотложного ремонта в аббатстве Уотерфилд. Список необходимого был очень тщательным и дотошным. В основном речь шла о базовых расходах, таких, о которых управляющим не приходится умолять. Ни один ответственный землевладелец не допустит, чтобы они оставались неоплаченными, если только он не разорился.
Финеас открыл следующий ящик и нашел там бухгалтерские книги. Похоже, после смерти Роберта во всех поместьях Мейтлендов был очень скудный урожай, а доходы падали, что означало — управитель из Чарлза никакой. Если так будет продолжаться, богатое графство Эшдаун разорится еще до того, как юный Робин достигнет совершеннолетия.
Финеас перелистал страницы, проверяя цифры по каждому поместью. Все до единого быстро шли к банкротству.
Кроме аббатства Уотерфилд.
От прочитанного у Финеаса вылезли глаза на лоб. Финеас поднес свечку ближе и перечитал еще раз. В отличие от всех других владений Уотерфилд, если верить написанному, приносил огромный доход за счет урожая и продажи шерсти. Или ошибка, или прямая ложь, если просьбы управляющего не фальшивы.
Финеас нахмурился и еще раз взглянул на письмо. Адресовано Чарлзу, а не Изабель. На ее имя нет вообще никаких счетов, квитанций или чеков, за исключением тех нескольких «предметов личного туалета» из фланели. Интересно, знает ли она, что своим управлением Чарлз разоряет ее владения? Или ей вообще плевать?
Не такое уж это неслыханное дело, чтобы землевладелец досуха выдоил свои загородные поместья ради экстравагантной жизни в Лондоне, но почти невероятно, чтобы Чарлз мог вести такой образ жизни с доходов всего лишь одного имения, в особенности если эти доходы принадлежат Изабель — или должны зачисляться в доверительную собственность ее сына.
Ничего удивительного, что Чарлз хочет жениться на Миранде. Ему нужна не сестра Финеаса, а ее состояние. Разумеется, что-то нелегальное и опасное будет оплачиваться достаточно хорошо, чтобы дать Мейтленду столько денег, сколько он тратит. Значит, потребуется дополнительное расследование, и нужно внимательно присматривать за Чарлзом и Уотерфилдом.
Финеас сунул гроссбух обратно и запер ящик. Теперь ясно, что грехи Чарлза вряд ли сводятся только к незначительной контрабанде бренди и джина для себя и нескольких обеспеченных друзей, но нужно искать доказательства. Подобного рода тайны люди хранят надежно.
Финеас задул свечу и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. С секретами Чарлза временно покончено. Пора выяснить, какую игру ведет Изабель.
Глава 25
Свет из-под ее двери не пробивался, но перед тем, как поднять щеколду, Финеас на всякий случай прижался к двери ухом, убеждаясь, что внутри тихо.
Едва Финеас вошел в комнату, его словно оглушил легкий аромат ее духов. Он закрыл дверь и прислонился к ней, чувствуя, как колотится сердце.
Свет от уличного фонаря пробивался в узкую щель между шторами, и Финеас видел рыжие волосы Изабель, разметавшиеся по подушке, знойные, как грех.
Он ошибался. Комната была типично женской, кровать — вовсе не жесткой деревянной койкой, а широкой и мягкой, с пологом. Обстановку дополняли туалетный столик, платяной шкаф и комод. Пол устилали мягкие ковры.
Финеас пересек комнату и остановился у постели. Даже в полутьме он узнавал эту линию челюсти, форму ушей, изгиб соблазнительного рта. Ну как же он раньше не замечал?
Нахлынуло желание, сильное и мгновенное, страстная тяга к ней. Финеас разозлился. Она выставила его дураком, а он все еще хочет ее сильнее, чем когда-либо хотел женщину. Может, он и вправду дурак. Или Изабель мастер в той гадкой игре, которую ведет.
Одним быстрым движением Финеас зажал ей ладонью рот, а другой рукой притиснул полные груди, пригвоздив Изабель к кровати. Она проснулась мгновенно, оцепенела в его руках, и он почувствовал, как она втягивает воздух, собираясь закричать, а ногтями впилась в его руку. Ее заглушенный крик словно пронзил его насквозь.
— Советую вести себя очень тихо, Ясмина! — прорычал Финеас. Она застыла, и он ощутил, как она потрясенно втянула в себя воздух. Ладони стало прохладно. Финеас всмотрелся в блеск ее глаз и увидел, как они широко распахнулись в страхе и удивлении. А вот теперь пусть как следует вглядится в его гневное лицо.
Изабель застонала. Этот звук Финеас узнал, и он отозвался прямо у него в промежности. Финеас почти лежал на ней, своим весом прижимая ее к постели, и слишком остро ощущал все мягкие изгибы ее тела, вдавливая Изабель в матрац.
Пришлось приподняться, пока он не забыл, зачем пришел. Теперь он удерживал ее одной рукой за плечи, а другой зажимал рот, но даже такой слабый контакт вызывал в нем томление.
— Я хочу услышать ваши объяснения, графиня, но если вы закричите, когда я уберу руку с вашего рта, мне придется отвезти вас в другое место, где можно шуметь сколько угодно. Вы меня поняли?
Изабель кивнула резко и испуганно, точнее, просто дернула головой, потому что он продолжал крепко ее удерживать, и положила ладонь ему на руку осторожным, умоляющим движением — или робкой лаской.
— Я сейчас зажгу свечу. Хочу видеть вас без маски и притворства. Хочу смотреть вам в глаза, когда вы будете объяснять, почему все эти недели лгали мне.
