Он выпрямился, отстраняясь от микроскопа. В одной руке очки, в другой — ручка.
— Входите-входите.
Если преимущество моего кабинета заключалось в виде из окна, у Пелетье был простор. Он пересек свое царство и указал мне на стулья у письменного стола. Перед ними стоял еще один маленький столик.
Засунув руку в карман лабораторного халата, Пелетье извлек пачку «Морье» и протянул ее мне. Я покачала головой. Это повторялось в сотый раз. Ему было прекрасно известно, что я не курю, но он всегда считал своим долгом предложить мне сигарету. Наверное, тоже любил свои привычки, как Клодель.
— Чем могу быть полезным?
— Меня заинтересовало одно дело. Вскрытием занимались в девяностом году вы.
Он закурил.
— Это было так давно, моя дорогая! Я, наверное, ничего уже не помню о том вскрытии. Иногда я забываю собственный адрес. — Лицо Пелетье приняло заговорщическое выражение. — Я всегда записываю его на спичечных коробках, — прошептал он, чуть подавшись вперед и прикрыв рот ладонью. — На всякий случай.
Мы оба рассмеялись.
— Доктор Пелетье, я уверена, что вы помните все, о чем хотите помнить.
Он с невинным видом пожал плечами и покачал головой.
— В любом случае, я принесла с собой документы. — Я раскрыла папку. — Согласно полицейскому отчету труп был найден в спортивной сумке за автовокзалом «Вояжер». Какой-то прохожий приоткрыл сумку, надеясь по ее содержимому разыскать владельца.
— Какой честный!
— Ему не понравился запах, который тут же ударил в нос. По его словам… — Я разыскала соответствующий кусок в отчете, чтобы зачитать дословно. — «Из сумки повеяло духом Сатаны, этот дух мгновенно обволок мою душу». Конец цитаты.
— Поэт. Мне понравилось, — произнес Пелетье. — Интересно, как бы этот парень высказался, если бы увидел мои шорты?
Я не обратила на его шутку внимания.
— Он отнес сумку диспетчеру, а тот вызвал полицию. В сумке обнаружено разрезанное на части и завернутое в скатерть человеческое тело.
— А, да. Помню, — сказал Пелетье, указывая на меня желтоватым пальцем. — Ужасно. Безумно. — Его лицо перекосилось. — Дело терминальной обезьяны.
— Значит, я правильно поняла то, что написано в вашем отчете?
Он вопросительно поднял брови.
— Это и вправду была обезьяна?
— Капуцин, — мрачно кивнул Пелетье.
— Почему же ею занималась лаборатория?
— Она была мертвой.
— Ага. — Комедия. — Но коронер-то тут при чем?
Наверное, он увидел что-то особенное в выражении моих глаз, потому что ответил вполне серьезно:
— Кто-то содрал с обезьяны шкуру и разрезал тело на части. Копы подумали, что это недоношенный человеческий плод или новорожденный ребенок, вот и прислали содержимое сумки к нам.
— Вы не обнаружили тогда ничего странного?
Я сама не понимала, что хочу услышать.
— Не-а. Обыкновенная разрезанная обезьяна.
Уголки его губ дрогнули.
Я знала, что задаю тупые вопросы.
— В том, каким образом обезьяну разрезали, вам ничего не показалось необычным?
— Нет. Обезьян всегда расчленяют одинаково.
Разговор постоянно сводился к шуткам.
— А кому принадлежал капуцин, удалось узнать?
— Да. В газете появилась заметка, и вскоре нам позвонил какой-то тип из университета. Биолог, зоолог или что-то в этом роде. Англофон. А, вот еще что!
Он прошел к столу, выдвинул один из ящиков, порылся в нем, достал стопку визиток, связанных резинкой, вытащил одну из них и протянул мне:
— Вот этот парень. Я видел его, когда он приходил для опознания погибшей.
Я прочла надпись на карточке: «Паркер Т. Бейли, доктор философии, доктор биологических наук, профессор. Монреаль ский университет, провинция Квебек». Ниже были указаны номера телефонов, факсов, электронный и обычный адреса.
— И как же все это произошло?
— Этот джентльмен содержит обезьян в университете для проведения каких-то исследований. В один прекрасный день он, как обычно, явился на работу и обнаружил, что одной подопытной не хватает.
— Ее украли?
— Украли? Освободили? Или она сама сбежала? Кто же вам ответит? Может, обезьяна решила сходить в самоволку.
По-французски последнее слово прозвучало странно.
— Значит, этот человек прочел о найденном трупе обезьяны и позвонил?
— Так точно.
— И куда ее дели?
— Обезьяну?
Я кивнула.
— Мы отдали ее… — Он махнул рукой, указывая на визитку.
— Доктору Бейли, — подсказала я.
— Именно. Других родственников у нее не оказалось. По крайней мере, в Квебеке.
— Ясно.
Я еще раз посмотрела на карточку.
«Она тебе абсолютно ни к чему», — заявил мне голос разума.
— А можно мне оставить визитку у себя? — спросила я неожиданно для самой себя.
— Конечно.
— И еще один вопрос: почему вы назвали это дело «делом терминальной обезьяны»?
— Потому что она была именно такой, — ответил Пелетье удивленно.
— Какой?
— Терминальной. Ее ведь нашли на вокзале — конечном пункте автобусных маршрутов.
— М-да.
Оставшуюся часть рабочего дня я посвятила работе с четырьмя основными папками и заполнению таблицы. Внесла в нее данные о цвете волос. Глаз. Кожи. О росте. Религии. А также имена. Даты. Места. Знаки зодиака. То есть все, что только смогла. Я планировала заняться анализом таблицы позднее, однако не оставляла надежды на то, что какая-то взаимосвязь между убийствами вырисуется сама собой. Быть может, я засела за таблицу потому, что нуждалась в переключении на какую-то механическую работу, подобную составлению картинки-загадки, то есть пазла. Наверное, подсознательно хотела создать себе иллюзию продвижения вперед.
В шестнадцать пятнадцать я еще раз набрала номер Райана. На месте его не оказалось, но оператор сказала, что он приходил, и с неохотой стала его разыскивать. Ожидая, я раскрыла папку с делом об обезьяне и достала из конверта две стопки фотографий — первая состояла из снимков полароидом, вторая — из обычных цветных фото формата пять на семь. Оператор вернулась к трубке и сообщила, что не нашла Райана ни по одному из телефонов, по которым позвонила. Я попросила ее сходить на кухню и взглянуть, не там ли он.
Я принялась рассматривать снимки, сделанные полароидом. Красно-черная нейлоновая сумка, доставленная в морг. Закрытая на молнию. Открытая. С откинутым верхом и просматривающимся узлом внутри. На следующих нескольких фотографиях узел изображен уже на столе для вскрытия — сначала завязанный, потом развязанный. Остальные полдюжины кадров были посвящены непосредственно частям тела. Действительно небольшие, они могли быть приняты за плод ребенка. Плоть на них сильно разложилась, почернела и покрылась какими-то пятнами, напоминавшими испортившуюся тапиоку. Я распознала голову, туловище и конечности. Деталей рассмотреть не смогла: снимки были сделаны с приличного расстояния. Попыталась повертеть их, надеясь под другим углом увидеть что-то еще, но это не помогло.
Оператор, разыскивавшая Райана, вернулась и уверенным голосом заявила, что его нигде нет и что мне лучше позвонить ему завтра. Не дав ей возможности вылить на меня поток заготовленных ею доводов, я оставила для Райана еще одно сообщение и положила трубку.
На обычных снимках формата пять на семь труп был запечатлен уже после очистки. На них я увидела множество деталей, не уловленных полароидом. С тела обезьяны сняли шкуру и разрезали его на части. Фотограф, возможно Дени, разложил эти части в анатомическом порядке и по очереди заснял.
Рассматривая фотографии, я не могла отделаться от ощу щения, что смотрю на изображение тушки кролика, приготовленной для тушения. В картину не вписывался только пятый снимок — на нем я увидела маленькую руку с пятью пальчиками.
На двух последних фотографиях была голова. Без кожи и шерсти она смотрелась по-первобытному, напоминая беззащитный эмбрион, отделенный от пуповины матери. По размерам череп был не больше мандарина. Хотя его лицевая часть выглядела человекообразно, для того чтобы определить, что он принадлежал не человеку, консультации Джейна Гудала не требовалось. Я сосчитала зубы. По три малых коренных зуба в каждой четверти челюсти. Терминальная обезьяна приехала в Квебек из Южной Америки.
«Это всего лишь обезьяна», — сказала себе я, возвращая фотографии в конверт.
Время от времени нам привозили останки разных животных, принимая их за человеческие. Ободранные, отрубленные и выброшенные охотниками лапы медведя, кости коз и свиней, зарезанных на мясо, лишние части их туш, выкинутые на улицу и полусгнившие, выуженные из рек изуродованные трупы кошек и собак.
Почему случай с обезьяной сосредоточил на себе столько моего внимания? Я еще раз достала фотографии пять на семь и взглянула на них. Что здесь странного? Кто-то разрезал обезьяну. Может, ради удовлетворения каких-то ненормальных потребностей, а может, студент готовился к экзамену.
