плавающее обоснование этого соглашения. Овцы и другие одомашненные животные на самом деле значительно глупее своих диких сородичей - потому что они могут быть такими. Их мозг меньше (относительно размера и веса тела), и это объясняется не только тем, что их разводили ради мышечной массы (мяса). Поскольку и одомашненные животные, и их хозяева пережили огромный демографический взрыв (с менее чем 1 процента биомассы наземных позвоночных десять тысяч лет назад до более чем 98 процентов сегодня - см. приложение B), нет никаких сомнений в том, что этот симбиоз был мутуалистическим, способствующим улучшению здоровья обеих сторон.
Сейчас я хочу предположить, что, наряду с одомашниванием животных и растений, происходил постепенный процесс, в ходе которого дикие (самоподдерживающиеся) мемы народной религии становились все более одомашненными. У них появились управители. Мемы, которым посчастливилось иметь управителей - людей, которые будут усердно работать и использовать свой интеллект, чтобы способствовать их распространению и защищать от врагов, - освобождаются от большей части бремени поддержания своей собственной родословной. В крайнем случае, им больше не нужно быть особенно запоминающимися или вообще апеллировать к нашим чувственным инстинктам. Например, мемы таблицы умножения, не говоря уже о мемах исчисления, вряд ли радуют толпу, и все же они должным образом распространяются трудолюбивыми учителями - пастухами мемов, в чьи обязанности входит поддержание прочности этих линий. Иными словами, дикие мемы языка и народной религии подобны крысам и белкам, голубям и вирусам простуды - они великолепно приспособлены к тому, чтобы жить с нами и эксплуатировать нас, нравится нам это или нет. Доместики - в отличие от них, оседлые мемы зависят от помощи людей-хранителей.
Люди изучали свои религиозные практики и институты почти столько же времени, сколько они совершенствовали свои сельскохозяйственные практики и институты, и у всех этих рефлексирующих исследователей были свои планы - индивидуальные или общие представления о том, что ценно и почему. Кто-то был мудрым, а кто-то глупым, кто-то широко информированным, а кто-то наивным, кто-то чистым и святым, а кто-то продажным и порочным. Гипотезу Джареда Даймонда о практически исчерпывающем поиске нашими предками одомашненных видов в своих окрестностях (о чем говорится в главе 5) можно расширить. Любопытные практики также обнаружат все добрые приемы, которые находятся в ближайших окрестностях в пространстве дизайна возможных религий. Даймонд рассматривает переход от групп из менее чем ста человек к племенам из сотен, вождествам из тысяч и государствам из более чем пятидесяти тысяч человек как неумолимое шествие "от эгалитаризма к клептократии", правительству воров. Говоря о вождествах, он замечает:
В лучшем случае они приносят пользу, предоставляя дорогостоящие услуги, которые невозможно заказать на индивидуальной основе. В худшем - они бессовестно функционируют как клептократии, передавая чистые богатства от простолюдинов к высшим классам..... Почему простолюдины терпят передачу плодов своего тяжелого труда клептократам? Этот вопрос, заданный политическими теоретиками от Платона до Маркса, вновь поднимается избирателями на каждых современных выборах. [1997, p. 276]
Он предлагает четыре способа, с помощью которых клептократы пытались сохранить свою власть: (1) разоружить население и вооружить элиту, (2) сделать массы счастливыми, перераспределив большую часть получаемой дани, (3) использовать монополию на силу для обеспечения счастья, поддерживая общественный порядок и сдерживая насилие, или (4) создать идеологию или религию, оправдывающую клептократию (с. 277).
Как религия может поддерживать клептократию? Альянс между политическим лидером и жрецами, конечно, в котором, прежде всего, лидер объявляется божественным, или происходящим от богов, или, как выражается Даймонд, по крайней мере, имеющим "горячую линию с богами".
Помимо оправдания передачи богатства клептократам, институционализированная религия приносит централизованным обществам еще два важных преимущества. Во-первых, общая идеология или религия помогает решить проблему того, как не связанные друг с другом люди могут жить вместе, не убивая друг друга, обеспечивая им связь, не основанную на родстве. Во-вторых, она дает людям мотив, отличный от генетической корысти, жертвовать своими жизнями ради других. За счет нескольких членов общества, которые погибают в бою в качестве солдат, все общество становится гораздо более эффективным в завоевании других обществ или сопротивлении нападениям, [p. 278]
Поэтому мы видим, как одни и те же устройства изобретаются снова и снова, практически в каждой религии, а также во многих нерелигиозных организациях. Сегодня все это не ново - как сказал лорд Актон более века назад: "Любая власть имеет тенденцию к развращению; абсолютная власть развращает абсолютно", - но это было ново когда-то давно, когда наши предки только начинали изучать возможности изменения дизайна наших самых мощных институтов.
Например, признание низшего статуса невидимого бога - хитрая уловка, независимо от того, осознают ли ее те, кто на нее натыкается. Те, кто полагается на нее, будут процветать, осознанно или нет. Как известно каждому подчиненному, его приказы становятся более эффективными, чем могли бы быть в противном случае, если сопровождать их угрозой рассказать о неповиновении большему начальнику. (Вариации этой уловки хорошо известны мафиози, продавцам подержанных автомобилей и т. д.) - "Я сам не имею права делать такое предложение, поэтому мне придется посоветоваться со своим боссом. Извините, я на минутку").
Это помогает объяснить то, что в остальном остается загадкой. Любой диктатор зависит от верности своих подчиненных - в том простом смысле, что двое или трое из них могут легко одолеть его (он не может всю жизнь ходить с кинжалом наготове).
Вложить в их головы страх перед высшими силами - очень хороший ход. Несомненно, между главным жрецом и королем часто существует негласное согласие - каждый из них нуждается в другом для своей власти, а вместе им нужны боги, стоящие выше. Уолтер Буркерт особенно макиавеллистски рассказывает о том, как эта стратагема привела к появлению института ритуального восхваления, и отмечает некоторые полезные сложности: Силой своей словесной компетентности [жрец] не только поднимается на более высокий уровень в воображении, но и добивается изменения структуры внимания: именно вышестоящего заставляют внимать хвалебной песне или речи нижестоящего. Похвала - это признанная форма шума в присутствии начальства; в хорошо структурированной форме она превращается в музыку. Хвала возносится к высотам, как фимиам. Таким образом, напряжение между высшими и низшими одновременно и подчеркивается, и ослабляется, поскольку низший устанавливает свое место в системе, которую он категорически принимает" [1996, с. 91]. [1996, p. 91]
Боги настигнут вас, если вы попытаетесь перечить кому-то из нас". Мы уже отмечали роль ритуалов, как индивидуальных репетиций, так и унисонных сеансов поглощения ошибок, в повышении верности меметической передачи, и отмечали, что их соблюдение обеспечивается тем, что неучастие в них так или иначе дорого обходится.
