Случайно прикоснувшись к нему, она испытала странный дискомфорт отторжения, похожий на удар электрическим током. Ей приходилось слышать о таком: при исследовании воздействия на живые организмы ее собственного «отсутствующего» биополя, биоэнергетики описывали этот эффект вплоть до болезненных ощущений у испытуемых. Сова с этим ничего поделать не могла. Сколько раз ей приходилось наблюдать, как при случайном прикосновении к ней посторонний человек вдруг резко отдергивал руку. На близких людей ее организм так никогда не действовал, за что она была ему благодарна.
Симаргл слегка отстранился, освобождая Сове дополнительное пространство в тесной кабине лифта. Хотел что-то сказать, но передумал. Лифт мягко притормозил. Створки разошлись. Перед Совой лежал уходящий в темноту туннель и обтекаемая кабина-капсула с открытой дверцей.
– Этот путь ведет прямо во дворец, – пояснил Симаргл, подавая Сове руку, чтобы помочь забраться в капсулу. – Учтите, я раскрываю вам один из секретных способов проникнуть в мою резиденцию.
Сова смотрела на его руку в белой перчатке, не решаясь повторить опыт с прикосновением. Он проследил за ее взглядом и нетерпеливо встряхнул кистью:
– Не бойтесь. Я умею это контролировать.
Сова осторожно оперлась на его руку.
– А я – нет, – призналась она.
– Я знаю, – сообщил Симаргл. – От вас тоже здорово шарахает.
– Вы потому всегда носите перчатки – для самоконтроля?
– Нет, конечно! – Он рассмеялся. – Перчатки я ношу в силу давней привычки не облегчать жизнь следственным органам и не оставлять отпечатков. Ну и в качестве обязательного облачения верховного жреца церкви Тонатоса, дабы не пачкать руки, поддерживающие горение священного огня, прикосновением к посторонним предметам. Правда, по канону мне еще положено закрывать лицо, чтобы не осквернять огонь своим дыханием, но мне этот канон не нравился, поэтому я решил, что мое дыхание священно само по себе.
Сова улыбалась. Общение с лордом Тонатоса доставляло ей истинное удовольствие: можно было не заботиться о соблюдении пристойности в суждениях. Его здоровый цинизм прощал нарушение любых правил. Пожалуй, только сейчас она осознала, как надоели ей дисциплинированная сдержанность Ордена, покорное законопослушание Земли, вырождающийся снобизм Киферона. При всей опасности находиться рядом с Симарглом, при всей непредсказуемости его поведения и неизвестности его прошлого, наблюдать за ним было интересно и поучительно. В отличие от Магистра, чье суровое и требовательное учительство Сова постоянно ощущала на своей шкуре, Симаргл делился информацией насмешливо и легко, без возложения на плечи слушателя того груза ответственности, от которого ей не удавалось избавиться в Ордене.
Сове предстояло провести на Тонатосе пару-тройку дней. Магистр осторожничал, и потому не могло быть и речи о компрометации Ордена участием в переговорах с отверженным и осужденным на изоляцию Тонатосом. Но тайно начатый еще несколько месяцев назад диалог на высшем уровне дошел до той стадии, когда высказываемые с двух сторон противоречащие друг другу требования желательно было хотя бы частично уложить в прокрустово ложе общих целей. А общие цели, как ни странно, все-таки были. Тонатос волею лорда Симаргла настаивал на прекращении экономической блокады в обмен на безопасность космических торговых трасс и готов был ради этого поступиться главным своим козырем: пиратством. Спокойствие региона устроило бы всех, но Орден, верный идеалам федеративного правопорядка, требовал большего: допустить на планету международных наблюдателей и силы федеральной полиции, свернуть оборонную программу Тонатоса и сократить стратегические вооружения, провести внутриполитические реформы и изменить архаичную форму государственного правления. С двумя первыми пунктами Симаргл был категорически не согласен, а третий готов был рассматривать не раньше, чем через десяток лет – при условии снятия блокады.
До поездки на Тонатос Сова поддерживала контакты лишь с Хеленом Хейндрике – неофициальным советником Симаргла по внешнеполитическим вопросам. Но не удовлетворенный результатами переговоров Симаргл потребовал связного к себе, как всегда пообещав посланнику дипломатическую неприкосновенность. Сова догадывалась, что своей ролью связного она целиком обязана ему: будь у Магистра возможность заменить ее более достойной кандидатурой, он не преминул бы это сделать. Но Симаргл честно платил долг за спасение его жизни на Кифероне – именно Сову он требовал в качестве посланника. Именно ей он разрешал прибыть в свою столицу. Именно ее он лично вышел встречать к самому причалу. Это льстило ее самолюбию.
Однако в планы Совы никак не входило оказаться под круглосуточным наблюдением диктатора в четырех стенах дворца. Если ей не удастся установить контакт с резидентом, агентура Ордена на длительное время останется без ментальной связи. Она предполагала, что ее видимая работа ограничится передачей предложений Магистра и получением некоторое время спустя ответов Симаргла. Переговоры шли довольно вяло, решению любого вопроса предшествовали длительные раздумья, лишь изредка завершавшиеся уступками на грани принуждения. При таком режиме общения сторон круглосуточной занятости от связного не требовалось. Сова рассчитывала, что у нее будет вдоволь свободного времени, которым она была намерена распорядиться самостоятельно, так как роль посланника была не единственным заданием Магистра. Орден собирал информацию о властных структурах Тонатоса, об армии и вооружении, об оппозиции – то есть практически обо всем, что могло, так или иначе, пригодиться. Для чего? Об этом Сова могла только догадываться.
И она догадывалась: под прикрытием переговоров Магистр тянул время и готовил суверенному Тонатосу будущее в составе Федерации. Иных целей у Ордена быть не могло. Способы же попадания в федеративный рай не отличались большим разнообразием: мятежную планету ожидало либо военное вторжение, либо государственный переворот. И для того, и для другого нужно было проделать большую работу по сбору и анализу разведданных. Это занимало, как правило, несколько лет. Так что Сова не слишком переживала: у нее впереди будет достаточно времени, чтобы насладиться общением с диктатором, как для пользы дела, так и для собственного удовольствия.
Подземный тоннель заканчивался прямо под Ночным кабинетом. Впрочем, по ходу движения Сова успела насчитать около пяти боковых ответвлений. Шестиместная капсула наверняка знавала не одного пассажира и не один маршрут под землей.
Восстановленный после попадания ракеты Ночной кабинет потерял свою главную достопримечательность – правую руку хозяина, и эта утрата печальным образом отразилась на интерьере: ниша напротив стола пустовала. Сова огляделась и поняла, что теперь в комнате абсолютно не на что с удовольствием посмотреть.
– Да, леди. – Симаргл перехватил ее взгляд, брошенный туда, где ранее в прозрачном кристалле покоилось странное украшение. – Я тоже сожалею о ней и пока еще не нашел замену.
– Не сомневаюсь, вы подберете достойного преемника. – Сова хихикнула. – Например, ногу.
– Конечно, рабочий кабинет – это личное обиталище, и здесь не должно быть ничего постороннего, – серьезно согласился он. – Я понимаю, что вы не имели в виду чужую ногу, а со своей я пока не готов расстаться.
– Ну, зачем же так кровожадно? – примирительно улыбнулась Сова. – Я имела в виду лишь копию.
– «Копия» – деликатное наименование фальшивки. Я предпочитаю иметь дело с оригиналами. Но мне не хотелось бы повторяться. На Земле стены увешивают картинами, Киферон предпочитает ковры и гобелены. Как обстоят дела в Ордене?
– В Ордене парадная стена любого родового гнезда – это склад вооружений. В вашей нише отлично бы смотрелся какой-нибудь ржавый меч.
– Например ваш?
Сова покачала головой:
– Я не готова вам его подарить.
– Всему свое время, – заметил Симаргл. – Но, к сожалению, и это не оригинально. У меня уже есть музей, где я, помимо всего прочего, храню оружие воинов, убитых на арене. Многие выжившие победители почитают за честь преподнести мне побывавшие в деле клинки.
– Я бы не удивилась, узнав, что вместе с клинками вы храните и скелеты владельцев. Надеюсь, в этот раз ваш выбор будет более оптимистичен, чем в предыдущие. Хранение мощей никогда не представлялось мне жизнеутверждающим занятием. Слишком напоминает о бренности земного существования.
Симаргл рассмеялся.
– Бросьте, леди! Уж вам-то рука нравилась. Эстетика смерти – одна из самых впечатляющих в этом мире. Вы тоже чувствуете это, только не хотите признаться. Вам ли, как землянке, не знать, что именно ваша родина научила остальные миры самым экстравагантным способам покидать эту Вселенную. Ваши предки не прятали смерть от посторонних глаз, они обустраивали ее со вкусом и удовольствием, превращали в изысканный и поучительный ритуал. Они увековечили смерть в живописи, музыке, скульптуре. Наблюдение за последними моментами жизни издревле вызывает в человеке сильнейшее эмоциональное переживание, но именно земляне первые превратили это переживание в эстетическое наслаждение: на сцене, на арене, в кино. Смерть – красива. Вдумайтесь, как это звучит: «Красота смерти»… «Смертельная красота»…
