Сначала я разозлился на Марго: меня задело ее молчание и нежелание посвящать меня в свои проблемы. Она должна была тут же связаться со мной, как только Павлов нарисовался в кабинете ее отца. Но долго злиться на Марго у меня не вышло: у нее же нет опыта общения с неадекватами – она испугалась. Бывает. Орать на дерганую и без того потерянную девушку – идиотизм высшей степени.
Мне позвонила ее подружка, на которую запал Бусаев. Настроена она была весьма воинственно: хотела «крови Павлова» и зрелищ. Марина была скорее группой поддержки на заднем фоне.
Фраза: «я все решу», повлияла на них благотворно, и они решили немного попридержать свой праведный гнев.
Я могу сколько угодно бить морду Артуру, но Гелю это не вернет и проблему не решит: мне придется обратиться за помощью к отцу.
Делаю вдох и захожу в его новую приемную. С тех пор как он перенес основной офис в центр, я еще ни разу здесь не был. Обстановка в его стиле: современно и очень дорого. Тело обдает приятной прохладой, пахнет чистотой и свежеотпечатанной бумагой.
– Влад, здравствуйте! – Секретарь поднимается мне на встречу, поправляя строгую юбку. – Проходите, у Дмитрия Николаевича как раз встреча отменилась. Я сообщу о вашем приходе. Вам кофе? Черный, без сахара?
– Ничего не нужно, спасибо. – Киваю в знак благодарности: приятная она женщина. Уже пятнадцать лет у отца работает, стала для него больше, чем правая рука.
Отец сидит за большим столом, обложившись бумагами. Белая рубашка закатана до локтей. На левой руке – серебряный браслет часов. В кабинете ненавязчиво пахнет его туалетной водой. Запах детства: он не изменяет этому аромату уже лет двадцать.
– Здравствуй, Влад, – Отец поднимает на меня глаза. С облегчением отмечаю в них отсутствие безнадеги, что была в его взгляде на кладбище.
Он выглядит сильным, собранным, но уставшим. Он трудоголик, каких поискать. Раньше они с мамой из-за этого ругались. Она говорила, что ему нужно отдыхать и высыпаться.
– Здравствуй… пап.
Он откидывается на кожаную спинку кресла и внимательно осматривает меня. В груди что-то тянет. Я, оказывается, скучал по нему. У папы яркие, синие глаза. Когда он злится, они становятся очень темными. На лбу и у губ несколько глубоких заломов.
– Мне нужна твоя помощь.
– Конечно, я всегда готов тебе помочь. Ты же знаешь.
Я не выдерживаю и громко хмыкаю.
– Странно слышать это от человека, который самоликвидировался из моей жизни.
Вычеркнул.
Отец вздергивает брови.
– По-моему, это ты не горел желанием общаться. На звонки через раз отвечаешь, ни на один праздник не приехал, юбилей бренда тоже проигнорировал.
Эйфория от признания Марго стремительно утекает, как песок в часах. Боль и обида больно жгут в груди.
– А зачем мне лишний раз мозолить тебе глаза, пап? Это же я виноват, что Геля погибла… – голос резко садится, и я захожусь кашлем.
Отец придвигает ко мне высокий стакан с пузырящейся минералкой. Делаю жадный глоток и с трудом поднимаю на него глаза. Выражение его лица что-то ломает во мне.
– Я никогда не винил тебя. И Наташа тоже. Откуда такие мысли, Влад? – Его голос звучит ровно, но я чувствую, что эта тема тоже причиняет ему боль. Просто в силу профессии он научился держать лицо. – Та трагедия нас изменила. Мы не могли больше быть вместе: напоминали друг другу о том, что случилось. Каждый из нас винил себя.
– А я?
– А ты был подростком, Влад, и у тебя случился нервный срыв. Я боялся тогда сказать что-то не так и спровоцировать обострение. Я ведь не специалист. Не умею говорить. Я считал, что мои поступки говорят сами за себя: учеба за границей, покупка квартиры, отдых, машина. Мы с Наташей всегда хотели дать вам все самое лучшее.
Сжимаю кулаки под столом.
– Я думал, ты откупаешься от меня.
Отец хмыкает так же, как я только что.
– Это не так. Давай теперь к делу. Что ты хотел?
– Мне нужно что-то на Павлова.
Отец встает и убирает руки в карманы брюк.
– Что-то – это что?
– Что-то, чем я смогу прижать его.
– Что у вас с ним случилось, Влад?
– Я могу не отвечать на этот вопрос?
Отец подходит к панорамному окну.
– Ты же знаешь отца Павлова? Он мстительный, как черт. Мне бы не хотелось иметь такого врага. Мы с ним пять лет назад с трудом договорились: он шумихи не хотел.
– До этого не дойдет.
Отец вздыхает и снова садится за стол.
– Я буду надеяться на твое благоразумие, Влад. Андрей пришлет тебе сегодня всю информацию… всю необходимую информацию. Я позабочусь об этом.
– Спасибо. – Я поднимаюсь.
– Я люблю тебя, сын. Ты всегда можешь на меня положиться.
Я замираю. Наши взгляды пересекаются. Мне больно от мысли, что мы закрылись, расползлись по своим норам, чтобы в одиночестве пережить нашу общую потерю.
– У меня теперь есть девушка. Ее зовут Маргарита.
Он улыбается, совсем как в наше счастливое время, и снова откидывается на спинку кресла.
– Познакомишь?
Я киваю, ощущая облегчение и еще что-то, чему не могу найти объяснение.
– А еще, летом я поеду к маме в Гамбург. – Кто-то ведь должен сделать первый шаг. Я хочу быть уверенным, что сделал все, что от меня зависело. Ожидаю его возражений, но отец не спорит.
– Денег не дам. Пусть ее Ганц заграничный спонсирует.
– Пока, пап, – улыбаюсь и выхожу из кабинета.
Я обязательно приеду к отцу вместе с Марго. И на Новый год приеду. И на Рождество.
Вечером мне приходит письмо с файлом от папиного начальника безопасности. Я листаю документ, пока не натыкаюсь на факт, который кажется мне любопытным.
Так, у Марго есть время до завтра, чтобы бросить меня. Но зачем откладывать до завтра? Прямо сейчас прокачусь к Павлову.
39
После возвращения Павлов поселился в гостинице, что еще раз подтверждает мою версию – отчий дом ему не мил.
В фойе никого, кроме портье: время близится к одиннадцати.
Девушка в форменном пиджаке приосанивается при виде меня и, оценив мой внешний вид, профессионально улыбается. Сначала она отказывается назвать мне номер Павлова, но позже все-таки сдается и, озираясь на камеры, пропускает меня.
Мягкая ковровая дорожка на этаже заглушает звук моих шагов. Павлов плевать хотел на время: в его номере орет тяжелый рок. Видно, у его соседей крепкий сон или стальные нервы. Стучу в дверь – толку ноль. Перехожу на грохот и дверь, наконец, распахивается. Павлов видит меня, и его губы растягиваются в мерзкой улыбочке.
– Ай-я-й, Марго – плохая девочка. Побежала жаловаться к Владику.
Давлю в себе желание врезать ему.
– Рот закрой, – отталкиваю его и захожу в номер.
Музыка шарашит по вискам.
Павлов, естественно, выбрал огромный люкс. Двухкомнатный – для себя и своего больного эго.
Без приглашения занимаю кресло и сцепляю пальцы в замок. Я знаю, что он уступит, но напряжение все равно берет надо мной верх. Спина деревянная. Упираюсь ногами в пол так сильно, что рискую провалиться на этаж ниже. Главное – не сорваться и не дать Павлову в морду. Меня бесит в нем все: походка, взгляд, дебильный смех.
Павлов выключает музыку щелчком пульта. Пространство оглушает тишина. Он садится на диван и закидывает ноги на стеклянный столик рядом с открытой бутылкой джина.
– Что бы ты сейчас не сказал, Владик, карьере дяди Бори конец. Коне-е-ц. Не надо было девочке бежать к тебе. Попросила бы меня хорошо, я бы не стал лезть к ее папочке.
Я молчу. В упор смотрю на него.
Павлов откидывается на спинку дивана и складывает руки за голову. Смотрит на меня с превосходством.
– А они чем-то похожи, да? Представляешь, если бы мы сейчас были с твоей сестрой вместе? Она бы мне в рот заглядывала и тапки в зубах приносила. Породнились бы с тобой со временем.
Если я сожму челюсти немного сильнее, то раскрошу себе зубы. Пора переходить к делу, пока он и Марго с грязью не успел смешать.
